ЧАСТЬ 2.1.1. УСАДЬБЫ НА РЕКЕ УСМАНИ. АЛЕКСЕЕВСКОЕ (РЕПНОЕ) ©Текст, соврем. фото П.А. Попова
-------------------------------------------------------------------------------
П.А. ПОПОВ,
кандидат исторических наук, член Союза писателей России,
доцент факультета архитектуры и градостроительства ВГТУ (ВГАСУ)
САМЫЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ УСАДЬБЫ ВОРОНЕЖСКОЙ ОБЛАСТИ
ЧАСТЬ 2.1. УСАДЬБЫ НА РЕКЕ УСМАНИ
УСАДЬБА ЛОСЕВЫХ, ШАТИЛОВЫХ, СТАЛЬ ФОН ГОЛЬШТЕЙНОВ
АЛЕКСЕЕВСКОЕ (РЕПНОЕ) (начало)
Электронная версия статьи из книги «Русские провинциальные усадьбы» (2011) [1] . Здесь добавлены необходимые уточнения, в особенности сведения о реставрации усадебного дома, которая завершилась в 2012 г., через год после подготовки статьи.
Господский дом после реставрации. Главный фасад. 2012 г.
Усманка. Вид из усадьбы. 2012г.
Усмань, теперь прозванная Усманкой, часто узка и мелка. Не то что в древности - огромная «смоченная» местность! Но за очередным плесом река течет возле леса, разливаясь довольно широко, и живописно, и уютно. Тихий, комфортный уголок для семейного отдыха и, что немаловажно, недалекий от Воронежа. Не случайно в здешней лесопарковой тишине скрывается одна из самых ценных дворянских усадеб, исключительная и в архитектурном, и в историческом отношении. Закономерно, что в советское время усадьба была превращена в дом отдыха обкома коммунистической партии. И скольких известных гостей побывало в этом чудном уголке воронежской земли в течение XVIII - XX веков - всех даже не установить!
В дореволюционное время считали, что усадьба находится в 10 верстах от города. Еще недавно, до середины 1990-х годов, она относилась к Новоусманскому району Воронежской области. Теперь она уже в черте города. Существующий здесь пансионат отдыха и лечения «Репное» носит название соседнего старинного села и вместе с этим селом присоединен к городской территории. Однако в старину усадьба вместе с крестьянскими дворами, ранее окружавшими ее, являла собой обособленное частновладельческое сельцо - Алексеевское, Лосево тож. Мы имеем дело с тем случаем, когда усадьба не была противопоставлена сельской застройке, а воспринималась как единое целое с невеликим селом, как одно имение.
Сельцо звали Алексеевским по церкви преподобного Алексия, человека Божьего. Небольшой, но очень старый и чрезвычайно выразительный храм в формах русского барокко многое значил и значит в усадебной истории. В наши дни именно с него началось возрождение усадебного ансамбля. А название «Лосево» емко напоминает о строителе церкви, навсегда увековеченном в духовной летописи края. Сегодня его фамилия дала ту необходимую отправную точку, которая позволила распутать сложную, богатую историю поместья. Основатель усадьбы принадлежал к знатному дворянскому роду Лосевых, отличившихся в Петровскую эпоху своей сопричастностью к знаменитому кораблестроению. И сам строитель храма был заметной фигурой в послепетровской середине XVIII века.
На освятительном кресте, находившемся в усадебном храме, близ иконостаса, было зафиксировано, что сей храм построен в 1763 году бригадиром Алексеем Семеновичем Лосевым, а освящен в 1764 году знаменитым епископом Тихоном (впоследствии канонизирован как святитель Тихон Задонский). Бригадир - чин выше полковника. И в гражданской службе Алексей Лосев (ок. 1818 - 1776) достаточно преуспел. Служил в Москве прокурором Судного приказа, вышел в отставку в 1760 году, возвысившись до чина статского советника [2] . Алексей Семенович был прямым предком поэта Д.В. Веневитинова (1805 - 1827), доводился ему родным прадедом. Что же касается святого Алексия - пустившегося в странствия сына богатого римлянина - то его житие было очень популярно на Руси. Посвященные ему псалмы и былины распевали русские нищие и особенно слепые старцы. Но и воронежский богатый помещик почитал свободолюбивого и боголюбивого Алексея: на том же освятительном кресте начертали, что он воздвиг церковь «в честь его ангела», «в память родителей и в оставление своих грехов».
