Избрание правительства Народного Фронта в середине 1936 года, к замешательству Гамелена, изменило природу политического взгляда на франко-советский пакт (который ожидал, что парламентская ратификация пакта в феврале зайдёт настолько далеко, насколько политики согласятся на союз со Сталиным). Народный Фронт привёл Кота - compagnon de route с момента его совращения в ходе визита в Советский Союза в 1933 году - обратно в воздушное министерство. Это немедленно увеличило давление на французских военных, чтобы они начали встречаться со своими советскими коллегами и договорились о том, как будут реализованы требования пакта о предоставлении помощи(67). К ноябрю 1936 года вопрос достиг внимания премьер-министра Блюма, который предложил Даладье и Гамелену начать тайные переговоры в Париже с генералом Венцовым, советским военным атташе.
Блюм аргументировал, что Франции, с пактом 18-месячной давности, желательно выяснить как именно Красная Армия предоставит военную помощь против Германии(68). Однако во французском верховном командовании было широко распространено мнение, что военные переговоры с Москвой могут иметь неприятные последствия, позволяя советским командирам задавать смущающие вопросы о планах французской армии по оказанию им помощи посредством наступательных действий против западной Германии. Многим французским генералам казалось, что чем глубже Франция втянется во взаимные военные соглашения с Советским Союзом, тем больше становился риск увеличения обязательств, а не безопасности. Последнее, о чём французские командиры хотели рассказать любому из своих восточных союзников, было планирование своих облегчающих операций против западных границ Германии, поскольку его, по существу, не было. Но для генералов это не выглядело проблемой. На одной встрече в Дворце Бурбонов за восемь дней до ратификации пакта два депутата, специализировавшихся на вопросах обороны, Тайтингер и Ги Ла Шамбре (который стал президентом армейской комиссии Палаты в июле 1936 года) прямо цитировали «беспокойство» Морана, озвученное одиннадцатью месяцами ранее в марте 1935 года, об отсутствии русско-германской сухопутной границы. Ла Шамбре выразил также опасение, что пакт приведет только к возложению дополнительного военного бремени на Францию, «особенно в отношении [дальнейшего увеличения] продолжительности активной службы призывников»(69).
Однако с момента выборов Народного Фронта и до весны 1937 года русские неустанно настаивали на переговорах с французским верховным командованием. 30 июня 1936 года в Париже советский поверенный пригласил Швайзгута принять участие в маневрах Красной Армии под Минском в сентябре этого года в качестве продолжения визита Луазо за год до этого. В то же время французский генеральный штаб начал получать поток предупреждений о том, что их надежды на более тесные отношения с Великобританией могут быть поставлены под угрозу, если, помимо пакта 1935 года, будет заключена франко-советская стратегическая конвенция. Сам пакт, как ясно намекнули англичане, не нравится и вызывает недоверие в Уайтхолле. С этого момента времени симптомы британской холодности по отношению к франко-советским военным договорённостям стали главной причиной определённого поведения представителей военного министерства Франции по этому вопросу(70).
_______________
67. Andrew and Gordievsky, KGB, pp. 370-1.
68. E. Daladier, ‘Les negotiations franco-sovietiques de 1936-37’, typescript draft memoirs in Archives Daladier, 1 DA 7, dr. 5, sdr. c, FNSP.
69. CAC, 15th Leg. (1932-6), ‘Seance du 19 fevrier 1936: proces-verbal’, pp. 3-4, Carton XV/739/48 bis, AAN.
70. Papiers Schweisguth, ‘mementos’, 8 Oct. 1936 (‘Conversation avec M. Leger’), 351 AP Carton 3, dr. 10, AN.
Сначала, осенью 1936 года, французы стремились к среднему курсу. Их опасения потерять Советский Союз на немецкой орбите заставляли их убеждать британцев, что сближение с Россией может иметь значительную «негативную» ценность. На французских манёврах вблизи Экс-ан-Прованс в сентябре 1936 года немецкий военный атташе Кюленталь сообщил своему британскому коллеге полковнику Бомон-Незбитту, что ещё за годы до объявления Гитлером в 1935-м о германском перевооружении, более 200 офицеров-танкистов прошли в Советском Союзе тайную подготовку для подвижной войны. Между тем французские официальные лица неоднократно предупреждали англичан, не следует слишком рассчитывать на идеологическую несовместимость нацизма и большевизма. Полагалось, что эти политические факторы могут быть перевешены более оппортунистическими расчетами в Берлине и Москве. Источники из французского 2-го бюро указали на срочную потребность Германии в доступе к сырью, которое в изобилии имелось в Советском Союзе, вроде нефти и пшеницы. Сталин, со своей стороны, срочно нуждался в промышленных товарах. Это были предпосылки для сближения двух диктаторов(71).
