ЧМЗ. Обретённое или потерянное? Утраченное или навёрстываемое?
Сегодня продолжал проникать внутрь ЧМЗ. Шёл супротив движения в центр, дошёл до Дворца Металлургов, хотя ещё в самом начале Богдана Хмельницкого понял, что башмаки протекают и ноги у меня мокрые, а у нижней губы слева вылезает герпес.
Однако, погода мирволила - всего-то -2, местами доходящий до плюсовых температур и капели, впрочем, тут же, хрустящей корочкой и замерзающей на снегу.
Всего-то две остановки не дошёл до проходной, не преодолел самого последнего поворота, хотя мне это было крайне важно - будто бы, таким образом, я дойду то ли до истоков невроза, то ли до начала своей собственной истории.
Тем более, что живу я на противоположном конце города (ЧМЗ - крайняя северная точка Чердачинска, АМЗ - крайняя южная) у другой конечной, за остановку до которой и раскидан мой посёлок. В этом, конечно, масса всякого дурного символизма, однако, увлекает переживание пространства, внезапно начинающего говорить.
Внутри наших городов ворочаются другие, настоящие города, на которые, как сеть, накинута советская нежить - вся эта серая, сугубо функциональная инфраструктура, забитая бесчеловечными многоэтажками - на ЧМЗ, в соседстве многоукладности (соцгородок в сторону неправильно рассчитанной утопии), хрущёбы и брежневский модернизм на задах посёлка городского типа) это особенно заметно.
Когда едешь в сторону ЧМЗ из центра, троллейбусы и трамваи всё время ползут вверх, но когда нужно идти в сторону заводской проходной (особенно по ул. Румянцева или Дягтерёва - наконец-то, я узнал, где она находится) район начинает скатываться вниз, дышащей непредумышленным, всё ещё зимним хладом, превращая прогулку в хадж.
И тогда внутри советского города просыпается и начинает говорить первозданный ландшафт - холмы, поросшие лесом, речушка, петляющая в низине.
К сожалению, невозможно отменить всё, что советская власть нагадила, а постсоветская наворотила поверх имперского некультурного слоя, поэтому и приходится воспитывать в себе повышенную восприимчивость, которая так же может пригодиться при осмотре археологических заповедников.
Да только всяческие там Помпеи обычно достраиваешь в сторону какого-то дополнительного уюта ( такое же сильное впечатление детально проработанной цивилизации возникает в книгах Плутарха), а любые российские города (даже Питер, если не в центре) мысленно раздеваешь, точно кочан.
Прикладывая все свои феноменологические навыки.
Я сегодня лечился в последний раз, поэтому больше в ту сторону ездить не придётся. Важно было исчерпать эту возможность до конца. Тем более, что у проходной я был всего один раз в жизни. Причём, точно таким же макаром, следуя своему любопытству - типа, надо же знать, как выглядит исток.
Наверное, это советское воспитание таким образом проступает родовыми пятнами: считать, что у проходной всё только начинает сгущаться или рассасываться.
Помнится, одна из книг Брежнева так и называлась "Жизнь по заводскому гудку". Металлургический завод (а пока я всё ещё шёл по Богдана Хмельницкого с неожиданно сухим асфальтом, перестроенным кинотеатром "Россия" и постоянно мелькающим словом "металлургический" в самых разных формах и модификациях) отгорожен от металлургического района большущей берёзовой рощей, названной, разумеется "Парком победы", вытянувшимся в горизонтальную панораму с гуаши Дайнеки или, быть может, Пименова?
Мне ещё важно было понюхать местный воздух, отличающийся даже от всего остального в других районах города: он, что, по прежнему пахнет нестиранными нейлоновыми носками? Или "химическое" в нём уже побороло "биологические добавки" (некоторые чердачинские выхлопы со стороны цинкового завода воняют как останки доисторического животного)?
Но я так и не дошёл до 2-ой Павелецкой, где проходная, завис возле главного районного ДК с градирнями у горизонта за ним, у совсем уже палладианского Дворца культуры металлургов, постоянно изображаемого на местных открытках. Ох, правда, они, эти открытки, на какой бы типографии не выпускались, выглядят изначально выцветшими.
В сумке, опять же, лежал "Грозовой перевал", который я запланировал дочитать на обратном пути (сегодня Седьмой маршрут вёз меня до АМЗ час двадцать и это ещё ничего - ведь так далеко вглубь ЧМЗ Сталкер никогда ещё не добирался), всего-то последние страниц шестьдесят, завороженных обречённостью всех на погибель. Так что мокрые ноги и ревматическое нытьё в паху было к месту - то, что Эмили и её сёстры пишут про йоркширский климат идеально ложится на южно-уральскую континентальность, резко переходящую в резкую континентальность.
Жаль, что словечко "интеллигибельность" означает совсем не то, что фонетически в нём заложено - оно идеально подходило бы к пост-прустовскому образованию - февралю, продолжающему буравить тоннели внутри марта, несмотря на отмороженное солнце и бабушек, штурмующих общественный транспорт. В Чердачинске трамваями и троллейбусами пользуются, в основном, старики, во-первых, потому что медленно, во-вторых, потому что на 10 (десять) рублей дешевле и только мне удалось превратить проездной салон в избу-читальню.
