Рэй Брэдбери, "НОЧЬ СЕМЬИ" (1/2)
Рэй Брэдбери
Ночь семьи
Raymond Douglas "Ray" Bradbury, "Homecoming"
пер. с английского: П.Вязников, 1994
- Они идут, - сказала Сеси, лёжа неподвижно в своей постели.
- Где они? - выпалил Тимоти от дверей.
- Одни над Европой, другие над Азией, третьи над Исландией, четвёртые над Южной Америкой! - ответила Сеси, и длинные карие ресницы закрытых глаз вздрогнули.
Тимоти подошёл поближе, ступая по голым доскам пола.
- А кто идёт?
- Дядя Эйнар, и дядя Фрай, и кузен Вильям, и ещё я вижу Фрульду и Хельгара, и тетю Моргиану, и кузину Вивьен, и я вижу дядю Иоганна! Как они спешат!
- Они летят? - возбужденно спросил Тимоти. Его серые глаза сверкали. Он выглядел нисколько не старше своих четырнадцати лет. А снаружи завывал ветер, и тёмный дом озарялся лишь светом звёзд.
- Они летят и они бегут, и каждый в своем облике, - не просыпаясь, рассказывала Сеси. Она не шевелилась, но её разум бодрствовал, и Сеси рассказывала, что видит. - Вот я вижу, как огромный волк перебегает вброд речку над самым водопадом и в свете звёзд его мех серебрится. А вот ветер несёт высоко в небе бурый дубовый лист. И летит маленький нетопырь. И ещё многие другие - скользят сквозь чащу леса, и мчатся среди самых верхних ветвей, и все они спешат сюда!
- Они успеют к завтрашней ночи? - спросил Тимоти, взволнованно комкая уголок простыни. Паук, сидевший у него на воротнике, выпустил паутинку и закачался, как чёрная подвеска, перебирая лапками: он тоже был взволнован.
Тимоти склонился к сестре.
- Они все успеют на Ночь Семьи?
- Да, да, Тимоти, да, - выдохнула Сеси и застыла. - И не спрашивай меня больше. Уходи. Я хочу теперь странствовать в тех местах, которые мне больше по душе.
- Благодарю, Сеси, - тихо сказал мальчик. Он вышел в коридор и помчался в свою комнату, заправить постель: он только несколько минут назад, на закате, проснулся и с первыми звёздами побежал, чтобы поделиться с Сеси своим волнением.
Сейчас Сеси спала совсем тихо - ни звука. Пока Тимоти умывался, паучок висел на своем серебристом лассо, обвивавшем тонкую шею.
- Подумать только, Чок-паучок - завтра канун Всех Святых! Хэллоуин!
Мальчик посмотрел в зеркало. Это было единственное зеркало в доме, разумеется. Мама делала ему поблажки, потому что понимала, каково ему с его болезнью. Ну за что его так?! Он открыл рот и грустно посмотрел на отражение жалких и таких непрочных зубов - природа поскупилась. Тоже мне зубы, - не зубы, а просто кукурузные зерна. Чуть ли не круглые, тупые, мягкие, белые… Это зрелище даже пригасило праздничное настроение.
Уже совсем стемнело - пришлось зажечь свечу. Мальчик ощутил навалившуюся усталость: всю последнюю неделю семья жила по обычаям Старого Света. Они спали днём и вставали с последними лучами солнца. Тимоти посмотрел на тёмные круги под глазами.
- Никуда я не гожусь, Чок, - тихо прошептал он своему маленькому другу. - Даже не могу привыкнуть спать днем, как все наши…
Он поднял подсвечник. Ну почему у него нет настоящих сильных зубов - резцов и клыков как стальные ножи! Или, скажем, сильных рук. Или - сильной воли. Хотя бы уметь посылать свои мысли по всему свету, как Сеси… Но он - урод. Больной. Калека. Он даже (Тимоти вздрогнул и придвинул свечку поближе) боится темноты. Братья над ним смеются - и Бион, и Леонард, и Сэм… Они дразнят его, потому что он спит в постели. Сеси - другое дело, постель ей нужна, чтобы удобнее было посылать свой разум на охоту. А Тимоти? Разве он может, как вся семья, спать в прекрасном полированном ящике? Нет! Не может! И вот мама разрешила ему иметь постель, свечу и даже зеркало. Ничего странного, что родня сторонится его, как креста. Ну что бы крыльям на спине прорезаться!
