Снимки улицы Печерской. Сентябрь 2021. Фрагменты первой главы книги Г.Торо "Уолден или Жизнь в лесу"
Подборка снимков улицы Печерской из сентября прошлого года: https://paslen.livejournal.com/2506687.html
"...на опыте этих двух лет я усвоил, что если жить просто и есть только то, что сеешь, а сеять не больше, чем можешь съесть и не стремиться обменять свой урожай на недостаточное количество более роскошных и дорогих вещей, то для этого довольно крохотного участка; что эту землю выгоднее вскопать лопатой, чем пахать на волах; что лучше время от времени переходить на новое место, чем удобрять старое; что все работы можно выполнить шутя, между делом, в летние дни, и, значит, не надо обременять себя волом, лошадью, коровой или свиньей, как это сейчас принято.
Я стараюсь обсуждать этот вопрос беспристрастно, как лицо, не заинтересованное в успехе или крахе нынешнего экономического и общественного порядка.
Я был независимее любого фермера в Конкорде, ибо не был привязан к дому или ферме и мог свободно следовать своим склонностям, а они весьма причудливы.
Дела у меня обстояли лучше, чем у них, и даже если бы сгорел мой дом или погиб урожай, они почти не пошатнулись бы.
Мне часто кажется, что не люди пасут стада, а стада гоняют людей, - настолько первые свободнее.
Люди и волы работают друг на друга, но если считать один лишь полезный труд, то все преимущество окажется на стороне волов, - настолько их участки обширнее.
Часть работы, выполняемой за вола, приходится у человека на шесть недель сенокоса, - и работа эта нешуточная.
Ни одна нация, живущая во всех отношениях просто - то есть, ни одна нация философов - не была бы способна на такую глупость, как применение рабочего скота.
Правда, нации философов никогда еще не было и едва ли скоро будет, - да я и не уверен, что ее появление желательно.
Но должен сказать, что я не стал бы приручать лошадь или быка и брать их на содержание ради работы, которую они могли бы для меня выполнить, - я боялся бы целиком превратиться в конюха или пастуха; если общество и выиграло от этого приручения, то ведь выигрыш одних может оказаться проигрышем для других, и я не уверен, что конюх имеет те же основания считать себя в выигрыше, что и хозяин.
Допустим, что некоторые общественные работы не могли быть выполнены без этой помощи; что ж, пусть человек в таких случаях делит славу с волом и лошадью.
Но разве он не сумел бы вместо этого совершить другое дело, еще более достойное его?
Когда люди применяют рабочий скот не только для возведения памятников искусства, в сущности ненужных, но и для пустых прихотей роскоши, другим людям поневоле приходится целиком работать на этот скот, иначе говоря, стать рабами сильнейших.
И вот человек не только угождает животному, которое живет в нем самом, но и вынужден работать - и в этом есть символический смысл - на животных, живущих в его хлевах. Хотя у нас много прочных домов из кирпича и камня, благосостояние фермера поныне измеряется тем, насколько хлев у него больше дома.
Говорят, что наш город имеет самые просторные в здешних краях помещения для волов, коров и лошадей; не отстают от них и общественные здания, но как мало в нашем округе зданий для свободной молитвы и свободных речей.
Нациям следовало бы увековечивать себя не памятниками архитектуры, а памятниками мысли.
Насколько "Бхагаватгита" величественнее всех руин Востока!
Башни и храмы - это роскошь для королей.
А прямой и независимый ум не станет трудиться по монаршему приказу.
Гений не состоит в свите императора и для воплощения его замыслов ему не нужно много золота, серебра и мрамора.
К чему, спрашивается, столько тесаного камня?
Когда я был в Аркадии, я его что-то не заметил.
Нации одержимы честолюбивым стремлением увековечить себя в тесаных камнях.
Лучше бы они потратили столько же труда на то, чтобы обтесать и отшлифовать свои нравы!
Один разумный поступок был бы памятнее любого памятника высотой до самой луны.
Мне больше по душе камни в их природном виде.
Величие Фив было вульгарным.
Лучше низенькая стенка вокруг усадьбы честного человека, чем стовратные Фивы, где люди забыли об истинной цели жизни.
Религия и культура варварских и языческих эпох оставила после себя великолепные храмы, но так называемый христианский мир этого не делает.
Сколько бы камня ни обтесывала нация, он идет большей частью на ее гробницу.
Под ним она хоронит себя заживо.
Самое удивительное в пирамидах - это то, что столько людей могло так унизиться, чтобы потратить свою жизнь на постройку гробницы для какого-то честолюбивого дурака.
Они поступили бы умнее и достойнее, если бы утопили его в Ниле, а потом бросили на съедение псам.
Может быть, и можно придумать что-нибудь в оправдание им и ему, но мне это делать недосуг.
Что касается веры и любви строителей к своему делу, то она всюду одинакова - будь то египетский храм или банк Соединенных Штатов.
Она обходится дороже, чем того стоит.
Главным двигателем является тщеславие в сочетании с пристрастием к чесноку и хлебу с маслом.
Мистер Болком, молодой архитектор, подающий надежды, чертит проект на обложке своего Витрувия с помощью жесткого карандаша и линейки, а потом подряд передается Добсону и Сыновьям, каменотесам.
Когда с высоты этого сооружения на вас глядят тридцать веков, люди тоже начинают поглядывать на него с почтением.
Все эти башни и монументы напоминают мне одного здешнего сумасшедшего, который задумал дорыться до Китая и так глубоко ушел в землю, что уверял, будто уже слышит звон китайских горшков и кастрюль; но я вовсе не склонен идти любоваться выкопанной им ямой.
Многим хотелось бы знать имена строителей прославленных памятников Запада и Востока. А мне скорее хотелось бы знать, кто в те времена не строил - кто был выше этих пустяков..."
Из книги "Уолден или Жизнь в лесу" Генри Торо (1845)
