Перун. Заключение
Перун. Оглавление
Подведу общие итоги проведённого анализа.
Без условно, работа Клейна заслуживает внимания. Чего стоит только систематизация представлений об язычестве на протяжении всего периода изучения проблемы! А ёмкая, по существу дела критика Рыбакова? Автор постарался максимально расширить перечень источников, весьма придирчиво подойдя как к их выбору, оставив за бортом слабодостоверные материалы. В монографии присутствуют достаточно редко привлекаемые факты, есть и впервые представленные данные (собственно кавказский миф о Пиръоне, а так же наблюдения Горького).
Однако, не смотря на все старания автора, образцовой книгу всё-таки не назовёшь.
1. В процессе изложение материала Клейн небрежно работает с источниками, порой использует излишне примитивную логику обоснования, а иногда - откровенно подтасовывает факты.
пример 1 - ошибки в цитировании:
Клейн: “Имя «скотьего бога» Волоса Корш связал с новогреч. «влахос» (петух)”
Корш: “Волохи или Валахи, т.е. Румыны, особенно южные, въ понятiи ихъ сосѣдей были такъ тѣсно связаны с пастушествомъ, что по-новогречески βλαχος значит «пастухъ», а по-албански чабан - «Валахъ»”
Клейн: “Репейник, «чертополох», видимо, причастный к этому делу, называют и «дедовником» (Афанасьев 1983: 243)” [с.348]
Афанасьев: “Колючие сорные травы, напоминающие своими иглами острие стрелы, называются волчец и чертополох (т. е. растение, способное всполошить, испугать чертей); заметим, что и самый папоротник слывет в народе волчьей травою”. Как видим, репейника (лопуха) нет и в помине, только - чертополох (татарник). Не нашёл я у Афанасьева и упоминания дедовика.
пример 2 - примитивизм логики (подобными образом можно обосновать всё что угодно):
“«на дуб лезли, свалилися, забилися» - поется в песне (Гальковский 1916: 63), а дуб - дерево Перуна”.
“Известно также, что углям и головешкам купальского костра приписывалась сила «громовых стрелок» (Афанасьев 1869, III: 720). Здесь явно замешан Перун”. На деле - речь только лишь о способности углей отгонять нечистую силу, коей, в той или иной степени, обладали все языческие обереги. Хотя есть ещё версия, согласно которой земля весной отогровается головнями падающими с неба, что сближает их с громовыми стрелами (белемниты) [Агапкина 2002: 113-114], но в период Купалы это сближение маловероятно.
пример 3 - искажение фактов
Праздник Сретенья: “с 1 по 9 февраля, 9 дней (Ладинский 1873: 39), а это число, характерное для Перуна”. К сожалению, по приведённой ссылке можно увидеть только первые 34 страницы текста, но другого первоисточника не нашёл. Допускаю, что Ладинский упоминал именно 9 дней, но почему тогда, по другим источникам, длительность Сретенья - 7 дней, со 2(15) по 8(21) февраля (wiki, pravoslavie)
На Витебщине считали, что первые раската грома можно услышать на Срететье <...> поэтому с этого дня можно слышать раскаты грома [Агапкина 2002: 122]. Клейн: "гром так рано греметь не может". Может см. тут., а и не в день, с начиная с этого дня, т.е. 2 фераля - самая ранняя, как бы минимально возможная дата.
“отправлялись в костел святить 9 венков из грымотника (то есть «громовой травы» - лапчатника прямостоящего)”. Однако грымотник это не громовая трава, т.к. в “грм” основе её название имеет значение - дуб, а не гром. Подробнее о названии тут.
Воло́с. Я нигде более не нашёл такого варианта простановки ударения для этого языческого бога. При этом Клейн никак его не комментирует. Любопытно так же, что он настаивает на том, что Волос - следствие огласовки Влас: "А «Власий» у соседних с Византией южных славян превратилось в славянское «Влас», которому у восточных славян закономерно соответствует «Волос»", то в этом случае должен был получиться как раз Во́лос, а не Воло́с: "глас/голос, власы/волосы, храм/хором".