Мальчик снял рубашку и, извернувшись, посмотрел на голые лопатки. И снова вздохнул. Не растут. И не вырастут.
А снизу доносились таинственные, волнующие звуки. С шорохом разворачивался чёрный креп, закрывая стены, потолки, двери. Вдоль перил лестницы вился запах горящих чёрных свечей. Слышался высокий и твёрдый мамин голос, ему гулко отвечал из сырого подвала голос папы. А вот входит в дом Бион - тащит большие двухгаллонные банки.
- Но я должен праздновать со всеми, Чок, - сказал Тимоти. Паучок крутнулся на своей серебряной нити, и Тимоти вдруг почувствовал себя одиноким. Да, он будет полировать деревянные ящики, носить поганки и пауков, развешивать креп… но когда праздник начнется, о нём забудут. Чем меньше будут видеть сына-урода, чем меньше будут говорить о нем, тем лучше.
Через дом пробежала Лаура.
- Ночь Семьи! - весело кричала она, и её шаги звучали со всех сторон разом. - Ночь Семьи!
Тимоти снова прошёл мимо комнаты Сеси - та тихо спала. Сеси спускалась из своей комнаты не чаще раза в месяц, а остальное время проводил а в постели. Красавица Сеси. Тимоти хотелось спросить - где ты сейчас, Сеси? И в ком! И что делается вокруг тебя? Ты за холмами? И как там?.. Но мальчик миновал комнату Сеси и пошел к Элен.
Элен сидела за столом, разбирая всевозможные волосы - белые, рыжие, чёрные - и маленькие серпики ногтей. Она работала маникюршей в салоне красоты в Меллин-Вилидж в пятнадцати милях отсюда. В углу стоял крепкий ящик чёрного дерева с ее именем.
- Пошёл вон, - проговорила Элен, даже не поднимая глаз. - Я не могу работать, пока ты на меня пялишься.
- Да ведь Хэллоуин же, Элен. Ты подумай только! - сказал мальчик, пытаясь говорить дружелюбно.
- Хм! - Она бросила несколько обрезков ногтей в белый пакетик и надписала его. - Да разве для тебя это что-то значит? Разве ты знаешь что-нибудь об этом? Ты же там просто перепугаешься до смерти! Отправляйся к себе в кроватку, малыш.
Щёки мальчика вспыхнули.
- Я должен помочь полировать… накрывать на стол…
- Если сейчас же не уйдёшь - завтра обнаружишь в своей постели дюжину живых устриц, - спокойно пообещала Элен. - Так что спокойной ночи, Тимоти.
Горя обидой, Тимоти сбежал по лестнице вниз - и с разбегу врезался в Лауру.
- Смотри куда идёшь! - прошипела она сквозь зубы и исчезла.
Тимоти подбежал к открытой двери подвала, вдохнул струю густо пахнущего землёй воздуха.
- Папа?
- Опаздываешь! - крикнул снизу отец. - Бегом сюда, не то мы не закончим к их появлению!
Тимоти секунду задержался на пороге, слушая тысячи звуков дома. Приходили и уходили братья, точно поезда на вокзале. Они говорили, спорили о чем-то. Сто́ит постоять на одном месте подольше, и их бледные руки пронесут мимо тебя всё, что есть в доме. Вот Леонард со своим чёрным докторским саквояжем; вот Самуэль с большой чёрной книгой под мышкой несет ещё рулон крепа; вот Бион опять, в который уже раз, несет из машины очередные банки.
Папа на секунду оторвался от полировки - сунул сыну тряпку и, нахмурясь, постучал пальцем по чёрному дереву.
- Давай-ка, соня, быстренько заканчивай с этим, и перейдем к следующему.
Натирая дерево воском, Тимоти заглянул внутрь.
- Дядя Эйнар большой, правда, папа?
- Угу.
- А сколько в нём росту?
- Посмотри на ящик, увидишь.
- Я просто спросил. Семь футов?
- Много болтаешь.
Около девяти Тимоти вышел из дома в октябрьскую ночь. Два часа он бродил по полям, собирая поганки и пауков. Дул ветер - то тёплый, то холодный. Его сердце вновь забилось от волнения. Сколько, сказала мама, будет в гостях родственников? Семьдесят? Сто? Он прошел мимо спящей фермы.
