Актуальный Владимир Пропп (часть I)
В этом году мне довелось провести доклад по книге В. Проппа «Исторические корни волшебной сказки». Помимо прочих вопросов, которые мне были заданны из аудитории, был вопрос - «А чем актуален этот материал сегодня?». Я, как смог, постарался, конечно, ответить на этот вопрос, но осмысливая его много позже, пришёл к выводу, что ответ этот может быть очень обширен и достоин отдельного доклада, или хотя бы подробного разбора, например в рамках статей в блоге. Начав разбираться в вопросе глубже, я понял, что не ошибся, так как повествование пришлось поделить на несколько частей. Этой статьёй я начинаю небольшой цикл статей по книге Владимира Проппа.
I.
Чем сразу привлекает и восхищает Пропп, так это ясным и абсолютно научным подходом к своей работе. Одно только введение к книге открывает бесценный метод работы в гуманитарной сфере. Окончив педагогический вуз, я, к сожалению, не был ознакомлен с подобным подходом и методом. Как ставить задачи и выводить понятия не объясняли вовсе либо делали это очень туманно, вроде как - «вы и сами это знать должны». Например, Пропп удачно выводит сложное понятие волшебной сказки, опираясь на единство её композиции. Перечислив элементы композиции волшебной сказки, Пропп отделяет её от огромной массы мифологического и фольклорного материала, что позволяет изучать сказку и как целое и как часть другого целого. В актуальности такого метода выведения понятий можно убедиться прочитав методологическое введение к учебнику «Война, объявленная герою и героизму». В нём, автор учебника, Мария Рыжова, пользуясь тем же методом, что и Пропп, выводит сложное понятие героя через образ горьковского Данко, несомненного и подлинного героя.
Чем же важно и актуально исследование Проппа в начале XXI века?
И. П. Вейнберг в книге «Человек в культуре древнего Ближнего Востока», раскрывая актуальность своего исследования, пишет: «В эпохи радикальных поворотов, коренной переоценки ценностей и глубоких потрясений всегда возрастает интерес к прошлому, когда зародились явления, преобразуемые ныне, были созданы ценности, подвергаемые пересмотру, возникли институты, которые сейчас разрушаются. Наш век, бесспорно, стал эпохой радикальных поворотов, затрагивающих такие явления и институты, как классы и государство, письменность и словесность, научные знания и этические нормы...».
Конечно, книга Вейнберга написана о периоде несколько более позднем, чем тот исторический период, в который зародилась первооснова волшебных сказок (его исследование затрагивает древний Ближний Восток примерно IV-I тысячелетий до нашей эры), но тем не менее, его выводы, вполне применимы и к культурам более ранним, обладающим специфическим мифологическим мышлением, не свойственным современному человеку.
«И в наше время рядом с наукой, одновременно с картиной явлений, раскрытой и объясненной новым естествознанием, продолжает бытовать мир представлений ребенка и первобытного человека... Он удивителен и сказочен; в этом мире между явлениями природы смело перекидываются мосты - связи, о которых иной раз наука еще не подозревает», цитирует Вейнберг С. И. Вавилова.
В этой же книге И. П. Вейнберг приводит высказывание философа М. Д. Ахундова: «Складывается впечатление, что чем выше уровень развития науки, тем глубже во времени приходится искать предтечи и основы современных представлений».
«Это парадоксальное утверждение иллюстрируется сопоставлением „сумасшедших идей“ современной физики о пространстве и времени с их восприятием в мифологических моделях мира. Подобная созвучность наблюдается также в современном искусстве: важнейшие признаки мифологического восприятия времени, такие, как цикличность, обращенность в прошлое, единство пространства - времени и др., находят выражение в творчестве ряда выдающихся художников XX в. - Т. Манна и М. Пруста, М. А. Булгакова и других. Это подводит нас к „мифологизму“ современной литературы», пишет Вейнберг.
Мифологизм современной литературы - явление парадоксальное, «соединение того, что по сути своей считалось несоединимым, формирование нового типа художественного образа, сплавляющего черты литературы и мифа». О высочайшей роли этого явления в литературе говорит хотя бы масштаб представляющих его писателей: Томас Манн, Джеймс Джойс, Франц Кафка, Джон Апдайк, Габриэль Гарсиа Маркес, Михаил Булгаков и многие другие. «Мифологизм» этих художников, конечно, нельзя считать повторением или воспроизведением древнего мифологизма. «Речь об ином - миф с его ориентацией на постоянное и стабильное в мире человека и природы, с признанием единства или по крайней мере близости человека и природы, вещи и человека, „я“ и „мы“ представляется многим современным художникам действенным средством, чтобы собрать воедино разобщенный мир, разорванное сознание, представляется островком устойчивости и стабильности в мире лихорадочного бега, мостом от частного к общему, от локального к глобальному, от индивидуального к общечеловеческому, от настоящего к прошлому и будущему».
Продолжение, часть II