Дэвид Фостер Уоллес, «Бесконечная шутка» (Infinite jest)
Почти два килограмма слов.
Что не требует усилий - не заслуживает усилий.
На протяжении 2-х лет я таскал в своем рюкзаке почти два килограмма слов - у этих килограммов есть название: «Infinite Jest» [1*]. Конечно, у меня была и электронная версия, но с ней дела шли очень плохо - читать «Бесконечную шутку» с экрана, это как пытаться рассмотреть «Гернику» Пикассо сквозь замочную скважину. Поэтому я и приобрел бумажный вариант - дабы иметь возможность помечать героев разноцветными закладками (так хозяева цепляют на своих собак светящиеся ошейники, чтобы не потерять их в темноте), делать выписки на полях, ну, и - швырять книгу в стену всякий раз, когда потеряю связь с текстом. То есть - довольно часто.
----
[1*] FN: строго говоря, книга весит 1450 грамм, но я сильно округлил в большую сторону, чтобы добавить фразе ритма, а тексту - драматизма; извините.
----
На протяжении 2-х лет я таскал в своем рюкзаке почти два килограмма слов. Это довольно тяжело, учитывая, что и без них мой рюкзак под завязку набит барахлом. Барахла было больше чем слов, но слова - тяжелее. Они всегда тяжелее. Особенно если речь идет о книге, которую ты никак не можешь добить. Как там говорят? Ничто не мучает сильнее, чем неоконченное дело.
Правильно говорят.
Но я перефразирую: сильнее неоконченного дела могут мучить только боли в спине, вызванные тяжестью неоконченного дела.
Почти два килограмма слов в моем рюкзаке - это было тяжело еще и потому, что я никак не мог от них избавиться. В какой-то момент я решил, что буду всегда и везде носить эту книгу с собой, пока не дочитаю. Это решение хорошо сказалось на скорости чтения, и плохо - на позвоночнике (мои межпозвоночные диски передают тебе привет, Уоллес; они тебя ненавидят).
Знакомые видели «талмуд» и спрашивали:
- Почему ты так хочешь прочитать эту книгу?
Ответ был один (он всегда один):
- Потому что она существует.
вот так выглядит мой экземпляр "Шутки..." Каждый цвет привязан к одному из главных героев. Ближе к концу нужда в них просто пропала, поэтому во второй половине книги их меньше.
***
Неподготовленный читатель, пробежав глазами по ключевым точкам биографии Уоллеса, будет (вероятно) очень удивлен, увидев в самом конце запись о самоубийстве. И правда - краткий пересказ жизни ДФУ выглядит так, словно речь идет о самом удачливом писателе двадцатого века.
Ребенок из профессорской семьи (Отец - философ, профессор Иллинойского университета. Мать - преподаватель английского языка, профессор Паркленд-колледжа в Шампейне), выросший в стенах дома с огромной библиотекой. Мальчишка, чьи родители перед сном читали «Улисса» Джойса (!). Сложно придумать более подходящие условия для будущего гения. И дальше - все в таком же духе: круглый отличник, медалист, но не просто очкарик с книгами наперевес, нет, он еще и успешный, подающий надежды теннисист.
Потом - университет, и снова фамилия «Уоллес» неизменно в первой строчке в списках успеваемости. Специалист по Витгенштейну, он пишет дипломную работу, которая (под воздействием книг Пинчона) постепенно перерастает в первый роман The broom of the system («Метла системы») [2*]
---
[2*] У названия здесь двойное дно. Во-первых, в самой книге идея «метлы» обыгрывается как логическая/языковая задача в стиле Витгенштейна, а во-вторых: «метла» - семейная шутка Уоллесов: бабушка Дэвида пыталась убедить его есть больше яблок, и ее главный аргумент звучал так: «Come on, it’s the broom of the system» («ну же, это метла системы» - здесь имеется в виду, что яблочная клетчатка прочищает ЖКТ).
---
И - невероятное везение - первый роман ДФУ тут же покупают, и не кто-нибудь, а нью-йоркское издательство Viking Press.