- Знали бы вы, какой у нас сегодня праздник, - сказал он мягко светящимся окнам. Он поднялся на холм и посмотрел на засыпающий городок в нескольких милях отсюда. Виднелся белеющий циферблат часов над мэрией. В городке тоже ничего не знали.
Тимоти принес домой множество банок с поганками и пауками.
В маленькой часовне в подвале отслужили короткую службу. Всё было как обычно: папа читал чёрные заклинания, прекрасные мамины руки, точно вырезанные из слоновой кости, творили оборотные знамения, а все дети стояли перед алтарем - кроме Сеси, которая лежала в постели наверху. Но Сеси тоже была здесь - можно было заметить ее в глазах то Биона, то Самуэля, то в маминых… а вот она в тебе, раз - и исчезла.
Тимоти горячо молился Чёрному Повелителю, чувствуя, как всё в нём сжимается от волнения.
- Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне вырасти, и пусть я буду такой же, как мои сёстры и братья. Я не хочу быть другим. Если бы я умел вкладывать волосы в восковые фигурки, как Элен, или заставлять людей влюбляться в себя, как Лаура, или читать странные книги, как Сэм, или иметь уважаемую работу - как Леонард и Бион. Или даже, может, завести семью, как мама с папой…
В полночь на дом навалилась гроза. Ослепительными белыми стрелами вонзались в землю молнии. Слышно было, как приближается, осторожно нащупывая дорогу, торнадо, и его воронка жадно вгрызается в сырую землю. А потом парадная дверь наполовину слетела с петель, распахнулась и криво повисла - и вошли дедушка с бабушкой, только что из Старого Света!
И после этого стали собираться гости, один за другим. То постучат с парадного крыльца, то поскребутся с чёрного хода, то захлопают крылья у окна. Шорох в подвале; посвист осеннего ветра, залетевшего в трубу… Мама наливала в огромную хрустальную чашу для пунша алую жидкость, которую привез Бион. Папа скользил из комнаты в комнату, зажигая чёрные свечи. Лаура и Элен развешивали на стенах гирлянды из ветвей волчьего лыка. А Тимоти стоял среди всей этой суеты - руки дрожат, на лице - никакого выражения - смотрел то туда, то сюда. Хлопают двери, звучит смех, льется со звоном алая жидкость, темнота, гудит ветер, гулко хлопают крылья, шлёпают ноги и лапы, кого-то приветствуют у дверей, слышно, как гремят полированные ящики, скользят мимо тени - подходят, проходят, колышутся, нависают.
- Ого, ну а это, конечно, Тимоти?
- Что?..
Ледяная ладонь сжимает его руку, длинное, заросшее лицо склоняется над ним.
- Славный, славный паренёк, - говорит незнакомец.
- Тимоти, - это уже мама, - Тимоти, это дядя Ясон.
- Здравствуйте, дядя Ясон.
- А это… - Мама увела от него дядю Ясона. А тот оглянулся на Тимоти поверх наброшенного на плечи плаща и подмигнул.
Тимоти остался один.
Откуда-то издалека, из-за горящих во тьме чёрных свечей, послышался высокий звонкий голос - Элен.
- ...А вот мои братики - они действительно умные. Угадайте, чем они занимаются, тётя Моргиана!
- Куда мне угадать.
- Они держат похоронное бюро в городе!
- Что?! - и изумлённый вздох.
- Представьте себе! - и пронзительный смех. - Разве это не здорово?
Тимоти стоял совершенно неподвижно. Смех затих.
- Они привозят еду для мамы, папы и всех нас, - продолжила Лаура за сестру. - Кроме, конечно, Тимоти…
Неловкая пауза. Голос дяди Ясона:
- Ну? Говори уж. Что такое насчет Тимоти?
- Ох, Лаура, твой язык… - вздохнула мама. Лауре пришлось продолжить. Тимоти зажмурился.
- Тимоти не… ну… он не любит кровь. Он у нас неженка.
- Он ещё научится, - поспешно сказала мама и повторила уже более твердо: - Он научится. Он мой сын - он научится. Ему ещё только четырнадцать лет!