Однако таких аргументов было недостаточно, чтобы смягчить британские опасения по поводу положения Франции под Народным фронтом. Британские посланники, вроде посла в Париже, сэра Джорджа Клерка, подозревали, что франко-советский пакт преуспел не столько в том, чтобы разделить Россию и Германию, сколько в укреплении французских коммунистов и дестабилизации французской армии и нации. Уже в июне 1936 года Клерк передал мрачную депешу, которая предупреждала о потере национальной сплоченности среди французов(72). К концу сентября Блюм изо всех сил пытался сдержать вторую волну промышленных забастовок и захватов фабрик. Клерк выражал сожаление по поводу беспорядков и предположил, что коммунистическое проникновение внутрь французской армии достигло уровня, когда надежность войск в роли прекращения забастовок уже не была гарантирована(73).
Ни у кого не было более острого чувства опасности в утрате британской веры во Францию, чем у Гамелена. В начале ноября 1936 года французских высших командующих посетил их военный атташе в Великобритании генерал Лелон (старый помощник Гамелена в миссии в Бразилию 1920-х годов, которого начальник генерального штаба выбрал для лондонского назначения). Лелон предупредил, что британские политики разделены между фракциями - одна из них называется «взгляд Адмиралтейства», другая - «взгляд Сити», а третья - «взгляд Форин оффиса». Только у последней из трёх были большие симпатии в отношении Франции (и именно туда отправил свои обескураживающие сообщения Клерк)(74). Послание Лелона, по-видимому, заключалось в том, что Франция не могла позволить себе почивать на лаврах, когда сохранение поддержки своей политики среди британских лидеров было под вопросом.
_______________
71. Col. F. G. Beaumont-Nesbitt to Sir G. Clerk (British ambassador, Paris), enc. no. 2 in Clerk to A. Eden (Foreign Office, London), 22 Sept. 1936, FO 371, 19871, C6616/172/17, PRO.
72. Clerk to Eden, 11 June 1936, FO 371, 19857, C4248/1/17, PRO.
73. Clerk to Eden, 22 Sept. 1936, FO 371, 19871, C6616/172/17, PRO.
74. Papiers Schweisguth, ‘memento’, 4 Nov. 1936, 351 AP, Carton 3, dr. 10, AN.
Именно это соображение сдвинуло Гамелена из его нейтралитета или незаинтересованности в спорах о военных переговорах с Советами. Оно побудило его присоединиться к более консервативным офицерам генерального штаба, а позднее привело к затягиванию начала значимых переговоров. 7 ноября, через три дня после визита Лелона с сообщением о непредсказуемости поддержки Британии, штаб французской армии был проинформирован о том, что правительство Блюма решило начать переговоры с Красной Армией через советского военного атташе в Париже, как только прибудет преемник Венцова (которого отозвали в Москву после трех лет пребывания на посту)(75). Гамелен, обеспокоенный перспективой, но не желая оспаривать инструкции Блюма, назначил Швайзгута и полковника Поля де Виллелюма, офицера связи генерального штаба с Кэ-д'Орсе, в качестве участников переговоров со стороны армии. Однако, помимо этого, никаких подготовительных шагов со стороны высшего командования не предпринималось, которое намеревалось тянуть как можно дольше и избегать предметных дискуссий(76).