Литературный успех, в 25 лет. Книга выходит довольно большим тиражом, ее неплохо раскупают, критики сравнивают вундеркинда с Пинчоном (и не напрасно: «Метла системы», по сути оммаж «Лоту 49», Пинчон-лайт, с аппендиксом в виде отсылок к Витгенштейну).
Дальше - затишье длиной в несколько лет, проблемы с алкоголем и наркотиками, поиск собственного голоса и попытка исчерпать все приемы пост-модерна в сборнике «Girl with Curious Hair» («Девушка с любопытными волосами»).
1996-й год, второй роман, и снова успех. На этот раз - оглушительный, как грохот проезжающего поезда. В 34 года.
«Бесконечную шутку» еще за год до выхода в прессе называли шедевром, the Great American Novel, а автора - гением (что, кстати, очень нервировало ДФУ: «а что если я не гений? Что тогда? Что если книга выйдет, и все скажут, что она дерьмовая? Как вы будете выкручиваться?» - спрашивал он у редактора по телефону). Среди редакторов издательства «Литтл, Браун» о размерах книги ходили легенды - больше полумиллиона слов! 1000 страниц мелким шрифтом. [3*] Роман, впитавший в себя все тревоги поколения.
----
[3*] Есть известная байка (скорее всего правдивая): когда менеджеры издательства «Литтл, Браун» собрались на совещание, посвященное грядущему изданию «Шутки», директор на полном серьезе спросил: «скажите, а кто-нибудь вообще прочитал эту книгу дальше 70-й страницы?». Руку поднял только редактор Уоллеса Майкл Питч.
-----
Варианты обложки "Шутки...", созданные фанатами.
----
И вот - книга в магазинах. Критики напуганы - но не самим текстом, а его размерами [4*]. Все признавали мастерство автора, его огромный интеллект и потрясающую эрудицию, но почти никто ничего не мог сказать по существу. А что тут скажешь? 1079 страниц мелким шрифтом, рваный нарратив и безумный монтаж, вечные сноски и сноски на сноски и сноски на сноски на сноски (всего 388 штук), полное отсутствие хронологии, теннис, наркотики, политика, сатира, конспирология, математика (Уоллес умудрился вставить в роман доказательство теоремы средних значений; и даже игру придумал на основе этой теоремы). Единодушны критики были только в одном: эта книга способна свести вас с ума.
----
[4*] Сам Уоллес относился к реакции критиков с юмором. Вот, например, фрагмент из интервью 1996 года:
Уоллес: Вы прочли книгу?
Журналист: У меня пока не было возможности, но наш рецензент только что закончил ее читать.
Уоллес: Снимаю перед ним шляпу. Скажите ему, что «Экседрин» лучше всего помогает при переутомлении глаз.
----
Реакция со стороны читателей была более однозначной и красноречивой - толпы и толпы людей приходили на публичные чтения. Люди стояли в огромных очередях, чтобы увидеть/послушать его. Не читатели - фанаты. Дэвид Фостер Уоллес, очкарик, вундеркинд и специалист по Витгенштейну, в одночасье стал рок-звездой от литературы.
Во многом этому способствовали его а) молодость б) внешний вид и в) манера общения.
ДФУ не занимался мистификациями, не напускал туману в свое прошлое, не эпатировал, не заигрывал с публикой и не прятался на отдаленном ранчо. И этим он сильно отличался многих других культовых американских писателей - он был, что называется, свой. Американская молодежь девяностых нашла себе нового кумира - гений, которому едва исполнилось 34. В 1996 году «Бесконечная шутка» стала бестселлером (феноменальный результат для книги объемом в пол миллиона слов и весом в 1.5 килограмма). Истерия вокруг его персоны достигла таких масштабов, что ему приходилось каждую неделю менять номер телефона, потому что читатели (т.е. фанаты) каждый день звонили ему, чтобы обсудить роман. Его собственные студенты раз в год устраивали «день Уоллеса», одевались как он - банданы, рваные джинсы, ботинки с висящими шнурками.