- Я вырос на этой пище. - Голос дяди Ясона отдавался по комнатам, ветер за окном играл на ветвях деревьев, как на струнах арфы; дождик простучал в окно - «вы-рос-на-э-той-пище…» - и исчез. Тимоти прикусил губу и открыл глаза.
- Я сама виновата, - теперь мама вела их в кухню. - Я пыталась его заставить. А разве можно насильно кормить детей - их стошнит, и они навсегда потеряют вкус к этой еде. А Бион, например, только в тринадцать лет…
- Понимаю… - пробурчал дядя Ясон. - Конечно, Тимоти поправится…
- Я не сомневаюсь в этом, - с вызовом ответила мама.
Пламя свечей вздрагивало, когда тени скользили из одной затхлой комнаты в другую по всей дюжине комнат дома. Тимоти чувствовал, что замёрз. Почувствовав запах тающего жира, он не глядя схватил свечу и пошёл по дому, делая вид, будто расправляет креп на стенах.
- Тимоти, - прошептал кто-то за разрисованной стеной, шипя и со свистом выдыхая слова, - Тимоти боится темноты!..
Голос Леонарда. Гад этот Леонард!
- Просто мне нравится эта свечка, и всё, - укоризненно прошептал Тимоти.
Снова шум, смех, гром. Каскады гулкого смеха! Стук, щёлканье, возгласы, шуршание одежд. Сырой туман ползёт сквозь парадную дверь. Из тумана, складывая крылья, вышел высокий человек.
- Дядя Эйнар!
Тимоти бросился к нему - тонкие быстрые ноги пронесли мальчика сквозь туман, под зелёные колышущиеся тени крыльев. Он кинулся на руки дяди Эйнара, и тот подхватил его.
- У тебя есть крылья! - Он подбросил мальчика под потолок - легко, будто шарик репейника. - Крылья, Тимоти, - лети!
Внизу кружились лица. Кружилась тьма. Шёл колесом, улетая вдаль, дом. Тимоти был лёгким, как ветер. Он взмахнул руками. Руки Эйнара поймали его и вновь подбросили к потолку. Потолок, похожий сейчас на обгоревшую стену из-за чёрного крепа, помчался вниз.
- Лети, Тимоти! - громко, звучно кричал Эйнар. - У тебя крылья! Крылья!..
К ОКОНЧАНИЮ
Ночь семьи
Raymond Douglas "Ray" Bradbury, "Homecoming"
пер. с английского: П.Вязников, 1994
- Они идут, - сказала Сеси, лёжа неподвижно в своей постели.
- Где они? - выпалил Тимоти от дверей.
- Одни над Европой, другие над Азией, третьи над Исландией, четвёртые над Южной Америкой! - ответила Сеси, и длинные карие ресницы закрытых глаз вздрогнули.
Тимоти подошёл поближе, ступая по голым доскам пола.
- А кто идёт?
- Дядя Эйнар, и дядя Фрай, и кузен Вильям, и ещё я вижу Фрульду и Хельгара, и тетю Моргиану, и кузину Вивьен, и я вижу дядю Иоганна! Как они спешат!
- Они летят? - возбужденно спросил Тимоти. Его серые глаза сверкали. Он выглядел нисколько не старше своих четырнадцати лет. А снаружи завывал ветер, и тёмный дом озарялся лишь светом звёзд.
- Они летят и они бегут, и каждый в своем облике, - не просыпаясь, рассказывала Сеси. Она не шевелилась, но её разум бодрствовал, и Сеси рассказывала, что видит. - Вот я вижу, как огромный волк перебегает вброд речку над самым водопадом и в свете звёзд его мех серебрится. А вот ветер несёт высоко в небе бурый дубовый лист. И летит маленький нетопырь. И ещё многие другие - скользят сквозь чащу леса, и мчатся среди самых верхних ветвей, и все они спешат сюда!
- Они успеют к завтрашней ночи? - спросил Тимоти, взволнованно комкая уголок простыни. Паук, сидевший у него на воротнике, выпустил паутинку и закачался, как чёрная подвеска, перебирая лапками: он тоже был взволнован.
Тимоти склонился к сестре.
- Они все успеют на Ночь Семьи?
- Да, да, Тимоти, да, - выдохнула Сеси и застыла. - И не спрашивай меня больше. Уходи. Я хочу теперь странствовать в тех местах, которые мне больше по душе.