Алексеевский храм перед реставрацией. Фото из архива Государственной инспекции историко-культурного наследия Воронежской области
Алексеевский храм во время реставрации. 2010 г.
Алексеевский храм после внешней реставрации. 2011 г.
Архитектурная композиция храмовой части может служить одним из символов сложившегося «Воронежского барокко» 1760-х - 1770-х годов: восьмерик на четверике, причем стены двухсветного четверика завершены полукружиями. Еще одна изюминка воронежской школы барокко -импозантные наличники окон в храмовой части и трапезной - с широкими волнистыми рамами, имеющими трехлопастные завершения в духе средневековой старорусской архитектуры XVII столетия. Наличники удалось восстановить во время недавней реставрации. Аналог Алексеевского храма в Воронеже - Ильинская церковь, которую я называю визитной карточкой «Воронежского барокко». Однако в городе наличники хотя и волнообразные, но все же не такой волнующей формы, как на селе у Лосевых.
Тот же Алексей Лосев заложил и господский дом возле реки, очень близко от воды. В 2010 году, в преддверии реставрации, стены двухэтажного каменного особняка почти полностью освободили от штукатурки - для необходимого архитектурного натурного обследования. Особняк временно утратил красоту, зато какую ценную историческую информацию сразу открыла обнаженная кирпичная кладка!
Тогда меня пригласили изучить стены дома в качестве общественного эксперта, специалиста по усадебной истории и архитектуре, к тому же срочно готовившего статью в книгу «Русские провинциальные усадьбы». В следующем году московские реставраторы изучали кладку независимо от меня, разумеется, имея гораздо больше возможностей, после чего приступили непосредственно к реставрации. Они учли мои находки, и я учел их сведения, но по-прежнему излагаю свою несколько отличающуюся версию об этапах строительства дома…
Каждая новая семья, становясь владельцем усадьбы, стремилась переделать особняк на свой лад. И теперь можно ощупать по отдельности каждую частицу своеобразного каменного наследия. И за каждой кроются особенные жизненные вкусы ее создателя-помещика.
Начнем, разумеется, с самой старой кладки, хорошо доступной для осмотра на первом этаже внизу (так как цоколь подвергался перелицовке, смотрим немного выше него). Кладка во всем аналогична кладке Алексеевского храма. В обоих случаях - кладка верстовая, на известковом растворе, со швами 1 - 2 см, с кирпичами ручной формовки, большой кривизны, размерами 28 - 31,5 х 14,5 - 16 х 7 - 8 см. И выжиг кирпичей одинаков. Стало быть, перед нами жилище помещика Алексея Лосева, построенное примерно тогда же. Обычно дом строили раньше, чем храм. Значит, если отталкиваться от даты сооружения церкви, получим приблизительную датировку дома: 1760-е годы. И это очень подходящее время строительства для вышедшего в отставку Лосева. Почувствуем стремление помещика закрепить в камне свое высокое общественное положение, свой нажитый капитал - оно символично воплотилось в большемерных кирпичах, сложенных размашисто, но надежно, прочно. Еще большая основательность видится в стенах и сводах храма, которые вынесли издевательства, сотворенные над церковью в ХХ столетии…
Фрагмент наиболее старой кладки на главном фасаде, в верхней части первого этажа. 2011 г.
Выше первого этажа сначала идут ряды из того же, но далее - из другого кирпича. 2011 г.
Кладка второго этажа дома хотя и относится к тому же XVIII веку, но имеет некоторые отличия от кладки нижнего этажа. Даже на фотографиях прекрасно видно, что в нижнем этаже, в карнизе между этажами и выше еще несколько рядов кладки однородны, однако следующие несколько рядов отличаются кирпичами меньшей толщины и другого цвета (больше красного оттенка, меньше оранжево-коричневого). И швы не такие. Выше - опять другой кирпич. И прежде чем продолжить кладку, ее пришлось выровнять экстремальным способом - уложить один ряд кирпичей на ребро. Впрочем, и в нижнем этаже встречается подобное выравнивание.
Ранее я писал, что исследователь, наблюдая разницу в кладке, не имеет право пройти мимо рабочего предположения: может быть, верхняя кладка несколько новее, позднее нижней? Может, верхний этаж даже перестроили? Теперь настало время более пристально обсудить этот вопрос.