И дальше - только вверх. В 1998-м году ДФУ получает стипендию Мак-Артура (так называемую премию гениев). С годами интерес к его «Бесконечной шутке» не утихает, наоборот - книга неплохо продается, ее постоянно допечатывают, о ней пишут диссертации, выходят путеводители по роману, фанаты открывают сайт Wallacewiki, куда выкладывают свои версии того, что значит концовка «Шутки» (на данный момент существует четыре «канонические» равновероятные интерпретации концовки романа).
Постепенно ДФУ, вопреки своей воле, становится медиа-персоной. «Шутка» заполняет нишу идеального романа «обо всем», он попадает во все возможные хипстерские и гиковские списки обязательного чтения, а его имя и название романа начинают мелькать в телевизоре в качестве отсылок и аллюзий [5*].
-----
[5*] И да, у Уоллеса, как и у Пинчона и Геймана, есть камео в «Симпсонах».
-----
Приходят нулевые, среди фанатов активно ходят слухи, что ДФУ уже много лет работает над еще одним монструозным романом - романом о скуке («Бледный король», неокончен, опубликован посмертно в 2011 году).
И вдруг - самоубийство. Дэвид Фостер Уоллес - вундеркинд, «рок-звезда» американской литературы - повесился в патио собственного дома 12 сентября 2008-го года.
***
На этом - в 2008-м году - обрывалась его довольно краткая биография. В ней не было ни слова о том, что писатель всю жизнь страдал от биполярного расстройства и еще в молодости пытался покончить с собой; а так же - ни слова о том, что именно первая попытка самоубийства стала, пожалуй, отправной точкой для написания «Бесконечной шутки».
В октябре 1988 года 27-летний Дэвид Уоллес проходил курс лечения депрессии. Таблетки не давали результатов, и однажды ночью он просто съел упаковку снотворного, Ресторила. Его откачали, и так он (уже во второй раз) попал в психиатрическую клинику, где пережил несколько сеансов шоковой терапии. Электрошок повредил его кратковременную память. Повредил настолько, что иногда во время обеда он растерянно смотрел на тарелку и спрашивал: «а как определить, какую рыбную палочку взять первой?»
Лечение помогло, но ненадолго - спустя год, в ноябре 1989-го он снова вернулся в больничную палату (он сам позвонил другу и попросил отвезти его в клинику, потому что боялся, что «навредит себе»). И, как пишет Д.Т.Макс, эти четыре недели ноября полностью изменили жизнь писателя. Именно там, посещая собрания анонимных наркоманов, он почувствовал, что постепенно находит внутреннее равновесие. На собрания он ходил с блокнотом и ручкой, сидел в углу и старательно записывал все, что говорили другие пациенты. Эти записки, конспекты исповедей наркоманов, людей с поврежденной психикой, позже станут частью романа, Infinite jest, романа, работа над которым поможет Уоллесу выйти из депрессии и - войти в историю.
***
Главное, что нужно знать, открывая роман Уоллеса: автор не собирается вас развлекать. Словосочетание «бесконечная шутка» здесь - в некотором роде оксюморон; в том смысле, что под обложкой вас, помимо прочего, ждет рассказ о том, что любое веселье конечно. И конец у него невеселый. В черновике роман назывался более красноречиво - «Failed entertainment» («Неудавшееся развлечение») (издатель отказался публиковать книгу под таким заголовком, видимо, не желая давать критикам лишний повод для упражнений в остроумии).
Первые 200 страниц книги - это (на первый взгляд) хаотично смонтированная нарезка сцен, описаний и диалогов, из которых решительно нихрена не понятно. Знаете, бывает так: заходишь в кинозал через час после начала сеанса, и потом весь фильм дергаешь соседа за рукав: «А это кто? А это? А зачем он ест плесень? Почему этот орел в Сомбреро? И кто такой Марат, черт побери?»
Это звучит (и выглядит) нелепо: на всех литературных курсах будущих прозаиков учат тому, как важно правильно начать, как важно завладеть вниманием читателя. Уоллес же (который сам всю жизнь преподавал литературное мастерство) поступает с точностью до наоборот. Он пишет текст, в котором первые двести-триста страниц героев нужно помечать закладками, чтобы не потерять их в темноте воображения.