- Благодарю, Сеси, - тихо сказал мальчик. Он вышел в коридор и помчался в свою комнату, заправить постель: он только несколько минут назад, на закате, проснулся и с первыми звёздами побежал, чтобы поделиться с Сеси своим волнением.
Сейчас Сеси спала совсем тихо - ни звука. Пока Тимоти умывался, паучок висел на своем серебристом лассо, обвивавшем тонкую шею.
- Подумать только, Чок-паучок - завтра канун Всех Святых! Хэллоуин!
Мальчик посмотрел в зеркало. Это было единственное зеркало в доме, разумеется. Мама делала ему поблажки, потому что понимала, каково ему с его болезнью. Ну за что его так?! Он открыл рот и грустно посмотрел на отражение жалких и таких непрочных зубов - природа поскупилась. Тоже мне зубы, - не зубы, а просто кукурузные зерна. Чуть ли не круглые, тупые, мягкие, белые… Это зрелище даже пригасило праздничное настроение.
Уже совсем стемнело - пришлось зажечь свечу. Мальчик ощутил навалившуюся усталость: всю последнюю неделю семья жила по обычаям Старого Света. Они спали днём и вставали с последними лучами солнца. Тимоти посмотрел на тёмные круги под глазами.
- Никуда я не гожусь, Чок, - тихо прошептал он своему маленькому другу. - Даже не могу привыкнуть спать днем, как все наши…
Он поднял подсвечник. Ну почему у него нет настоящих сильных зубов - резцов и клыков как стальные ножи! Или, скажем, сильных рук. Или - сильной воли. Хотя бы уметь посылать свои мысли по всему свету, как Сеси… Но он - урод. Больной. Калека. Он даже (Тимоти вздрогнул и придвинул свечку поближе) боится темноты. Братья над ним смеются - и Бион, и Леонард, и Сэм… Они дразнят его, потому что он спит в постели. Сеси - другое дело, постель ей нужна, чтобы удобнее было посылать свой разум на охоту. А Тимоти? Разве он может, как вся семья, спать в прекрасном полированном ящике? Нет! Не может! И вот мама разрешила ему иметь постель, свечу и даже зеркало. Ничего странного, что родня сторонится его, как креста. Ну что бы крыльям на спине прорезаться!
Мальчик снял рубашку и, извернувшись, посмотрел на голые лопатки. И снова вздохнул. Не растут. И не вырастут.
А снизу доносились таинственные, волнующие звуки. С шорохом разворачивался чёрный креп, закрывая стены, потолки, двери. Вдоль перил лестницы вился запах горящих чёрных свечей. Слышался высокий и твёрдый мамин голос, ему гулко отвечал из сырого подвала голос папы. А вот входит в дом Бион - тащит большие двухгаллонные банки.
- Но я должен праздновать со всеми, Чок, - сказал Тимоти. Паучок крутнулся на своей серебряной нити, и Тимоти вдруг почувствовал себя одиноким. Да, он будет полировать деревянные ящики, носить поганки и пауков, развешивать креп… но когда праздник начнется, о нём забудут. Чем меньше будут видеть сына-урода, чем меньше будут говорить о нем, тем лучше.
Через дом пробежала Лаура.
- Ночь Семьи! - весело кричала она, и её шаги звучали со всех сторон разом. - Ночь Семьи!
Тимоти снова прошёл мимо комнаты Сеси - та тихо спала. Сеси спускалась из своей комнаты не чаще раза в месяц, а остальное время проводил а в постели. Красавица Сеси. Тимоти хотелось спросить - где ты сейчас, Сеси? И в ком! И что делается вокруг тебя? Ты за холмами? И как там?.. Но мальчик миновал комнату Сеси и пошел к Элен.
Элен сидела за столом, разбирая всевозможные волосы - белые, рыжие, чёрные - и маленькие серпики ногтей. Она работала маникюршей в салоне красоты в Меллин-Вилидж в пятнадцати милях отсюда. В углу стоял крепкий ящик чёрного дерева с ее именем.
- Пошёл вон, - проговорила Элен, даже не поднимая глаз. - Я не могу работать, пока ты на меня пялишься.
- Да ведь Хэллоуин же, Элен. Ты подумай только! - сказал мальчик, пытаясь говорить дружелюбно.
