Начало. Ночь. Скорая.
Продолжение моей истории... Начало здесь.
август, 2014 год.
В ночь со вторника на среду где-то в первом часу ночи я проснулась от крика моего мужа. Я спала в дочкиной комнате. Я прибежала в зал и увидела мужа, лежащего поперёк дивана, распластанным на спине. Его руки были согнуты и раскинуты в стороны, а ноги были развернуты как у лягушки. Голова его запрокинулась назад, а глаза закатились вверх.
Ужас. Шок. Оцепенение.
Я его зову:
- Милый, милый, ты меня слышишь? Что с тобой, миленький? Что случилось?
Но он только кричит и издает звуки, как если бы ему было больно. Он в не адекватном состоянии. Под ним на диване мокро - описался. Такое бывает, при потере сознания.
У меня задрожали руки... Казалось, что в комнате повисло высокое напряжение. У меня моментально обострились все каналы восприятия. Звук. Очень громкий звук шел от фильма с экрана. Боевик. Все бабахает, стреляет, люди кричат. Невыносимые звуки в этой ситуации. Я захлопываю крышку компьютера - потом выключу, сейчас просто нужна тишина - нужно быстро соображать, что делать в первую очередь. Трясущимися руками хватаю телефон, еле вспоминаю, как набрать скорую на сотовом. Хорошо, в подъезде висел листок с номера вызова срочных служб с сотового телефона. Визуальная память мгновенно выдает картинку и я набираю - 030.
- Алло, скорая? Срочно бригаду. У моего мужа, похоже, инсульт. Он кричит и находится в неадекватном состоянии, он описался.
Сама снова бросаюсь к нему. Мне хочется плакать и сжаться в комочек, забраться под одеяло, чтобы ничего не видеть и не слышать. Мне страшно: "Что такое случилось с моим мужем, что он находится в таком состоянии?" Мое сердце разрывается от сострадания и само страдает от невозможности облегчить, изменить его состояние. Мне хочется рыдать и кататься по полу, как это показывают в фильмах, но у меня такой привилегии нет - не имею права тратить время на себя и свои чувства - могу лишь отслеживать краешком сознания, замечать, что со мной происходит, чтобы потом более детально в защищенной обстановке заново перепрожить полностью все свои чувства, мысли, ощущения.
Руки трясутся, а мозг соображает четко и быстро, определяя последовательность действий так, чтобы это было рационально и сохранно для здоровья мужа. Бегом к шифоньеру - чистые трусы. Бегом к мужу. Стягиваю с него мокрые трусы, швыряю их в угол комнаты. Подкладываю под него сложенный вдвое пододеяльник, чтобы было сухо. Надеваю сухие, чистые трусы. Молнией бросаюсь в ванную - хватаю полотенце. Вытираю полотенцем его голову - лоб и волосы - все мокрое от внезапного обильного пота.
Пришел врач со скорой. Я все рассказала, как обнаружила мужа. Он задал вопросы, пил ли муж алкоголь или принимал ли какие-то лекарства, употреблял ли какие-нибудь нарко- или токсические препараты?
- Нет, же, доктор! Конечно, нет. Он три-четыре дня не выходил из квартиры. И у нас в доме ничего подобного нет.
Давление 90/40. Пока соображаем что к чему, проходит пять минут. Снова измеряем давление - 110/60. Поднимается.
Муж весь мокрый, в поту. Температуру померить не удается, под мышкой вода - градусник выскальзывает. Руку ему прижать невозможно - он находится в двигательном возбуждении. Руки его взмывают к голове, но на полпути останавливаются, теряются, как будто не знают, куда дальше двигаться.
Врач задает ему вопросы. Муж реагирует на голос, поворачивает голову в сторону звука, пытается смотреть, но его глаза не фокусируются. Он постепенно приходит чуть в лучшее состояние, но остается все еще в тяжелом.
Я его спрашиваю:
- Милый, что болит?
- Голова... все болит. Я щас сдохну! - речь не четкая.
И продолжает кричать и стонать. Мне хочется рядом с ним биться в истерике от страха, трясти руками и плакать, и ничего не решать. Хочется, но не имею права.