Казалось бы, в пользу предположения о разновременной кладке можно обратить и «ширинки» (квадратные углубления с уступчатым обрамлением), найденные реставраторами над главным входом в дом - сразу над междуэтажным карнизом. Их обнаружили после ликвидации поздней обкладки входной части. Сейчас они смотрятся несколько странно, ибо упираются в углы наличников второго этажа, не гармонируют с верхним декором. Так же чуть странновато выглядят и ширинки на угловых лопатках, возрожденных к жизни реставраторами. Внизу ширинка есть, а вверху нет - лопатка пустая. Как будто дом начинали строить по общему замыслу, по единому проекту, но, выполнив лишь несколько рядов кладки во втором этаже, первый проект почему-то забросили или переиначили. И здесь совершенно неуместны сетования на то, что в провинции могли построить по-своему, примитивно до умиления, без архитектурной гармонии. Воронежцы всегда старались равняться на близкую им московскую архитектурную школу. А в нашем случае речь идет о заказчике строительства, который сам жил в Москве, находился там на высокой гражданской службе. Имел возможность заказать проект московскому архитектору!
Правая часть главного фасада. 2010 г.
Левая часть главного фасада. 2011 г. Видны следы закладки первоначальных проемов, а также их наличников с треугольными сандриками
Фрагмент главного фасада. 2011 г. Хорошо виден сколотый треугольный сандрик над бывшим, ликвидированным еще в XIX в., оконным проемом
Торцевой южный фасад. На втором этаже сюда выходят окна залы. Именно она была отмечена четырьмя лучковыми сандриками в дополнение к треугольным: видны их следы над прежними, впоследствии переделанными, оконными проемами. 2011 г.
С другой стороны, верхние ряды кирпичей, разумеется, всегда клали позже нижних, надо только понять, насколько была велика разница: она исчислялась днями, неделями, месяцами, годами, десятилетиями? В нашем случае разница не может быть большой. И здесь, и там одинаковая техника выкладывания оконных проемов и фигурных наличников из подтесанного кирпича - в духе барокко Екатерининской эпохи, в русском понимании вычурности этого стиля. Первоначально на обоих этажах проемы были с лучковыми (дугообразными) перемычками, а впоследствии в XIX столетии их сделали прямыми. А главной сенсацией стали потайные следы треугольных и дугообразных сандриков - некогда элегантных и характерных элементов русского барокко. Они везде проглянули в 2010 году над окнами из-под сколотой штукатурки второго этажа. Сандрики находились в завершениях наличников. Их тоже уничтожали очень давно, еще в XIX веке, вместе со всеми наличниками и поясками, соединявшими наличники.
По-моему, наиболее вероятны два случая. Первый: кладка дома затянулась, ее могли отложить по крайней мере до следующего строительного сезона, и тогда наверх пошли кирпичи уже из другой партии. Кстати, первые ряды выше карниза сложены довольно небрежно, как будто каменщики действительно спешили положить кирпичи до скорых морозов, но морозы их настигли. А потом, возобновляя строительство, стали работать более аккуратно и применять более ровный, а местами более узкий кирпич - за счет всего этого и швы получились меньшими и более опрятными.
Второй случай. Заранее отобрали кирпичи: какие - вниз, какие - вверх. Обычно для нижних рядов оставляли камни большего размера. Если стройка дома началась сразу вслед за стройкой храма или даже одновременно, то в первый этаж и чуть выше пошел кирпич, не израсходованный на церковь, но уже выработанный, запасенный.
Оба случая не исключают друг друга. И если произошел перерыв в кладке дома в один - два года, то могли произойти и какие-то катаклизмы с продолжением декорирования стен (не указали вовремя каменщикам, как выполнить верхний декор в полном соответствии с нижним?).
Многочисленные поздние переделки стен мешают сказать с исчерпывающей точностью, каков же был самый первый дом. И все-таки, согласитесь, это большая удача: не располагая нужными архивными документами, мы хорошо справляемся с датировкой памятника на основе архитектурных исследований.
Первый этап или первые этапы строительства во всех возможных случаях относятся только к периоду 1760-х - 1780-х годов. Если это один этап, то приближенно 1760-е - 1770-е годы - очень вероятно. Если вдруг два этапа, то примерно первый - 1760-е, а второй - 1770-е или в крайнем случае 1770-е - 1780-е годы.