- Хм! - Она бросила несколько обрезков ногтей в белый пакетик и надписала его. - Да разве для тебя это что-то значит? Разве ты знаешь что-нибудь об этом? Ты же там просто перепугаешься до смерти! Отправляйся к себе в кроватку, малыш.
Щёки мальчика вспыхнули.
- Я должен помочь полировать… накрывать на стол…
- Если сейчас же не уйдёшь - завтра обнаружишь в своей постели дюжину живых устриц, - спокойно пообещала Элен. - Так что спокойной ночи, Тимоти.
Горя обидой, Тимоти сбежал по лестнице вниз - и с разбегу врезался в Лауру.
- Смотри куда идёшь! - прошипела она сквозь зубы и исчезла.
Тимоти подбежал к открытой двери подвала, вдохнул струю густо пахнущего землёй воздуха.
- Папа?
- Опаздываешь! - крикнул снизу отец. - Бегом сюда, не то мы не закончим к их появлению!
Тимоти секунду задержался на пороге, слушая тысячи звуков дома. Приходили и уходили братья, точно поезда на вокзале. Они говорили, спорили о чем-то. Сто́ит постоять на одном месте подольше, и их бледные руки пронесут мимо тебя всё, что есть в доме. Вот Леонард со своим чёрным докторским саквояжем; вот Самуэль с большой чёрной книгой под мышкой несет ещё рулон крепа; вот Бион опять, в который уже раз, несет из машины очередные банки.
Папа на секунду оторвался от полировки - сунул сыну тряпку и, нахмурясь, постучал пальцем по чёрному дереву.
- Давай-ка, соня, быстренько заканчивай с этим, и перейдем к следующему.
Натирая дерево воском, Тимоти заглянул внутрь.
- Дядя Эйнар большой, правда, папа?
- Угу.
- А сколько в нём росту?
- Посмотри на ящик, увидишь.
- Я просто спросил. Семь футов?
- Много болтаешь.
Около девяти Тимоти вышел из дома в октябрьскую ночь. Два часа он бродил по полям, собирая поганки и пауков. Дул ветер - то тёплый, то холодный. Его сердце вновь забилось от волнения. Сколько, сказала мама, будет в гостях родственников? Семьдесят? Сто? Он прошел мимо спящей фермы.
- Знали бы вы, какой у нас сегодня праздник, - сказал он мягко светящимся окнам. Он поднялся на холм и посмотрел на засыпающий городок в нескольких милях отсюда. Виднелся белеющий циферблат часов над мэрией. В городке тоже ничего не знали.
Тимоти принес домой множество банок с поганками и пауками.
В маленькой часовне в подвале отслужили короткую службу. Всё было как обычно: папа читал чёрные заклинания, прекрасные мамины руки, точно вырезанные из слоновой кости, творили оборотные знамения, а все дети стояли перед алтарем - кроме Сеси, которая лежала в постели наверху. Но Сеси тоже была здесь - можно было заметить ее в глазах то Биона, то Самуэля, то в маминых… а вот она в тебе, раз - и исчезла.
Тимоти горячо молился Чёрному Повелителю, чувствуя, как всё в нём сжимается от волнения.
- Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне вырасти, и пусть я буду такой же, как мои сёстры и братья. Я не хочу быть другим. Если бы я умел вкладывать волосы в восковые фигурки, как Элен, или заставлять людей влюбляться в себя, как Лаура, или читать странные книги, как Сэм, или иметь уважаемую работу - как Леонард и Бион. Или даже, может, завести семью, как мама с папой…
В полночь на дом навалилась гроза. Ослепительными белыми стрелами вонзались в землю молнии. Слышно было, как приближается, осторожно нащупывая дорогу, торнадо, и его воронка жадно вгрызается в сырую землю. А потом парадная дверь наполовину слетела с петель, распахнулась и криво повисла - и вошли дедушка с бабушкой, только что из Старого Света!
И после этого стали собираться гости, один за другим. То постучат с парадного крыльца, то поскребутся с чёрного хода, то захлопают крылья у окна. Шорох в подвале; посвист осеннего ветра, залетевшего в трубу… Мама наливала в огромную хрустальную чашу для пунша алую жидкость, которую привез Бион. Папа скользил из комнаты в комнату, зажигая чёрные свечи. Лаура и Элен развешивали на стенах гирлянды из ветвей волчьего лыка. А Тимоти стоял среди всей этой суеты - руки дрожат, на лице - никакого выражения - смотрел то туда, то сюда. Хлопают двери, звучит смех, льется со звоном алая жидкость, темнота, гудит ветер, гулко хлопают крылья, шлёпают ноги и лапы, кого-то приветствуют у дверей, слышно, как гремят полированные ящики, скользят мимо тени - подходят, проходят, колышутся, нависают.