Чтобы успокоить Лондон, французские военачальники тем временем приступили к тщательно организованному ослаблению темы франко-советского сближения. Новая и более мягкая мелодия играла в полной гармонии с каждым офицером, от которого британцы слышали её. Военный комендант Меца, генерал Жиро, был «решительным в своем осуждении франко-советского пакта», сообщал британский военный атташе, заявив, что он «не приносит никакой пользы Франции»(77). Атташе добавил, что Гоше, глава армейского 2-го бюро, отрицал, что Франция находится в «состоянии разложения, как часто думают внешние наблюдатели»(78). Посол Клерк тоже подчеркнул насчёт «отмеченной враждебности… к пакту в высших французских военных кругах». Он уведомил Лондон о том, что ему казалось «значительным», что франко-советские военные переговоры, «которые, как ожидалось, скоро состоятся», так и не состоялись(79). В середине октября 1936 года Гамелен, через одного из сотрудников посольства Клерка, дал знать британцам, что собирается противостоять военным обменам с Красной Армией, пока является начальником генерального штаба и в состоянии сделать так(80). К 1937 году, после беседы с редактором газеты L’Echo de Paris Андрэ Пиронно, «личным другом» Гамелена, британский военный атташе сообщал, в чём он не сомневался, «что… Гамелен категорически против слишком близких связей с русскими»(81).
Соответственно в начале 1937 года, когда в Париж прибыл новый советский военный атташе генерал Семёнов, французское командование не спешило перейти к важным делам. Первые его встречи с Швайзгутом и Виллелюмом 7 января и 2 февраля оказались посвящены вопросам протокола и полномочий(82). В основе сдержанности французских переговорщиков лежали два соображения. Ни одно из них не было новым, но в то время каждое приняло новое значение - или новое правдоподобие.
_______________
75. Ibid., 7 Nov. 1936. Ср. обсуждение возрождающегося французского интереса в контактах с Красной Армией в конце 1936 года в Young, In Command of France, pp.147-8.
76. Daladier, typescript memoir: ‘Les negotiations franco-sovietiques’, Archives Daladier 1 DA 7, dr. 5, sdr. c, FNSP; also de Villelume, testimony to the French postwar parliamentary inquiry, 12 Apr. 1951, C. E. Temoignages, IX, pp. 2742-4.
77. Beaumont-Nesbitt to Clerk: report on Gen. Henri Giraud, enc. no 1 in Clerk to Eden, 22 Sept. 1936, FO 371, 19871, C6616/172/17, PRO.
78. Ibid., report by Beaumont-Nesbitt on a conversation with Col. M.-H. Gauche.
79. Clerk to Eden, 22 Sept. 1936 (cited above, n. 71).
80. Gamelin, Riom written deposition: ‘La Politique etrangere de la France’, pp. 12, 13, Papiers Blum, 3 BL 3, dr. 1, FNSP.
81. Beaumont-Nesbitt, report in FO 371, 20702, C3753/532/62, PRO.
82. Daladier, typescript memoir: ‘Les negotiations franco-sovietiques’, Archives Daladier 1 DA 7, dr. 5, sdr. c, FNSP. Also Dutailly, Problemes de l’Armee de Terre, p. 56. Ср. Young, In Command of France, p. 148.
В первую очередь, собственная холодность Швайзгута по поводу укрепления французских связей с Советским Союзом усилилась после его визита в сентябре 1936 года на манёвры Красной Армии, в компании де Виллелюма, генерала Вюйемена из штаба ВВС и других офицеров. В его пресловутом отчёте о миссии Красная Армия оценивалась как плохо подготовленная к войне в обозримом будущем против передовой европейской державы. Несмотря на то, что она «казалась сильной, изобильно оснащённой современной техникой [и] пронизана наступательным духом», недостатки советской армии, по мнению Швайзгута, включали в себя грубую танковую тактику в кавалерийском духе, наивную веру в возможность успешных атак даже против современной противотанковой обороны, и отсутствие отечественной танковой промышленности, позволяющей вести войну на истощение. Однако самым ужасным, предполагал Швайзгут, что Советы скрывали подрывные политические мотивы в своих исканиях военного союза с Францией. Кремль, считал он, с одной стороны желал завоевать верную дружбу Франции, чтобы Гитлер столкнулся с риском войны на два фронта, если он решит предпринять нападение на Россию. С другой стороны, утверждал Швайзгут, Сталин хотел, чтобы военный союз поощрял немецкую паранойю об окружении и провоцировал Гитлера на войну с Францией - войну, в конце которой Советский Союз восторжествует как единственный арбитр судьбы истощенной Европы. Между тем, рекомендовал генерал в заключении отчёта, Франция не должна быть обманута пропагандой Красной Армии относительно способности помочь ей; «условия использования [Красной Армии] против Германии остаются очень проблематичными»(83).