пример 4 - замалчивание критики
На самом деле, некоторые гипотезы вступают в противоречие с другими авторами и требуют таким образом дополнительной аргументации. Однако Клейн попросту не упоминает "неугодные" гипотезы, вместо того, что бы объяснить почему он с ними не согласен. Например Е.А. Аничков в своей работе "Язычество и Древняя Русь" (1914, она есть в Библиографии) выдвигает мысль о том, что до Реформы Владимира (т.е. до 978 г.) в Новгороде вообще не знали Перуна. Т.о. его культ там продержался около 10 лет. Доводы следующие:
1. "Когда Владимиръ строитъ капище "внѣ Двора Теремнаго" онъ одновременно посылаетъ Добрыню въ Новгородъ учредить и тамъ культъ Перуна" (стр 262)
2. "Изъ тѣхъ словъ какiя говоритъ какой-то житель пригорода Новгорода - Пидъблянина Перуну: "до сыта еси ѣлъ и пилъ, а нынѣ поиде прочь", можно так же заключить, что сохранилась память о болѣе чѣмъ безразличномъ отношенiи новгородцевъ къ поверженному богу." (стр. 263)
3. "Достаточно поставить вопросъ, почему лѣтопись, умалчивая о языческомъ культѣ въ Переяславлѣ, Черниговѣ, Смоленскѣ и т.д., упоминаетъ о Новгородѣ?" (стр. 316)
Не сказать что бы достаточно убедительно, но всё же. В работе Клейна такой взгляд не упоминается вовсе, как будто его никогда и не было.
У Клейна кстати есть цитата из (2) в варианте - "Ты, рече, Перушице, досыти еси пил и ял, а ныне поплови прочь" (стр 342). Обращает он внимание и на фамилиарность обращения, списывая однако всё на русский менталитет: "Взял боженьку за ноженьку, да и об пол". Но этим нельзя перекрыть гипотезу Аничкова, т.к. сказанное не противоречит ей, а скорее даже вторит.
Пример 5 - Притянутые объяснения
1. Использование хлебной лопаты для отгона градовых туч. Объяснение строится на том, что Перун распоряжался как дождём, так и хлебом. Но почему именно лопата (логики нет), почему в обход самого Перуна и как вообще объяснить то, что Перун насылает град на жито - сам себя сечёт?
Куда убедительнее у Толстого о запрете печь хлеб на Благовещенье, что бы не вызвать засуху: "...в приведённых высказываниях прослеживается магическая связь: печь, жарить (на печи) -> печь, припекать, жарить (о солнце), откуда в последствии развивается представление о печи и печной утвари как символических заместителях солнца..." [10, 109; 131-138]
2. Систематически повторяет ошибки Рыбакова
Вообще о жонглировании фактами нужно написать подробнее. Излюбленной маненой автора является следующий приём: сначала даётся некое утверждение, в унисон которому приводится обширный перечень примеров, призванных убедить читателя в не безосновательности самого утверждения. При этом никакого критического анализа примеров нет - подаётся всё что хоть как-то можно связать с утверждением. Кол-во примеров и их не противоречивость высказанной гипотезе создают иллюзию доказанности последней, хотя на деле - мы имеем может иметь дело с кучей тщательно подобранных совпадений. В последующих же главах Клейн использует гипотезу уже для доказательства последующих гипотез. Как результат, разрушив логику исходных утверждений мы можем разрушить вообще всю концепцию автора. Ярким примером может служить “число 9”, как атрибут Перуна, чьё мнимое наличие на Сретенье (см.выше) было приведено Клейном, как одно из доказательств присутствия Перуна в данном ритуале (на самом деле есть и другие, куда более убедительные доводы, но они сдвигают исходную дату праздника в сторону весны, когда как автору было важно сдвинуть его в обратном направлении, связав со святками - опять-таки подтасовка фактов). Как бы то ни было, но доказательств связи Перуна с числом 9 нет - подробнее тут.
Подобным же образом Клейн охватывает обрядность связанную с умерщвлением кукол. Сначала - гипотеза о реальности сюжета, известного нам по сказке Пушкина - “И царицу и приплод. Тайно бросить в бездну вод” и условно названного автором - мотив “ чудесные дети”. (2.1) Интересно, кстати то, что сам по себе подход прямых параллелей сказочного сюжета и реальных событий Клейн считает ненаучным, правда говорит об этом в контексте критики Рыбакова: “Еще экстравагантнее выглядит привязка не былинных, а сказочных мотивов к историческим реалиям. Фантастическим объектам сказки Рыбаков старается непременно подыскать простые и конкретные прототипы в реальной истории, чудесам - бытовые и естественные объяснения”.