Врач вызывает подкрепление. Прибывает реанимационная бригада. Пытаются определить диагноз. Повторно задают вопросы. ЭКГ записать не удается, только какой-то отрывок. На пленке данных за инфаркт нет, но что-то было. Я не поняла. Давление 130/90.
Муж сидит на диване. Покачивается - неустойчив. Я подкладываю ему диванные подушки под спину и голову. Муж заваливается на правую сторону. Поочередно, то одна, то другая рука его как будто становится вялой на некоторое время, потом снова - двигательное возбуждение. Типичной картины для инсульта нет. Врачи долго решают с диагнозом, куда везти мужа.
Подозревают энцефалит головного мозга и спрашивают, не гуляли ли мы в лесу, парке, не выезжали ли за город. Нет, никуда не ездили. Я точно знаю, что это не энцефалит. Я не знаю, откуда я это знаю, но я знаю. У врачей другое мнение. Я злюсь. Тупые! Упертые! Не можете выйти за пределы своей картины. Чувствуйте! Чувствуйте! Подключайте интуицию, душу. Не смотрите только на тело, на физику. Включайте шестое чувство!
Врачи пытаются поставить мужа на ноги: его колени подгибаются и он сползает, его усаживают на диван. Тем временем он начинает реагировать на команды и отвечать на вопросы, пока еще спутано и нечетко, но уже контакт есть.
Санитар бригады приносит мягкие носилки. Врачи просят меня найти мужчину-соседа, чтобы транспортировать мужа к машине.
Бегу к соседу. Молодой парень, в трусах предстает перед врачами как на призывной комиссии. Врачи с недоумением смотрят на соседа:
- вы хотя бы штаны наденьте…
Мне становится ситуативно смешно, на секундочку, в этой нелепой и трагической ситуации.
Я в это время надеваю на мужа его халат, попутно разговариваю с ним, как с маленьким:
- Милый, ты заболел. Я на тебя надеваю халат. Пришли врачи. Сейчас мы поедем в больницу. Тебя полечат и твоя боль пройдет.
Надо сказать, что муж всегда боялся больниц и врачей. Под страхом смертной казни он ни в какую не соглашался прийти на какое-нибудь обследование или обратиться за помощью. Иногда мне уговорами, угрозами и запугиванием удавалось привести его к врачу. Еще ребенком он належался в больнице, настрадался так, что все, что связано с медициной - для него было ужас-ужас. Он даже не сопровождал меня в поликлинику с дочкой, кроме трех-четырех раз. Не мог.
И поэтому сейчас я мягко, как ребеночку всё ему объясняю простыми словами. Короткими фразами. Он и правда сейчас как ребенок. Беспомощный, растерянный, страдающий. Невыносимо больно. Невыносимо больно. Невыносимо больно! смотреть на любимого, такого родного, сильного мужчину, в его состоянии беспомощности. Это что-то неправильное, не естественное. Он озирает по сторонам. Видно что-то начинает соображать, но боль снова и снова отвлекает его и он уходит в себя.
Вчетвером - два врача, фельдшер и сосед - укладывают мужа на носилки и заходят в лифт. Носилки мягкие, из материала, похожего на кожзаменитель. Как они умещаются в лифте? - ужасаюсь я. Как там мой муж, скрючившись в три погибели в этом тесном лифте, со здоровыми мужиками, им самим там места мало.
Мужа погружают на носилки в машину. Он кричит, что ему больно и машет руками.
Врач вводит ему внутривенно какое-то лекарство. Я продолжаю для мужа озвучивать все, что с ним происходит, все, что ним делают. Это удивительно, но муж слышит меня и понимает.
В какой-то момент он мне говорит:
- Отпусти меня, не держи, отпусти меня, - и переходит на крик. На истеричный крик: Аа-а!
Я думаю, что он имеет в виду? В каком смысле его отпустить? Отпустить его в мир иной? Он об этом?