Испытывая отвращение к желанию Блюма и Кота о полноценном военном сотрудничестве с Москвой, в начале 1937 года французские генералы ещё более обеспокоились свидетельством растущего британского недовольства по поводу франко-советского сближения. «Британская дружба остаётся нашей основой», - говорил позднее Гамелен, тогда как он же «всегда высказывал оговорки в отношении силы СССР, особенно о наступательной сущности»(84). В феврале 1937 года, шесть дней спустя после второго раунда предварительных переговоров с Семёновым, Легер, секретарь из Кэ д`Орсе, сообщил Швайзгуту, что англичане недовольны франко-советским пактом и, как можно предполагать, будут смотреть ещё более подозрительно на любые военные соглашения, которые усилят перепутывание французской политики с интересами Москвы. Отвечая, Швайзгут уверял, что сам Блюм понимает проблему больного места англичан: он сопротивляется давлению и Эррио из Радикальной партии, и ФКП, чтобы не ускорить заключение соглашения(85). 17 февраля Блюм лично встретился с советским послом Потёмкиным. Он объяснил, что генеральный штаб Франции хотел бы получить авторитетный ответ на вопрос, как командование Красной Армии предлагает использовать вооружённые силы против Германии. Он особенно опасался, что поляки, румыны и прибалтийские республики будут по-прежнему категорически против прохода советских войск по своей территории(86).
Для получения ответа советского верховного командования, Семёнов, советский военный атташе, был немедленно отправлен в Москву. Даладье в своих воспоминаниях сообщает, что произошло далее. Сначала русские дали «словесный ответ: ‘Если Польша и Румыния пропустят советские войска, [будут предприняты] действия против немецкой восточной границы. Если же нет, то войска отправятся морем. В обоих случаях Советы окажут помощь военным снабжением и примут участие в столкновениях на море и в воздухе’». Получив сообщение об этом от Швайзгута, Даладье пишет, что затем он «предложил ему [Швайзгуту] продолжать без колебаний этот полезный запрос». Для Даладье казалось «особенно необходимым» глубже исследовать «вопрос советской воздушной помощи». 19 марта запрос о разъяснении в этом смысле был отправлен Семёнову. Последний на следующий день во второй раз отправился за ответом в Москву, сообщив, что вернётся в Париж в начале апреля(87).
_______________
83. ‘Manoeuvres de Russie Blanche (Region de Minsk): rapport du general Schweisguth, chef de mission francaise’, in Archives Daladier, 1 DA 7, dr. 5, sdr. b, FNSP. Также DDF, 2nd ser., vol. III, docs. nos. 343 (annex), 513 (‘La mission en URSS, 5-23 septembre 1936’); Dutailly, Problemes de l’Armee de Terre, pp. 54-5; Pertinax, Les Fossoyeurs, I, pp. 15-16. Young, In Command of France, pp. 145-7. Ср. оценки Красной Армии британскими офицерами, которые также присутствовали на этих советских учениях 1936 года, в Lt.-Gen. Sir G. Le Q. Martel, The Russian Outlook (London, 1947), pp. 13-33; J. Connell, Wavell, Scholar and Soldier (London, 1964), pp. 182-3; и обсуждение их докладов в Herndon, ‘British perceptions of Soviet military capability’, in Mommsen and Kettenacker (eds.), The Fascist Challenge, pp.297-319.
84. Gamelin, Riom written deposition: ‘La Politique etrangere de la France’, pp. 12,13, Papiers Blum, 3 BL 3, dr. 1, FNSP.
85. Papiers Schweisguth, ‘memento’, 8 Feb. 1937, 351 AP, Carton 3, dr. 11, AN.
86. Daladier typescript memoir: ‘Les negotiations franco-sovietiques’, Archives Daladier, 1 DA 7, dr. 5, sdr. c, FNSP.
87. Ibid.
9-го числа, когда еще не было признаков появления советского атташе, Гамелен встретился с Даладье. Через две недели министр готовился к визиту в Великобританию, где следовало ожидать, что он получит враждебный вопрос о франко-советских переговорах. Теперь Гамелен дал понять Даладье, что он возражает против военных переговоров или соглашений с Советами, если они отдаляют англичан или поляков(88). В конце апреля французские генералы узнали позицию Лондона. Швайзгут отметил, что Кользон встречался с министром сразу после его возвращения 25 апреля из Англии, где «Даладье сказали, что Франция, естественно, имеет полное право вести военные переговоры с Советами», но Германия показывает раздражение по этому вопросу, и Франция «не должна удивляться последствиям». В этих условиях, с едва скрытой угрозой исчезновения британской дипломатической поддержки, было решено приостановить переговоры(89).