Вся первая часть романа - своего рода фильтр. Растягивая вступление, делая его невыносимым, автор словно пытается отсеять лишних. И в то же время такой подход придает названию (и всему тексту в целом) дополнительное ироническое (или, скорее, пост-ироническое, учитывая изначальное название, источник цитаты и направление мысли автора) измерение: ведь «Infinite jest» - это книга о том, какой разрушительной силой обладает наша тяга к удовольствию.
Сюжет или типа того
«Бесконечная шутка» - очень густонаселенный роман; и все же в этой сложносочиненной конструкции видна четкая система, два главных ядра, две локации - Энфилдская Теннисная Академия и реабилитационная клиника «Эннет Хаус». Действие по большей части замкнуто на двух героях: один - Гарольд "Гал" Инканденца, юноша с выдающимися лингвистическими способностями и, кроме того, подающий надежды теннисист; и Дональд "Дон" Гейтли, сидящий на димедроле грабитель, угодивший в клинику реабилитации.
Архитектурно текст довольно симметричен: первый герой, Гал, медленно скатывается в наркозависимость и - дальше - в безумие; второй же, Дон, наоборот, отчаянно борется со своими демонами, ходит на встречи Анонимных Алкоголиков, пытается очистить кровь и разум от стимулирующих препаратов. На протяжении всего романа два героя как бы уравновешивают замысел автора: один постепенно теряет ясность, второй - ищет способ ее обрести.
На этот внутренний смысловой/сюжетный каркас Уоллес навинчивает и многие другие свои дополнительные научно-фантастические и анти-утопические замыслы. Он переносит действие в недалекое будущее (для нас с вами - уже в прошлое (примерно 2008-2011 годы)). Общество потребления в этом «будущем» продало все - абсолютно все - даже календарь; годы теперь субсидируются корпорациями; т.е. вместо номера каждый год носит название фирмы, оплатившей «рекламное место»: и мы имеем «Год мусорных пакетов «Глэд», «Год одноразового нижнего белья для взрослых» и т.д..
Безумие творится не только в календаре: политики тоже окончательно поехали умом. В этой версии будущего США, Канада и Мексика объединились в единое государство OСАН (Организация Северо-Американских Наций), и на гербе там теперь - орел, в сомбреро, в одной лапе он сжимает кленовый лист, а в другой - чистящие средства (символизируя тем самым крайнюю степень ипохондрии президента). Канада превратилась в свалку ядерных отходов и в рассадник сепаратистов.
И вот - все эти странные, причудливые и никак не связанные между собой сюжетные ходы Уоллес все же скручивает вместе с помощью сквозного элемента/макгаффина: речь идет о смертоносном фильме - визуальном эквиваленте атомной бомбы. Фильм называется «Бесконечна шутка», и зрители при его просмотре в буквальном смысле умирают от веселья/хохота. Попытки отыскать или хотя бы отследить перемещения последнего сохранившегося картриджа с фильмом в итоге задевают почти всех героев и добавляют в и без того запутанный сюжет еще больше шуму, истерии и по-настоящему безумного веселья.
-----
Варианты гербов ОСАН (В оригинале ONAN (Organization of North American Nations)), нарисованные фанатами книги
-----
Уоллес, чудо памяти
В одной из своих книг (в "Коротких интервью...") ДФУ заигрывал с метафорой пчелы: «Чтобы замереть, пчела должна двигаться очень быстро». Сама эта идея завораживала его: чтобы остановиться, просто зависнуть в воздухе, над цветком, пчеле нужно затратить в разы больше энергии, чем при полете.
Эта метафора отлично подходит для описания стиля письма самого Уоллеса. Один из критиков очень метко назвал его «noticing machine». Вся его проза - череда бесконечных, многостраничных, невротических перечислений/описаний. В обычной жизни, когда мы смотрим на предмет/на человека, мы фиксируем только то, что важно (по нашему мнению): парикмахер смотрит на прическу, стоматолог - на состояние зубов, портной - на одежду.