Для современного краеведа, описывающего историю усадьбы, воскрешение веселых сандриков произошло очень своевременно. Они хорошо указали мне на светлые и привлекательные годы в жизни помещиков (которые, впрочем, сменились годами печальными)…
Одну свою дочь, Евдокию, А.С. Лосев выдал за представителя самого знатного в то время воронежского рода - Петра Анкиндиновича Веневитинова. Отставной секунд-майор увез Евдокию Алексеевну в свое имение Новоживотинное и создал там огромный семейный очаг - знаменитый дом, в наши дни превращенный в музей.
Другая дочь, Дарья Алексеевна (1740-1815), осталась наследницей-хозяйкой Алексеевского. Судя по плану села 1778 года, составленному при генеральном межевании земель, владелицей названа именно Дарья, по мужу княгиня Волконская. К тому времени уже умерли и отец, и, очевидно, супруг - князь А.С. Волконский. На плане показаны господский дом, к северо-востоку и юго-западу от него - хозяйственные службы, к северо-западу - церковь, образующее ядро села. С двух сторон от церкви, вдоль реки и въездной улицы, размещались крестьянские дворы [3] . Но у Дарьи еще не было того роскошного парка между и домом и церковью, которым сегодня тоже отличается усадьба.
Волконские могли достроить дом в его раннем барочном обличье, если это не успел сделать отец Дарьи...
В 1780-е годы, после смерти князя Волконского, Дарья Алексеевна вышла замуж еще раз - за кригскомиссара Александра Ивановича Шатилова, внесенного в родословную дворянскую книгу Московской губернии [4] . Так прежняя усадьба Лосевых надолго стала усадьбой Шатиловых, и, возможно, последовали ее переделки. В 1808 году имение Д.А. Шатиловой расширили за счет покупки земель в окрестностях Рамони, в смежности с имениями Веневитиновых [5] .
Судя по датам, Дарья родила сына Николая, когда ей шел уже 48-й год. Двоюродный дядя поэта Дмитрия Веневитинова - камер-юнкер Императорского двора, титулярный советник Николай Александрович Шатилов (1788-1841) - примечательная личность в российской истории. Мало сказать, что он женился на родной сестре выдающегося русского композитора Александра Александровича Алябьева (1787-1851) - видной московской красавице Варваре Александровне (1796-1860). Такова была очередная воронежская помещица! В летописи усадьбы и биографии композитора это не просто связующий их факт, а родство, сыгравшее существенную роль в творчестве композитора и роковую - в его судьбе. И родство то было вовсе не случайным: еще раньше Алябьева связало и с Шатиловым, и с другими воронежцами военное братство, скрепленное в Отечественной войне против Наполеоновских войск.
В сентябре 1812 года Александр Алябьев стал корнетом 3-го Украинского казачьего полка. Он действовал как партизан на территории Варшавского княжества. В октябре того же года получил боевое крещение в сражении при реке Бут. Из Украинского полка его перевели в Московский гусарский полк, а затем в 1813 году, во время заграничного похода русской армии, - в Иркутский гусарский полк. Еще до его перевода в обоих этих полках уже служили как воронежский помещик Н.А. Шатилов, так и писатель А.С. Грибоедов! В Московском полку Шатилов был казначеем. Именно он, согласно признанному в литературоведении мнению, стал прототипом либерального болтуна Репетилова в бессмертной грибоедовской комедии «Горе от ума».
Более того, Шатилов и Грибоедов еще раньше служили в штабе генерала А.С. Кологривова вместе с братьями Бегичевыми, один из которых, Дмитрий Никитич (1786-1855), впоследствии стал воронежским губернатором и писателем и оказал Шатилову поддержку, когда тот попал в беду.
Вот как тесно переплетены имена, которые теперь можно считать знаковыми и в истории усадьбы Алексеевское (Репное).
Композитор А.А. Алябьев. 1830-е гг.
Александр Алябьев, как отмечено в его формуляре, был «употреблен в самых опаснейших местах» и за военные заслуги получил несколько орденов и медалей. А вскоре на его жизненном пути оказались Воронеж и усадьба его близких. В 1819 году Александр получил назначение адъютантом в штаб генерал-лейтенанта Н.М. Бороздина, который командовал 4-м резервным кавалерийским корпусом 1-й армии. Штаб стоял в Воронеже, сюда и прибыл А.А. Алябьев. В том же году на все лето приехал отдыхать в свою воронежскую усадьбу и Н.А. Шатилов с супругой - сестрой композитора - и всей семьей. Радости родственников и друзей при встрече не было предела [6] .