Французским генералам оставалось только придумать предлог для замораживания с русскими, когда Семёнов вернётся из Москвы. 27 апреля Швайзгут и Гамелен изобретали оправдание. Там отмечалось то, что было сказано Даладье в Лондоне о франко-советских переговорах: «Шесть месяцев назад мы бы заявили громкий протест; сейчас же мы лучше понимаем, но, на наш взгляд, вопрос всё ещё не созрел». Поэтому, не зная, цитировать ли английские возражения, Гамелен предложил вместо этого прикончить переговоры во время своего визита в Лондон на коронацию Георга VI в мае, подозвав советского военного представителя и сказав ему «что французские военные выступали за соглашение, но не могут допустить русского вмешательства внутри французской армии с намерением ослабить её»(90).
Однако Сталин спас Гамелена от необходимости предлагать столь надуманное оправдание. Чистки советского Политбюро и партийных кадров, которые российский лидер проводил с нарастающей свирепостью в течение 1936 года, внезапно весной и летом 1937 года распространились на высший командный состав Красной Армии. К ужасу всех западных наблюдателей, Сталин лично приговорил Тухачевского к смерти на судебном процессе в начале июня по сфабрикованному обвинению в предательских связях с офицерами немецкой армии. Помимо изначальной смерти Тухачевского, в чистках Советской Армии погибло три пятых её старших офицеров(91). Одной из предполагаемых жертв, едва заметной в столь страшном и обширном погроме, оказался и Семёнов, который сначала сообщил, что вернётся в Париж 5 апреля, потом 10-го, но так и не появился. С исчезновением советского атташе, через которого подчинённые Гамелена вели переговоры о дополнительных военных соглашениях к пакту о взаимопомощи, последний был снят с крючка(92).
Попытка в последний момент, совместно с ещё более упирающимися англичанами, воскресить военное партнёрство с Россией летом 1939 года с самого начала было омрачено советским недоверием. В самом деле, французская игра в недотрогу в 1935-37 гг. сделало неизбежным подозрительный и циничный взгляд Сталина на возобновлённые попытки западных держав создать англо-франко-советскую коалицию против Германии в апреле-августе 1939 года.
_______________
88. Papiers Schweisguth, ‘memento’, 9 Apr. 1937, 351 AP, Carton 3, dr. 12, AN.
89. Ibid., 25 Apr. 1937. Daladier’s visit to Britain, 21-24 Apr. 1937, is recounted in DDF, 2nd ser., vol. V, doc. no. 335 (‘M. Corbin, ambassadeur de France & Londres h M. Delbos, ministre des Affaires etrangferes, Paris’, 24 Apr. 1937); также в ‘le general Lelong, attache militaire pres l’Ambassade de France a Londres, au Ministere de la Defense nationale et de la Guerre, Etat-major de l’Armee, D. no. 305: Objet: La visite de M. Daladier d Londres et a Manchester’, 29 Apr. 1937, EMA/2 Grande-Bretagne, Carton 7N 2812, dr. ‘correspondance de l’attache militaire en Grande-Bretagne, janvier - juin 1937’, SHAT.
90. Papiers Schweisguth, ‘memento’, 27 Apr. 1937, 351 AP, Carton 3, dr. 12, AN.
91. См. J. Erickson, The Road to Stalingrad: Stalin’s War with Germany I (London, 1975; pbk. edn. 1985), pp. 12-20, 30-1, 44-9 (1985 edn); also M. Mackintosh, Juggernaut: The Russian Forces, 1918-1966 (New York, 1967), pp. 84-95; и обсуждение руководства и стратегической мысли Красной Армии до 1937 года в C. Rice, ‘The making of Soviet strategy’, in Paret (ed.), Makers of Modem Strategy, pp. 648-68.
92. Daladier typescript memoir: ‘Les negotiations franco-sovietiques’, Archives Daladier, 1 DA 7, dr. 5, sdr. c, FNSP.