В случае с Уоллесом все иначе.
У Борхеса есть рассказ «Фунес, чудо памяти». Вот как рассказчик описывает главного героя:
«Мы с одного взгляда видим три рюмки на столе, Фунес видел все лозы, листья и ягоды на виноградном кусте. Он знал формы южных облаков на рассвете тридцатого апреля тысяча восемьсот восемьдесят второго года и мог мысленно сравнить их с прожилками на книжных листах из испанской бумажной массы, на которые взглянул один раз, и с узором пены под веслом на Рио-Негро в канун сражения под Кебрачо».
Точно такое же впечатление производит проза Уоллеса. Он, как тот самый Фунес, фиксирует все сразу: движение, мурашки на коже, вздох, шрам на ключице, трещину на асфальте, ворсинки на ковре, поры на носу, капли конденсата на стакане с водой в жаркий день, пигментные пятна на внешней стороне ладони, засохший секрет коньюктивы в уголке глаза, - воображение Уоллеса всегда стоит в режиме «макросьемки» (или «фотоувеличения»), в его книгах есть описание варикозных вен на ногах незнакомки длиною в три абзаца и описание зевка - длиною в два. Ему никогда не бывает достаточно одной метафоры - он слишком жаден, он выжимает из каждого предмета весь образный потенциал. И потому многие сцены в «Бесконечной шутке» кажутся многословными и избыточными, и у читателя может возникнуть ощущение, что книга никуда не движется, что время как будто замедлилось/застыло, и автор уже на протяжении трех страниц разглядывает одну и ту же мысль, как муху в янтаре, подсвечивая ее с разных ракурсов, - литературный Плюшкин, коллекционер мелочей, ДФУ тащит в свою книгу все, что попадется под руку, - он поглощен этим навязчивым желанием все вокруг понять и систематизировать, и он пожертвовал динамикой текста в угоду своей любви к детализации/фиксации мира; на самом деле, если вы прислушаетесь к прозе Уоллеса, то почувствуете - каждый образ здесь прописан так тщательно, что буквально жужжит от скрытой в нем энергии. Как пчела, которая машет крыльями так быстро, что их не видно.
Но если их не видно - это не значит, что их нет.
Пост-ирония судьбы
И все же дело здесь вовсе не в насыщенности прозы. В истории литературы «Бесконечная шутка» останется по другой причине. Ведь своим романом ДФУ открыл новое направление в американской литературе. Его magnum opus - это вызов. Вызов всей постмодернистской литературе, с ее сарказмом и цинизмом. С ее отказом от поиска смысла. Дэвид Фостер Уоллес - первый американский писатель, объявивший войну иронии («Ирония - это птица, полюбившая свою клетку »), и «Шутка...» - его манифест, попытка найти новый ориентир; и в то же время - упрек писателям старшего поколения. Еще в 1995 году в своем эссе, посвященном биографии Достоевского, ДФУ писал:
«[эта книга]... побуждает нас спросить самих себя, почему мы требуем от нашего искусства иронической дистанции от глубоких убеждений или предельных вопросов, так что современные писатели должны либо шутить над ними, либо прикрываться формальными трюками, вроде интертекстуальных цитат или неуместных сопоставлений, помечая реально важные вещи звездочками и уводя их в сноски, как какие-нибудь мультивалентные остраняющие завитушки и тому подобную херню».
Именно эта идея - призыв к искренности (то, что потом назовут постиронией или «новой искренностью») - стала скрепляющим раствором «Бесконечной шутки», именно она сделала ее одним из самых важных романов своего времени, а ее автора - национальным достоянием. Ирония, по Уоллесу, как анестезия [***], в малых количествах она действительно помогает притупить боль реальности и сохранить душевное/эстетическое равновесие, но стоит чуть превысить дозу - и получается постмодернизм, а дальше - чистое шутовство.