Отныне и вплоть до 1823 года композитор подолгу жил в имении Шатиловых. Ему сразу понравилась воронежская обстановка, о чем свидетельствует переписка Алябьевых: композитор даже звал в Воронеж других своих родственников.
Добродушный балагур Шатилов как нельзя лучше подходил для товарищеского отдыха и создавал комфортную обстановку для творческого настроя. Доподлинно известно, что сам владелец усадьбы сочинял пьески, и они с супругой были большими любителями музыки. Можно обнаружить, что грибоедовский образ Репетилова в действительности хорошо напоминает Шатилова. Откроем четвертое действие «Горя от ума», в котором Репетилов сообщает о своих сочинительских наклонностях:
И как-то невзначай вдруг каламбур рожу.
Другие у меня мысль эту же подцепят
И вшестером, глядь, водевильчик слепят,
Другие шестеро на музыку кладут,
Другие хлопают, когда его дают.
А.С. Грибоедов. Портрет работы И.Н. Крамского. Написан в 1870-е гг. Третьяковская галерея
В сентябре 1818 года в Воронеже останавливался и сам Александр Сергеевич Грибоедов, направлявшийся на дипломатическую службу в Персию. Ему требовался ремонт коляски. Думы писателя были погружены в работу над «Горем от ума». В Воронеже он написал письмо своему другу Степану Бегичеву (брату будущего губернатора), обличая пороки московского дворянского общества [7] . Если бы не закончился летний сезон отдыха, Грибоедов наверняка захотел бы тоже завернуть в примечательную усадьбу - посетить прототипа своего литературного героя… Но сезон заканчивался. И не установлено, чем тогда занимался классик в Воронеже. Так что гадать, мог ли побывать Грибоедов побывать в Алексеевском, - неблагодарное занятие.
Частыми гостями Шатиловых были другие воронежские помещики. Надо полагать, что визиты нередко наносили их родственники Веневитиновы. Кстати, в столичных городах и Веневитиновы, и их родня - музыканты Виельгорские - вращались в одном тесном культурном круге с А.А. Алябьевым…
Доподлинно известно, что в 1820 году корпус Бороздина провел под Воронежем учения в присутствии императора Александра I, и в этом смотре отличился Алябьев!
Музыковед Ю.В. Воронцов определил, что на воронежской земле Алябьев создал «ряд выдающихся произведений, в том числе крупных. В Воронеже композитор почти постоянно находился в атмосфере музыки: не только среди родных и друзей, но и в кругу своих ближайших сослуживцев, что, несомненно, способствовало творческой работе» [8] . Его начальник Н.М. Бороздин обладал хорошим голосом и явно не случайно выбрал в адъютанты композитора. Второй адъютант Бороздина князь С.И. Давыдов хорошо играл на пианино. Без сомнения, немалое значение в творчестве Алябьева играла и усадьба на Усманке: и уют хорошо переустроенного дома, и западавшие в самое сердце речные чары, и пение соловьев в усадебном парке располагали к высокой лирике. Есть все основания полагать, что парк был разбит именно при Шатиловых. Усадьба стоит на низком берегу, так что во время больших разливов Усманки вода поднималась выше расположения дома (не затрагивая только храм) - и сама природа создала там несколько прудов, которые хозяева соединили водоводами и объединили аллеями. Деревья окружили и церковь. Так получился изысканный романтический парк, сочетавшую пейзажную и регулярную планировку. В нем доминируют не хвойные, а лиственные деревья - исконное воронежское чернолесье. Очевидно, хозяева не только искусственные посадки делали, но и просто оставляли природную растительность.
Очищенный пруд в парке. Вдали справа за деревьями виден храм. 2010 г.
