Любите ли вы Ленина как писатель Д.Быков?
Знаменитый московский местечковый писатель Д.Быков, недавно шустро бегавший по Нью-Йорку за другим еврейским литератором с ведром свинячьего говна, поделился с читателями «Известий» своим богатым внутренним миром. Рассказал публике, за что и почему он любит В.И.Ленина. Оказывается, Ильич был хороший, потому что однажды помог трудящимся нести бревно.
«Почему ни его догматизм, ни зацикленность, ни презрение к человеческой жизни, ни полное отсутствие воображения, ни повышенный интерес к скучным материям вроде статистических выкладок не заставляют меня увидеть в нем чудовище, а стиль его публицистики и поныне кажется едва ли не образцовым? Над этими вопросами я размышлял лет с пятнадцати - и только недавно отыскал наконец критерий, по которому отличаю тиранов от реформаторов».
«Критерий прост и скорее визуален, нежели социален: реформаторов можно вообразить с бревном, а тиранов - нет».
«Только одна история не универсальна и, более того, редка: вождь и бревно. Одного можно представить в азарте артельной работы, а другого - хоть лопни».
Лопнуть тут можно от смеха над местечковым дурачком. М.Соколов такое у себя в дневнике поместил, что никому не советую смотреть.
«Ленин был азартен. Кстати, эта черта, как ни странно, редко сочетается со злодейством. Злодей расчетлив, он не увлекается - разве что чем-нибудь деструктивным, вроде публичных казней или битв, а чтобы с увлечением трудиться - это фиг. Ленин любил работу: есть масса фотографией, где он с увлечением говорит, читает, пишет, и в самом почерке его - стремительном, резко наклоненном вправо, похожем, кстати, на блоковский, - страсть, скорость, азарт перекройки Вселенной, причем перекройки не имущественной, не военной, а онтологической, идейной, с основ... И с бревном, на субботнике, он смотрится; и чувствуется, что работать весной, с товарищами, в стране, которую он чувствует наконец своей, - не в смысле собственности, а в смысле общих целей и ценностей, - ему в радость. Вот этот азарт, заразительность общего дела, счастье полного растворения в нем - будь то полемическая "драчка" либо пресловутый разбор завалов, - в нем привлекательны, даже если знать обо всех его художествах, обо всех бесчисленных "расстрелять", учащавшихся по мере развития его несомненной душевной болезни».
«Да, русское оказалось сильнее советского, - но это советское по-прежнему кажется мне прорывом из замкнутого круга»
«Ощущения большей части населения при Сталине - отвратительны: это либо "радость ножа", как называл это Алесь Адамович, стыдная и оргиастическая радость расправы, восторг расчеловечивания, - либо страх, обессиливающий и удушающий. Ощущения большей части сегодняшнего населения - разочарование, скепсис, тоскливое ожидание худшего при полном сознании своего бессилия, одинаковое презрение к соседям, начальству, прошлому, настоящему и к самим себе. Ощущения большей части населения при Ленине - ни в коем случае не забываю о голоде, холоде, страхе, ненависти, сыпном тифе и прочих радостях разрухи, - все-таки сознание величия эпохи. Азарт коренной переделки мира. Ярость и восторг борьбы - за или против, неважно. "Призвали всеблагие". И потому двадцатые дали великое искусство, а тридцатые - нет».
«Ленин разжигал свой пожар не для того, чтобы жечь оппонентов на медленном огне. Мучительство не было для него самоцелью. И бревно он таскал не для того, чтобы давить этим бревном несогласных, и даже не для личного коттеджа - много ли в России таких примеров?»
Таких примеров, чтоб советские вожди таскали брёвна для своих коттеджей история и правда не знает. Да и Ленин барскую усадьбу в Горках не строил, тут Быков просто не в курсе.
«85 лет назад умер Владимир Ильич Ленин. Он был, в общем, неплохой человек. Значительная часть моей жизни ушла на попытку понять: почему мне так кажется?»
Если чего-то не знаешь, то надо спросить у тех, кто знает. Любовь к Ленину и нелюбовь к Сталину у местечкового гения от еврейских дедушек комиссаров и чекистов. Зверски уморив миллионы людей в России, они испытали эйфорическое чувство исторического оптимизма в 20-е. В 30-е с энтузиазмом посдавали друг дружку на советскую живодёрню. А затем при Хрущёве очнувшись от своих красных кошмаров, все свои беды списали на коварного Кобу. И, конечно же, перед красными еврейскими палачами и карателями исторически повинно вековечное русское зверство, исподтишка погубившее их Новый прекрасный мир коммунизма. Ну не себя же любимых им винить?!