Или отпустить - не держать его за руки? Одна рука его была привязана к носилкам, чтобы он не мешал врачу делать укол и чтобы сам себе не повредил, совершая хаотичные движения. На другой его руке я прижимала ватку после инъекции, и давала свободно ему совершать этой рукой любые движения, двигаясь вместе с ним. Как скороговорку прочитываю про себя "Отче наш" и молю Господа о муже.
Наконец мы приезжаем в больницу. В приемном покое опять же решают, что делать с мужем.
Решают оставить. Тут же выясняется, что томограф в больнице сломан. Врачи обсуждают, почему им (на скорую) об этом не передали по смене, чтобы мужа можно было отвезти/завезти в ту больницу, где томограф работает.
Я краешком сознания отмечаю, что можно было бы погрузить мужа обратно в машину и отвезти в ту больницу, чтобы посмотреть его голову и определить причину его состояния. Но я почему-то молчу и не могу сказать врачам: "А почему вы его решаете оставить? Как вы собираетесь его лечить? А ну-ка поехали на томографию!!!"
Я ничего подобного не сказала, и потом я несколько раз возвращалась к этому моменту. Если бы я так сказала, и мы повезли бы мужа на томографию - изменило бы это что-нибудь в его истории жизни и смерти? Почему у меня не было сил открыть рот и сказать? (Как выяснилось позже, его в таком состоянии опасно было возить туда-сюда).
Я сама была в шоке. Я не была в том состоянии, чтобы что-то требовать и на чем-то настаивать. Я была испугана и растерянна. Я боялась за мужа, и это отняло у меня всё силы. Единственное, что я могла делать в тот момент - это всем сердцем взывать к Господу, чтобы он всем управил. Чтобы он дал врачам разумности поставить правильный диагноз. Чтобы мужу стало легче, и он перестал страдать. Чтобы он поскорее поправился и выздоровел. Я мысленно перебирала, ЧТО я могу предложить Богу, какую аскезу, какой обет, чтобы он сохранил мужа живым? До этого я подумывала о разводе, далее я об напишу. И я сказала, что я никуда не уйду от мужа, и буду с ним жить все время, не зависимо от его поведения, только пусть он оставит его в живых. Я была согласна отказаться от предполагаемой более психологически комфортной жизни после развода, лишь бы муж выздоровел и ему помогли.
Муж лежит на носилках в приемном отделении. Он уже успокоился и как будто бы спит, или дремлет. Двигательное возбуждение спало. Его повезли на рентген, наверное смотреть нет ли инфаркта, т.к. луч направили на область легких и сердца.
Т.к. муж снова начал потихоньку менять свое положение, то я решила остаться с ним во время рентгена, чтобы придерживать его и дать возможность сделать четкий снимок.
На меня надели тяжелый защитный халат из свинца. В этот момент я была готова пожертвовать частью своего здоровья, лишь бы мужу это принесло выздоровление. Понимала ли я что я делала? Думаю да. На уровне инстинкта - спасти дорого человека ценой своей жизни. Возможно даже - на уровне материнского инстинкта.
После снимка мы с медсестрой повезли мужа в отделение нейрореанимации.
Поднимаемся на лифте на третий этаж: Отделении неврологии. В нос ударяет запах мочи и долго болеющих тел.
Едем. Через все отделение до конца коридора. Двери в нейрореанимацию. Они как врата, отделяющие мир живых и тех, кто на распутье. Кто-то вернется сюда, а кто-то уйдет дальше, покинув это межмирье. Все. Дальше мне уже нельзя. Я говорю "спасибо" (за что? - просто привычка) и разворачиваюсь к выходу. Замечаю, что медсестра из приемника едет с пустой каталкой обратно. Я беру другой конец каталки и помогаю ее отвезти в приемный покой. Забираю халат и сандалии мужа. Мне дают бумажку с телефоном - звонить можно в 09.00 утра и в 21.00 вечера.
Иду к выходу. Ввспоминаю, что я впопыхах не взяла сотовый. Прошу вахтера вызвать мне такси.
Я не заметила, как доехала к дому. Оплачиваю поездку, захожу домой.
Дома дочка уже навела порядок. Убрала стакан с водой, который использовали для смачивания контактов ЭКГ. Что-то еще прибрала.