Тем ни менее, вооружившись данной гипотезой, Клейн “доказывает” что Русалии были посвящены Перуну, ибо воспроизводили, по его мнению тот же обряд, что и в мотиве “чудесные дети” - а именно отправку посланника к богу. Учитывая бездоказательность исходной гипотезы, мы получаем достаточно шаткую концепцию, но она - только первая ступень в череде построений Клейна. Далее следует соединение зелёных святок с масленичной обрядностью, в основе которых лежат сомнительные манипуляции с календарём. (2.2) И, что самое удивительное, всё это у человека весьма однозначно высказавшегося относительно схожих начинаний своего коллеги: “Расшифровка знаков, предложенная Рыбаковым, также сугубо гипотетична. Во всяком случае, наложение показанного на рисунке 4-членного «календаря» на годичный 12-членный в качестве четвертой части последнего (один квартал?), да и способ наложения совершенно бездоказательны, а без этого нет ни малейшей уверенности в отметке 4 июня «деревцом» на изображении”. Такое ощущение что статью о Рыбакове и собственно книгу писали два совершенно разных человека, т.к. Клейн то и дело повторяет все те ошибки своего предшественника, которые сам же у него и обнаружил. Но продолжу. Связав масленицу с русалиями, Клейн принимается рассматривать вообще всякую обрядность, связанную с погребением кукол, как отпочковавшийся вариант, от исходного русально-масленичного обряда. Доказательств правомерности такого обобщения он вообще не приводит, зато получает возможность считать всякую мужскую куклу - образом самого Перуна, что вообще ни как не вытекает из предложенного ранее понимания ритуала “принесения в жертву посланника”. Но, как я сказал в самом начале абзаца - сколь-нибудь существенное замечание в части исходной гипотезы приводит к обрушению в всего карточного домика доказательств и, фактически, хоронит всю концепцию автора, оставляя нас перед сонмом разрозненных и необъяснимых фактов. (2.3) В то же самое время, принятие всех высказанных автором допущений, приводит к вырисовыванию образа Перуна, как верховного и чуть-ли не единственного бога славян (для остальных попросту не остаётся места). Тем же самым грешил Рыбаков, возвеличивая Рода. При этом Клейн был не согласен не столько с выбором верховного божества, сколько в принципиальной невозможностью такого варианта язычества: “Всеобъемлющий верховный, а по сути, единственный бог, очень смахивающий на христианского Саваофа, не вписывается в языческие религиозные представления первобытной Европы”.
Конечно, имея дело с такой областью как древнерусская история, невозможно ничего доказать наверняка, как и нельзя ничего наверняка опровергнуть. Это последнее обстоятельство всё-таки не даёт теории Клейна рассыпаться полностью, сохраняя за ней возможность отражения некоторой доли исторической реальности.
3. Принципиальное не принятие идей Рыбакова.
Данный пункт может показаться несколько странным, учитывая непрочность основополагающих идей маститого академика. Но дело в том, что и сам Клейн отмечает полезность вклада Рыбакова в развитие представлений о славянском язычестве, однако на протяжении всей книги, у меня складывалось впечатление, что (не смотря на дежурные реверансы) там, где что-то можно было трактовать двояко - 1. так как это делал Рыбаков и 2. как-то ещё, Клейн с систематическим упрямством выбирал “второй” путь. Эта странность приводило к убеждённости в предвзятости выбора, причём данная предвзятость была построена исключительно на непринятии выбора Рыбакова, а не на каком-либо обосновании неверности выбора последнего (уж там, где Рыбаков ошибался, Клейн обязательно на это указывал). Взять хоть этимологию слова “князь”, имеющую два совершенно равноправных варианта уводящих, один к значению - “жрец”, второй к значению - “правитель”. Рыбаков в своих работах опирался на первый вариант (потому, что, в отличии от второго, он выводится из славянских, а не норманнских корней), однако Клейн предпочёл второй вариант, при этом даже не упомянув о существовании первого, словно его и не существует даже: “Об этом говорят не только заимствованные из северогерманского термины «князь» и «витязь», но и финское «руосси», означающее «швед»”. Обилии заимствованных слов объяснимо - летописная правящая верхушка имела явные норманнские корни, поэтому естественно что при формировании собственной армии был применён уже имеющийся опыт, отсюда и готовые термины. То тогда само “князь” придётся признать или 1. мирным самоопределением (т.е. до этого у славян вообще не было правителей) или 2. навязанным на правах завоевателя титулом (версия о славном завоевании чужого народа должна была сохраниться в западных летописях, но её там нет). Куда логичнее было бы считать, что главы кланов называли себя “князьями” ещё до прихода варяг (в до летописный период), но тогда обе версии сохраняют свою равнозначность (славяне могла заимствовать термин с оглядкой на соседей, как заимствовали позже - царь), а могли сохранить свой, исконный.
Ну а что же всё-таки плохого в том, что Клейн всячески игнорирует работы Рыбакова, прекрасно о них зная? Я считаю, что подобная маниакальная зацикленность на максимальном непринятии наработок конкретно взятого автора хороша при критическом анализе, но вне него - напоминает детскую забаву - мериться письками: “он написал основополагающий труд и я напишу, посмотрим чью книгу признают потом более научной, и плевать на способы убеждения читателя в своей правоте”, так что ли?. К сожалению, когда речь заходит о науке, подобный подход не может не вредить общему делу.
Дополнение В.А. Чудинова
2014 © Павел В. Новиков