«… злорадный юмор русской истории заключается в ином: вовсе не русские сталинисты из слободы расстреляли Давида Моисеевича и Давида Исааковича, нееет. Это Давид Моисеевич пытал и расстрелял Давида Исааковича как троцкиста. Самого его пытал и расстрелял как правого уклониста и подкулачника Сруль Абрамович. Сруля Абрамовича как врага народа и вредителя пытал и расстрелял Шмуль Аронович. Когда старая большевичка Сима Карцер пытала Шмуля Ароновича, тот, рыдая, признался, что был завербован фашистскими разведками, сдал всех своих друзей и знакомых, но перед расстрелом успеть вскрикнуть «Слава товарищу Сталину!..». Оперуполномоченный Арон Застенкер не сумел арестовать Симу Карцер, когда позвонили в дверь её семикомнатной бывшей профессорской квартиры, она успела застрелиться из наградного браунинга, подаренного Менжинским. Позднее на допросе Арон Застенкер признался следователю НКВД Кацу Менделевичу, что уже давно его завербовала фашистский резидент Сима Карцер, так что Арона Застенкера почти не били, отчего он сошел с ума и умер по непонятной причине в тюрьме, расстрелять его не успели. Каца Менделевича никто и не арестовывал, однажды ночью в его обширном сумрачном кабинете комиссара госбезопасности позвонил кремлёвский телефон, но вместо того чтобы снять трубку, он выдвинул ящик стола, достал свой личный «Вальтер» и застрелился. Ему устроили пышные революционные похороны.
А выживший в большевицких колхозах и гулагах русский слободской паренёк смотрел на эту еврейскую комиссарско-чекистскую карусель и глумливо славил товарища Сталина.
В наследство детям Каца Менделевича, будущим шестидесятникам, от папы достался орден Красного знамени, фотография тов. Сталина с дарственной надписью «Альбатросу революции и моему беспощадному товарищу Кацу», а также та самая семикомнатная бывшая профессорская квартира, где до них проживали Давид Моисеевич и Давид Исаакович, затем Сруль Абрамович, Шмуль Аронович, Сима Карцер и Арон Застенкер. Семью русского профессора шлёпнули ещё во времена Ленина и Троцкого, их имен никто не помнил за ненадобностью для дела социализма и демократии».
Несчастный Быков-Зильбертруд-оглы давно страдает от непосильных мыслей о России и русском народе. Маститого местечкового литератора мучает сложность его богатой натуры и непонятность приземлёнными мещанами. А ведь выход из экзистенциального тупика потрясающе прост. Сострадательная к своим еврейская общественность давно по-свойски призывает Диму бросить придуриваться и осознать себя тем, кем он действительно является по рождению и по жизни - московским жидом. Еврейский интеллигент брось думать/заботиться о России и русском народе, и твоя духовная жизнь наладится!
«Почему ни его догматизм, ни зацикленность, ни презрение к человеческой жизни, ни полное отсутствие воображения, ни повышенный интерес к скучным материям вроде статистических выкладок не заставляют меня увидеть в нем чудовище, а стиль его публицистики и поныне кажется едва ли не образцовым? Над этими вопросами я размышлял лет с пятнадцати - и только недавно отыскал наконец критерий, по которому отличаю тиранов от реформаторов».
«Критерий прост и скорее визуален, нежели социален: реформаторов можно вообразить с бревном, а тиранов - нет».
«Только одна история не универсальна и, более того, редка: вождь и бревно. Одного можно представить в азарте артельной работы, а другого - хоть лопни».
Лопнуть тут можно от смеха над местечковым дурачком. М.Соколов такое у себя в дневнике поместил, что никому не советую смотреть.
«Ленин был азартен. Кстати, эта черта, как ни странно, редко сочетается со злодейством. Злодей расчетлив, он не увлекается - разве что чем-нибудь деструктивным, вроде публичных казней или битв, а чтобы с увлечением трудиться - это фиг. Ленин любил работу: есть масса фотографией, где он с увлечением говорит, читает, пишет, и в самом почерке его - стремительном, резко наклоненном вправо, похожем, кстати, на блоковский, - страсть, скорость, азарт перекройки Вселенной, причем перекройки не имущественной, не военной, а онтологической, идейной, с основ... И с бревном, на субботнике, он смотрится; и чувствуется, что работать весной, с товарищами, в стране, которую он чувствует наконец своей, - не в смысле собственности, а в смысле общих целей и ценностей, - ему в радость. Вот этот азарт, заразительность общего дела, счастье полного растворения в нем - будь то полемическая "драчка" либо пресловутый разбор завалов, - в нем привлекательны, даже если знать обо всех его художествах, обо всех бесчисленных "расстрелять", учащавшихся по мере развития его несомненной душевной болезни».