Иду в зал. Сажусь на диван. Смотрю на комнату пустым взглядом. Вспоминаю только что произошедшее. Пытаюсь заново прокрутить всё и проанализировать, не было ли где ошибки? Все ли я сделала правильно? Не может ли быть непоправимых последствий?
Голова туго соображает. В ней пустота и тишина. Наверное, я еще нахожусь в шоковом состоянии, хотя действия мои адекватны. Подняла с пола мокрую простынь и трусы, закинула в машинку: нет, сейчас ничего стирать не буду - как суеверие - лучше завтра.
Снова сажусь на диван. Не могу идти спать. Как в оцепенении...
У нас с мужем был ежевечерний ритуал. Прежде чем пойти спать, мы с ним беседовали немного перед сном, могли просто посидеть вместе, обнявшись, примкнув головой и плечом друг к другу.
Вот и сейчас я стала разговаривать с ним так, как если бы он сидел здесь, рядом со мной.
Не помню, что я говорила, но вероятно сожаления о том, почему все произошло именно так, и можно ли это было предотвратить? Мне стали вспоминаться картины его образа жизни, его поведения, его действий. Постепенно картина стала вырисовываться не радужная. И я поняла, что была слепа, живя бок о бок с человеком. Я находила все новые и новые обвинения, что многое зависело от меня, что я могла предвидеть будущее и что-то изменить.
Тут же память мне подсовывала аргументы в мою защиту, что я уже делала все возможное, чтобы не допустить именно такой ситуации, которая случилась, что я не могла бы при всем желании насильно заставить мужа делать так, как ему было бы полезнее для здоровья с моей точки зрения. Потому что помимо моей воли, есть еще и его воля - принимать или не принимать мои слова, помощь и пр. Но обвинения были сильнее. И даже такое: "Вот если бы в твоем сердце было больше любви, ты смогла бы найти такие слова, что он бы встал и сделал все, чтобы не допустить подобного развития событий". Я сдалась. Я не нашла таких слов, следовательно, я не имела в своем сердце ТАКОЙ любви.
И мне не осталось больше никакого шанса оправдать себя в своих глаза, и оставалось только уповать на Бога, и смотреть на ситуацию философски. Что на все Божья Воля, и раз так случилось, значит Богу было угодно, чтобы я чего-то не заметила, и каких-то слов не нашла, что все развивалось так, как оно могло бы развиваться в таких исходных условиях, но даже это - не помогло мне оправдать себя.
Я боюсь, что могу быть виновата в том, что допустила такую ситуацию. Что я что-то не доделала, что-то сделала не так или не сделала совсем. Что в моих силах было этого не допустить. Мое «боюсь» - детское. Как будто я что-то не сделала и теперь меня должны наказать. Я виновата.
Как психолог, я понимаю, что такое самообвинение не является правильным, не является конструктивным и с этими чувствами мне следует пойти на личную терапию (что я потом и сделала). Я понимаю, что мое не приятие, что все это - может быть по Божьему промыслу, по Его Воле, - это от того, что психологическая причина моего самообвинения сейчас выше, чем мой духовный опыт. И пока я с этим не разберусь на психотерапии - от чего я так себя чувствую, я не смогу принять этой ситуации.
Вина требует наказания. Если мое чувство вины сохранится и будет расти - мое тело непременно усвоит команду и заболеет. И если вина будет ощущаться слишком большой, что искупить её можно только смертью, то возможно, что в ближайшее время я последую за мужем. Я этого не хочу, но я знаю, как работает связка психика-тело.
Я спрашиваю себя, зачем мне умереть? И сама себе отвечаю:
- Таким образом, я смогу восстановить "баланс" своей вины и справедливости.
И как только я это произношу и осознаю ЧТО я говорю, и в моих мозгах происходит просветление, я очнулась от своего же бреда и большая часть самообвинения снизилась. Я поняла, что я буду жить, но чтобы жить радостно и без вины, нужна психотерапия. И я уже знаю, к кому из своих коллег я обращусь за помощью. Но это потом - не сейчас.
В этих размышлениях я и просидела на диване до пяти утра. Потом пошла спать.
следующая часть