Видимо, Алябьев часто пользовался для сочинения музыки стоявшим в усадьбе пианино, а временами он приезжал в Алексеевское и вместе с сослуживцами-музыкантами. Можно хорошо представить, как вечерами друзья играли, пели и устраивали небольшие представления в доме. Музыка разливалась из окон с треугольными сандриками по лунной Усманке…
На воронежско-усманских берегах А.А. Алябьев писал романсы «Трубадур» и «Прощание гусара», музыку к водевилям «Новая шалость», «Деревенский философ», «Три сестры» и «Медведь и Маша». В 1819-1821 годах он работал над комической оперой «Лунная ночь, или Домовые», увертюры и лучшие фрагменты из которой вошли в золотой фонд русской классической музыки. Автор либретто этой оперы декабрист П.А. Муханов жил в Воронеже вместе с Алябьевым, преподавал в военной школе кантонистов (солдатских сирот). В знаменитой опере обыграны сцены из жизни русской помещичьей семьи. В названии оперы невозможно не увидеть невольные (или закономерные) ассоциации и с усадебной жизнью на лунной Усманке. Кстати, в кругах помещиков и их слуг были традиционны легенды о домовых, водившихся в старых особняках. В отношении Репного есть даже предание, как домовой отпугивал некоего помещика, который велел дворовым девкам купаться прямо перед домом и бросал им с балкона в реку конфеты...
В то же время в поместье всегда вели активную хозяйственную деятельность под руководством управляющего имением: распахивали и засеивали приречные поля, разводили скот, ловили рыбу в реке, выращивали на продажу лес. По данным 1825 года, имение Н.А. Шатилова, включавшее, помимо Алексеевского, земли окрестных деревень Никольской, Боровой, Буровлянки и Пещани (Песчанки), обслуживали 530 крепостных крестьян с семьями [9] .
Еще одним воронежским другом Алябьева стал отставной полковник, коллежский советник Тимофей Миронович Времев (1774-1825), владелец имений в Бирюченском и Валуйском уездах. У него композитор тоже часто гостил.
Как раз в Воронеже удачно завершилась военная карьера Александра Александровича. В 1823 году капитан Алябьев был отставлен от службы «за раною» - «подполковником с мундиром и пенсионом полного жалованья». Но, переехав в Москву, он отнюдь не потерял связей с двумя лучшими воронежскими друзьями-помещиками. Увы, их тесная дружба для всех троих обернулась трагедией.
Следствие о мнимом убийстве потрясло многие круги дворянского общества. Его немало обсуждали современники, а биографы Алябьева обсуждают и поныне. В роковой день 24 февраля 1825 года Алябьев устроил в своей московской квартире званый товарищеский обед, на который приехали и Шатилов, и Времев. По традиции хозяин играл и пел. За обедом много пили. Друзья допоздна засиделись за картами. Разъехались будто бы благополучно. Однако на третий день, 27 февраля, Времев скоропостижно скончался на постоялом дворе в Чертанове, в девяти верстах от Москвы, когда возвращался в Воронежскую губернию.
Хотя лекарь, казалось бы, установил причину смерти - апоплексический удар, коему способствовали возрастные изменения в организме, - в ходе начавшегося следствия возникла версия об убийстве: во время карточной игры Времеву якобы нанесли увечья. А убийцами представили Алябьева и Шатилова!
В неспокойное после восстания декабристов время жандармскому ведомству было выгодно оформить дело как драку, организованную членами некоего сомнительного общества. Во внимание не приняли ни признанный талант композитора, ни геройские заслуги обоих подсудимых. Впоследствии вскрылись ошибки следствия, но тогда, в 1820-е годы, судьба нанесла друзьям сокрушительный удар. После долгого содержания в тюрьме Алябьеву и Шатилову назначили ссылку в Сибирь.
Пребывание в тюрьме не подорвало талант композитора. Именно там он, избавляясь от душевных мук, обращая память ко всему лучшему, что было в его жизни, - в том числе и летнему отдыху в усадьбе Шатиловых, - сочинил русскую песню «Соловей» (на текст А.А. Дельвига, изданный в 1826 г.). Первая публикация этой песни, по которой, собственно, и знает А.А. Алябьева весь мир, состоялась в 1827 году, когда автора старались заклеймить как преступника. В том же году А.А. Алябьев написал музыку к комедии Н.А. Шатилова «Нераздельные».
Д.Н. Бегичев. Портрет XIX в.