В 50-х, после того, как культура пережила перезагрузку, постмодерн с его «иронической дистанцией» и «культом неопределенности» казался единственно возможным инструментом познания мира. Сегодня уже очевидно, что вся эта эклектика, пародии, нарративные игры, деконструктивизм и вечное заигрывание с поп-культурой - все это больше не работает. И не случайно название книги - Infinite jest - это цитата из «Гамлета» и, что еще важнее, слова эти Гамлет произносит, глядя на череп Йорика, придворного шута. И точно так же Уоллес написал свой тысячестраничный опус, глядя на голый череп постмодернизма.
Современная литература, во главе которой стоят все эти «бесконечно остроумные, чудеснейшие выдумщики», избравшие «ироническую дистанцию» и считающие наивность ущербным чувством, - эта литература нежизнеспособна, она парализована иронией и слишком увлечена «интертекстуальными... мультивалентными остраняющими завитушками». И единственный способ победить ее, единственный способ выиграть эту войну с энтропией «бесконечного остроумия» - это быть честным и открытым, не прятаться за ухмылкой интеллектуала и не бояться собственной наивности, перестать принимать наркотик иронии всякий раз, когда тебе страшно смотреть на мир - начать воспринимать жизнь всерьез, без шутовства. Это сложно. Но никто и не говорил, что будет легко. Ведь то, что не требует усилий - не заслуживает усилий.
Не случайно одна из самых важных фраз в романе звучит именно так - предельно серьезно и очень наивно:
«Развлекайся сколько хочешь. Но выбирай с умом. Ты - то, что ты любишь. Разве нет? Ты, целиком и полностью, - то, за что ты готов умереть, не раздумывая. Вот ты, <...>, за что ты готов умереть без раздумий?»
Русский перевод первых 100 страниц можно скачать здесь
Читайте также:
Дэвид Фостер Уоллес, "Короткие интервью с мерзкими мужчинами"
Лорри Мур, "Птицы Америки"
----
[***] Французский философ Анри Бергсон писал, что «смех - это временная анестезия сердца». Уоллес смотрел на юмор немного иначе. В одном из своих интервью он говорил, что существует два вида юмора: тот, что облегчает боль, и тот, что причиняет ее. И юмор ДФУ как раз второго вида - жестокий и абсурдный, во многом кафкианский («Я думаю, мы должны читать лишь те книги, что кусают и жалят нас»). Смех для него - это вовсе не способ защититься от реальности, как раз наоборот - способ принять ее и описать более детально (яркий пример: исповеди наркоманов в «Бесконечной шутке» или же история об украденном сердце (там же)).
----
[9*] «Американское искусство, - пишет Уоллес, - это путеводитель, помогающий встроиться. Инструкция. Нам показывают, как носить маски тоскующей и пресытившейся иронии - нам прививают эти маски с молодости, когда наши лица еще достаточно податливы, чтобы принять форму того, что на них надевают. И после - эти маски пристают к нам, скучающий цинизм спасает нас от слащавой сентиментальности и простодушной наивности. Проявление чувств равно наивности на этом континенте <...> Гал [Гарольд - один из главных героев] - пустой внутри, но не глупый, в одиночестве размышляет над этим: если что-то и дает модному ныне цинизму превосходство над сентиментальностью - то это наша боязнь быть настоящими людьми, потому что быть настоящим человеком (по крайней мере, в его представлении) это значит быть неизбежно чувствительным, наивным, склонным к слащавости и, в большинстве случаев, жалким».
Он развивает тему дальше:
«Это довольно интересно, искусство США конца тысячелетия трактует агедонию и внутреннюю пустоту как нечто модное и клевое <...> Возможно, это происходит потому, что наше искусство создано уставшими от мира и чрезмерно изощренными представителями старшего поколения - и теперь его потребляют молодые; не только потребляют, но изучают его, чтобы найти ответ на вопрос, как быть клевым и модным; и нельзя забывать, что для детей и молодых людей быть клеевым и модным - значит быть почитаемым, принятым, вовлеченным в общественную жизнь и, стало быть, Неодиноким». (перевод фрагментов мой)