«Да, русское оказалось сильнее советского, - но это советское по-прежнему кажется мне прорывом из замкнутого круга»
«Ощущения большей части населения при Сталине - отвратительны: это либо "радость ножа", как называл это Алесь Адамович, стыдная и оргиастическая радость расправы, восторг расчеловечивания, - либо страх, обессиливающий и удушающий. Ощущения большей части сегодняшнего населения - разочарование, скепсис, тоскливое ожидание худшего при полном сознании своего бессилия, одинаковое презрение к соседям, начальству, прошлому, настоящему и к самим себе. Ощущения большей части населения при Ленине - ни в коем случае не забываю о голоде, холоде, страхе, ненависти, сыпном тифе и прочих радостях разрухи, - все-таки сознание величия эпохи. Азарт коренной переделки мира. Ярость и восторг борьбы - за или против, неважно. "Призвали всеблагие". И потому двадцатые дали великое искусство, а тридцатые - нет».
«Ленин разжигал свой пожар не для того, чтобы жечь оппонентов на медленном огне. Мучительство не было для него самоцелью. И бревно он таскал не для того, чтобы давить этим бревном несогласных, и даже не для личного коттеджа - много ли в России таких примеров?»
Таких примеров, чтоб советские вожди таскали брёвна для своих коттеджей история и правда не знает. Да и Ленин барскую усадьбу в Горках не строил, тут Быков просто не в курсе.
«85 лет назад умер Владимир Ильич Ленин. Он был, в общем, неплохой человек. Значительная часть моей жизни ушла на попытку понять: почему мне так кажется?»
Если чего-то не знаешь, то надо спросить у тех, кто знает. Любовь к Ленину и нелюбовь к Сталину у местечкового гения от еврейских дедушек комиссаров и чекистов. Зверски уморив миллионы людей в России, они испытали эйфорическое чувство исторического оптимизма в 20-е. В 30-е с энтузиазмом посдавали друг дружку на советскую живодёрню. А затем при Хрущёве очнувшись от своих красных кошмаров, все свои беды списали на коварного Кобу. И, конечно же, перед красными еврейскими палачами и карателями исторически повинно вековечное русское зверство, исподтишка погубившее их Новый прекрасный мир коммунизма. Ну не себя же любимых им винить?!
«… злорадный юмор русской истории заключается в ином: вовсе не русские сталинисты из слободы расстреляли Давида Моисеевича и Давида Исааковича, нееет. Это Давид Моисеевич пытал и расстрелял Давида Исааковича как троцкиста. Самого его пытал и расстрелял как правого уклониста и подкулачника Сруль Абрамович. Сруля Абрамовича как врага народа и вредителя пытал и расстрелял Шмуль Аронович. Когда старая большевичка Сима Карцер пытала Шмуля Ароновича, тот, рыдая, признался, что был завербован фашистскими разведками, сдал всех своих друзей и знакомых, но перед расстрелом успеть вскрикнуть «Слава товарищу Сталину!..». Оперуполномоченный Арон Застенкер не сумел арестовать Симу Карцер, когда позвонили в дверь её семикомнатной бывшей профессорской квартиры, она успела застрелиться из наградного браунинга, подаренного Менжинским. Позднее на допросе Арон Застенкер признался следователю НКВД Кацу Менделевичу, что уже давно его завербовала фашистский резидент Сима Карцер, так что Арона Застенкера почти не били, отчего он сошел с ума и умер по непонятной причине в тюрьме, расстрелять его не успели. Каца Менделевича никто и не арестовывал, однажды ночью в его обширном сумрачном кабинете комиссара госбезопасности позвонил кремлёвский телефон, но вместо того чтобы снять трубку, он выдвинул ящик стола, достал свой личный «Вальтер» и застрелился. Ему устроили пышные революционные похороны.
А выживший в большевицких колхозах и гулагах русский слободской паренёк смотрел на эту еврейскую комиссарско-чекистскую карусель и глумливо славил товарища Сталина.
В наследство детям Каца Менделевича, будущим шестидесятникам, от папы достался орден Красного знамени, фотография тов. Сталина с дарственной надписью «Альбатросу революции и моему беспощадному товарищу Кацу», а также та самая семикомнатная бывшая профессорская квартира, где до них проживали Давид Моисеевич и Давид Исаакович, затем Сруль Абрамович, Шмуль Аронович, Сима Карцер и Арон Застенкер. Семью русского профессора шлёпнули ещё во времена Ленина и Троцкого, их имен никто не помнил за ненадобностью для дела социализма и демократии».
Несчастный Быков-Зильбертруд-оглы давно страдает от непосильных мыслей о России и русском народе. Маститого местечкового литератора мучает сложность его богатой натуры и непонятность приземлёнными мещанами. А ведь выход из экзистенциального тупика потрясающе прост. Сострадательная к своим еврейская общественность давно по-свойски призывает Диму бросить придуриваться и осознать себя тем, кем он действительно является по рождению и по жизни - московским жидом. Еврейский интеллигент брось думать/заботиться о России и русском народе, и твоя духовная жизнь наладится!