Дмитрий Никитич Бегичев, известный не только как воронежский губернатор 1830-1836 годов, но и автор романов («Семейство Холмских», «Провинциальные сцены»), и страстный поклонник музыки, вовремя оказался во главе губернии. Когда его бывший однополчанин Н.А. Шатилов пребывал в неволе, именно он, губернатор, стал опекуном детей и имения опального помещика. Бегичев не раз бывал в усадьбе Шатиловых, оказывал семье моральную поддержку, выполнял юридические и хозяйственные обязанности: например, занимался продажей «не приносивших пользы» ольховых и березовых деревьев на болоте [10] . Он же по окончании ссылки Н.А. Шатилова ходатайствовал о переводе его в Воронеж и принял помещика к себе на службу в губернскую канцелярию.
Шатилов и Алябьев освободились из ссылки в 1835 году. Алябьев поехал к своим родственникам в Московскую губернию, но пробыл там совсем недолго и сразу отправился в Воронеж на богомолье - на празднование памяти святителя Митрофана. Конечно, он жаждал и встречи с Шатиловым в их усманской усадьбе. Это был последний точно документированный приезд композитора в Алексеевское (Репное). Но предполагается, что и в дальнейшем, в 1830-х - 1840-х годах, автор «Соловья» еще не раз слушал соловьев в усадебном парке своих родственников. Косвенное, но очень весомое доказательство: А.А. Алябьев посвятил 13 романсов своим любимым племянницам и племянникам - Софье, Дмитрию, Зинаиде, Лидии Шатиловым [11] .
С одной стороны, усадьба чрезвычайно благотворно повлияла на А.А. Алябьева как на композитора: как раз воронежский период жизни окончательно принес ему большую известность, популярность. С другой - Алябьев немало способствовал превращению Алексеевского в полноценное «культурное гнездо». А после Алябьева уже это «гнездо» оказывало неоценимое влияние на музыкальную культуру Воронежа. В первую очередь проявили себя последователи Шатиловых, их наследники… И это уже новый виток в истории старого дома.
(Продолжение и окончание на следующих страницах журнала: https://popov-pavel2018.livejournal.com/1755.html , https://popov-pavel2018.livejournal.com/1834.html )
-----------------------------------------------------------------------------------------------------
1 Попов П.А. Усадьба Репное (Алексеевское) // Русские провинциальные усадьбы / Сост. Р.В. Андреева, Л.Ф. Попова. - Изд. 2-е. - Воронеж, 2011. - С. 141-152. См. также: Попов П. Тайны тихой Усманки // Воронежский телеграф. - 2010. - Дек. (№ 131). - С. 6-7; 2011. - Янв. (№ 132). - С. 16-18. - Прил. к газ. «Воронежский курьер»; Попов П.А. Усадьба Репное (Алексеевское) - имение родственников Веневитиновых // Дмитрий Веневитинов. Личность и творчество в контексте русской культуры XIX-XX вв. : Вторые веневитиновские чтения. 22 октября 2011 г. : сб. материалов. - Воронеж, 2012. - С. 86-103.
2 Об указании на строителя храма см.: [Самбикин Д.И.] Указатель храмовых празднеств в Воронежской епархии. - Воронеж, 1886. - Вып. 4. - С. 38-39. Биография А.С. Лосева уточнена лишь недавно, см.: Акиньшин А.Н. Алексеевское : Усадьба и владельцы : историко-генеалогическое исследование. - Воронеж, 2017. - С. 18.
3 РГАДА. Ф. 1354. Оп. 87. Ч. I. Д. Р-1. Этот выявленный мною план пригодился при создании музейной экспозиции в усадебном доме в середине 2010-х гг. Крупная красочная копия плана заняла заметное пространство на стене.
4 ГАВО. И-29. Оп. 146. Д. 12.
5 Там же. Ф. И-167. Оп. 1. Д. 24115. Л. 3.
6 Штейнпресс Б.С. Страницы из жизни А.А. Алябьева. - М., 1956. - С. 38-48, 69-70; Доброхотов Б.В. Александр Алябьев: Творческий путь. - М., 1966. - С. 12-24.
7 Антюхин Г.В. Литературное былое. - Воронеж, 1987. - С. 37-39.
8 Воронцов Ю.В. Композитор А.А. Алябьев и его воронежские друзья // Воронежский краеведческий сборник. - Воронеж, 1985. - С. 103.
9 ГАВО. Ф. И-167. Оп. 1. Д. 24099.
10 Там же. Д. 24214.
11 Штейнпресс Б.С. Указ. соч. - С. 40-77, 160; Воронцов Ю.В. Указ. соч. - С. 103, 113 -116.