- Ого, ну а это, конечно, Тимоти?
- Что?..
Ледяная ладонь сжимает его руку, длинное, заросшее лицо склоняется над ним.
- Славный, славный паренёк, - говорит незнакомец.
- Тимоти, - это уже мама, - Тимоти, это дядя Ясон.
- Здравствуйте, дядя Ясон.
- А это… - Мама увела от него дядю Ясона. А тот оглянулся на Тимоти поверх наброшенного на плечи плаща и подмигнул.
Тимоти остался один.
Откуда-то издалека, из-за горящих во тьме чёрных свечей, послышался высокий звонкий голос - Элен.
- ...А вот мои братики - они действительно умные. Угадайте, чем они занимаются, тётя Моргиана!
- Куда мне угадать.
- Они держат похоронное бюро в городе!
- Что?! - и изумлённый вздох.
- Представьте себе! - и пронзительный смех. - Разве это не здорово?
Тимоти стоял совершенно неподвижно. Смех затих.
- Они привозят еду для мамы, папы и всех нас, - продолжила Лаура за сестру. - Кроме, конечно, Тимоти…
Неловкая пауза. Голос дяди Ясона:
- Ну? Говори уж. Что такое насчет Тимоти?
- Ох, Лаура, твой язык… - вздохнула мама. Лауре пришлось продолжить. Тимоти зажмурился.
- Тимоти не… ну… он не любит кровь. Он у нас неженка.
- Он ещё научится, - поспешно сказала мама и повторила уже более твердо: - Он научится. Он мой сын - он научится. Ему ещё только четырнадцать лет!
- Я вырос на этой пище. - Голос дяди Ясона отдавался по комнатам, ветер за окном играл на ветвях деревьев, как на струнах арфы; дождик простучал в окно - «вы-рос-на-э-той-пище…» - и исчез. Тимоти прикусил губу и открыл глаза.
- Я сама виновата, - теперь мама вела их в кухню. - Я пыталась его заставить. А разве можно насильно кормить детей - их стошнит, и они навсегда потеряют вкус к этой еде. А Бион, например, только в тринадцать лет…
- Понимаю… - пробурчал дядя Ясон. - Конечно, Тимоти поправится…
- Я не сомневаюсь в этом, - с вызовом ответила мама.
Пламя свечей вздрагивало, когда тени скользили из одной затхлой комнаты в другую по всей дюжине комнат дома. Тимоти чувствовал, что замёрз. Почувствовав запах тающего жира, он не глядя схватил свечу и пошёл по дому, делая вид, будто расправляет креп на стенах.
- Тимоти, - прошептал кто-то за разрисованной стеной, шипя и со свистом выдыхая слова, - Тимоти боится темноты!..
Голос Леонарда. Гад этот Леонард!
- Просто мне нравится эта свечка, и всё, - укоризненно прошептал Тимоти.
Снова шум, смех, гром. Каскады гулкого смеха! Стук, щёлканье, возгласы, шуршание одежд. Сырой туман ползёт сквозь парадную дверь. Из тумана, складывая крылья, вышел высокий человек.
- Дядя Эйнар!
Тимоти бросился к нему - тонкие быстрые ноги пронесли мальчика сквозь туман, под зелёные колышущиеся тени крыльев. Он кинулся на руки дяди Эйнара, и тот подхватил его.
- У тебя есть крылья! - Он подбросил мальчика под потолок - легко, будто шарик репейника. - Крылья, Тимоти, - лети!
Внизу кружились лица. Кружилась тьма. Шёл колесом, улетая вдаль, дом. Тимоти был лёгким, как ветер. Он взмахнул руками. Руки Эйнара поймали его и вновь подбросили к потолку. Потолок, похожий сейчас на обгоревшую стену из-за чёрного крепа, помчался вниз.
- Лети, Тимоти! - громко, звучно кричал Эйнар. - У тебя крылья! Крылья!..
К ОКОНЧАНИЮ