Семиотические идеи Фреге
Фреге о функциях языка в целом и знака в частности.
В письме к одному из своих немногочисленных доброжелательных корреспондентов - философу Динглеру - Фреге на склоне жизни писал: "Да, стремление к Истине кажется мне самой сутью моей профессии". В письме к другому своему корреспонденту - Людвигу Дармштеттеру он отмечает: "В моем понимании логики особенным было то, что я поставил в центр проблемы содержание слова "истина", а также то, что я представил мысль как нечто такое, что позволяет поставить вопрос об истинности" (Фреге 1978-79, письмо к Дармштеттеру, датируемое июлем 1919 г.). Истина - это отношение между мыслью и тем, что она отображает. Поэтому и язык его интересовал лишь как путь к мысли. При этом, следуя за Бэконом, он не считал, что язык - это нечто изначально раз и навсегда данное. Фреге исходил из того, что язык такой же инструмент как, скажем, и лопата в том смысле, что если инструмент перестал удовлетворять человека в каком-либо отношении, его нужно усовершенствовать, а если этого сделать нельзя, то нужно оставить его для тех нужд, для которых он еще годится, а для тех, для которых он непригоден, следует выбрать другой инструмент, а если такового нет, изобрести самому. "В этом отношении язык можно сравнить с рукой. Несмотря на все ее возможности, она не может быть пригодной для всех различных целей, которые может преследовать человек. Мы создаем искусственные руки, инструменты, которые мы используем для выполнения особых задач и которые работают так точно, как рука работать не может. <...> Вот и язык не может быть пригодным для выполнения всех задач, которые может поставить перед собой человек. Нам необходим цельный знак, из которого будет устранена вся его многозначность и чья строгая логическая форма не позволит его содержанию выскользнуть из него" (Frege 1962, s. 92). И еще: "В абстрактных разделах науки всякий раз ощущается недостаток средств избежать непонимания со стороны собеседника и одновременно ошибки в собственном рассуждении. И то и другое коренится в несовершенстве языка" (Frege 1962, s. 89).
У знака Фреге выделял несколько функций.
1) Мнемоническая. "Наше внимание, - писал немецкий философ, - от природы направлено вовне нас самих (чисто европейская идея! - А. Б.). Чувственные впечатления по живости преобладают над образами памяти до такой степени, что прежде всего они определяют поток наших представлений, как и поток представлений животных...Я не отрицаю, что и без знаков восприятие некоторого объекта может собрать вокруг себя определенный круг образов, хранящихся в памяти. Однако без знаков двинуться дальше мы не сможем: новые впечатления затмят эти образы и оставят их погруженными в ночи" (Frege 1962, s. 89). Эта мысль Фреге интересным образом перекликается с этимологической древнегреческой трактовкой понятия истины, данной П. А. Флоренским. "Истина, - говорит он (эллин - А.Б.) - al'e:theia ... Слово al'e:theia образовано из отрицательной частицы a’(a’privatum) и *le:thos. Последнее же слово сокоренно с глаголом l'atho:, ионическое l'e:tho: и lanth'ano: 'миную, ускользаю, остаюсь незаметным, остаюсь неизвестным'; в среднем же залоге этот глагол получает значение memoria: la:bor, упускаю памятью, для памяти (т.е. для сознания вообще), теряю, забываю. <...> Истина в понимании эллина есть al'e:theia, т.е. нечто, способное пребывать в потоке забвения, в летейских струях чувственного мира, - нечто превозмогающее время, нечто стоящее и не текущее, нечто вечно памятуемое. Истина есть вечная память какого-то Сознания, истина есть ценность, достойная вечного памятования и способная к нему.
Память хочет остановить движение, память хочет неподвижно поставить перед собою бегущее явление; память хочет загатить плотину навстречу потоку бывания" (Флоренский 1989, 17 - 19). Вот для того, чтобы удержать в памяти интересующий человека объект, и нужен, по мнению Фреге, знак.
2) Знак как аккумулятор образов, еще не получивших своего собственного способа обозначения. "Однако если мы сопоставим некоторому представлению знак, о котором будет напоминать нам восприятие, мы тем самым создадим новый надежный центр, вокруг которого будут собираться представления, Из этих представлений мы вновь выберем какое-нибудь одно, чтобы сопоставить ему знак" (Frege 1962, s. 89).
3) Знак как инструмент для построения сложных конструкций мысли, для глубокого проникновения в суть объекта, в суть проблемы. "Таким образом, шаг за шагом проникаем мы во внутренний мир наших представлений и двигаемся к объекту нашего внимания, в то время как чувственная сторона знака нужна нам лишь для того, чтобы освободиться от его власти и произвола. Знаки для мышления имеют то же значение, что для парусного судовождения - открытие возможности использовать ветер для плавания против ветра" (Frege 1962, s. 89 - 90).
4) Знак как инструмент для построения абстракций, для классификации объектов и явлений для того, чтобы невидимое стало явным. "Без знака нам было бы довольно трудно подняться до понятийного мышления. Тем, что мы одним и тем же знаком обозначаем хотя и различные, но сходные вещи, мы уже обозначаем не отдельную вещь, а то, что составляет общую черту этих вещей - понятие. Достигается же это с помощью обозначения. Ибо поскольку понятие нельзя увидеть, оно нуждается в наглядном представительстве. Таким образом, наблюдаемое открывает для нас мир ненаблюдаемого"(Frege 1962, s. 90).
Однако, рассуждает далее Фреге, нужно видеть и недостатки знака. В частности его многозначность, многофункциональность, не позволяющая в точных науках вполне на него положиться. И так же, как мы, не доверяя руке, создаем искусственные инструменты, заменяющие ее там, где возможности ее оказываются ограниченными, мы должны не доверяя знакам естественного языка, построить искусственные знаки и знаковые системы, лишенные недостатков естественно-языкового знака. Для того, чтобы суметь это сделать, мы должны тщательно изучить свойства естественно-языковых знаков, изучить их достоинства и недостатки, чтобы построить потом жесткую ментальную конструкцию, чья строгая логическая форма не позволила бы выскользнуть из себя содержанию.