Мне нравится ездить, зависая между домом и будущим, когда цель совершенно неважна, гораздо важнее оказаться где-нибудь в между, в подкладке, закладкой или чем-то неявно выраженным - как тот ландшафт, что уже практически захламили, но он, тем не менее, высвечивается на закате (ну, или на рассвете), особенно если стоять лицом к солнцу.
Все эти обстоятельства (книга, погода, Пруст, конец курса, хвори, невыспанность, недомогания, мокрые ноги, пронизывающий ветер, новый одеколон, тюльпаны, старый район, который, подобно компьютерной игре, всё время скрывается за очередным прямолинейным поворотом) складываются в лёгкое опьянение, накладывающееся на лёгкий, бодрящий голод. На обратном пути, когда садишься, измочаленный (с мокрой спиной) в Семёрку, наступает инсайд.
Ради него всё, видимо, и затевалось - из-за вот этих минут "обретённого времени", начинающихся в "пункте посадки" и длящихся до того момента, когда троллейбус, завернув от проездной (тут я и сел на остановке "Администрация") проезжает Хмельницкого от начала и до конца, потом под прямым углом выруливает на Румянцева, останавливаясь на улице Мира, потом заворачивает на горизонталь Дружбы, чтобы, затем вновь оказаться на вертикали Мира и уже по ней вырулить на мондириановскую горизонталь шоссе Металлургов, граничащего с больничным городком, откуда и начались мои бегства вглубь. Так как дальше уже начинается перпендикуляр Черкасской, то есть, совсем уже привычных (= стёртых восприятием) мест.
Я так подробно описываю все эти мёртвые петли, наворачиваемые троллейбусами (минут 15 чистого движения), так как только они и идут в бытийный зачёт - свежие и только что преодолённые километры, которые никуда не ведут и никуда не приводят, но которые потом преодолеваешь противоходом и уже на на колёсах с чувством хорошо исполненной работы. Сначала я похищал у вечности по пять примерно минут, стараясь идти не к ДК "Строителей" и, тем более, не к ДЦ "Импульс", мне обязательно было нужно внедрится в недра и правильно организованные складки соцгородка - хотя и смятые признаками постсоветской запущенности, но, тем не менее, остающиеся как бы за их воротами.
"Грозовой перевал", таки, добил, но уже в районе улицы Доватора (почти центр), так как пока едешь по "новой территории" читать - только время терять, нужно же смотреть во все глаза во все окна. Впитывать и запоминать. Да, это я сегодня на Хмельницкого, кстати, понял, что неосознанно выбрал самый советский и самый неизменный район, находящийся вдали от всего остального города. Значит, всё-таки, это путешествие вглубь времён? Попытка очутиться в подобии своего собственного прошлого?
Однако, погода мирволила - всего-то -2, местами доходящий до плюсовых температур и капели, впрочем, тут же, хрустящей корочкой и замерзающей на снегу.
Всего-то две остановки не дошёл до проходной, не преодолел самого последнего поворота, хотя мне это было крайне важно - будто бы, таким образом, я дойду то ли до истоков невроза, то ли до начала своей собственной истории.
Тем более, что живу я на противоположном конце города (ЧМЗ - крайняя северная точка Чердачинска, АМЗ - крайняя южная) у другой конечной, за остановку до которой и раскидан мой посёлок. В этом, конечно, масса всякого дурного символизма, однако, увлекает переживание пространства, внезапно начинающего говорить.
Внутри наших городов ворочаются другие, настоящие города, на которые, как сеть, накинута советская нежить - вся эта серая, сугубо функциональная инфраструктура, забитая бесчеловечными многоэтажками - на ЧМЗ, в соседстве многоукладности (соцгородок в сторону неправильно рассчитанной утопии), хрущёбы и брежневский модернизм на задах посёлка городского типа) это особенно заметно.
Когда едешь в сторону ЧМЗ из центра, троллейбусы и трамваи всё время ползут вверх, но когда нужно идти в сторону заводской проходной (особенно по ул. Румянцева или Дягтерёва - наконец-то, я узнал, где она находится) район начинает скатываться вниз, дышащей непредумышленным, всё ещё зимним хладом, превращая прогулку в хадж.
И тогда внутри советского города просыпается и начинает говорить первозданный ландшафт - холмы, поросшие лесом, речушка, петляющая в низине.
К сожалению, невозможно отменить всё, что советская власть нагадила, а постсоветская наворотила поверх имперского некультурного слоя, поэтому и приходится воспитывать в себе повышенную восприимчивость, которая так же может пригодиться при осмотре археологических заповедников.
Да только всяческие там Помпеи обычно достраиваешь в сторону какого-то дополнительного уюта ( такое же сильное впечатление детально проработанной цивилизации возникает в книгах Плутарха), а любые российские города (даже Питер, если не в центре) мысленно раздеваешь, точно кочан.
Прикладывая все свои феноменологические навыки.
Я сегодня лечился в последний раз, поэтому больше в ту сторону ездить не придётся. Важно было исчерпать эту возможность до конца. Тем более, что у проходной я был всего один раз в жизни. Причём, точно таким же макаром, следуя своему любопытству - типа, надо же знать, как выглядит исток.
Наверное, это советское воспитание таким образом проступает родовыми пятнами: считать, что у проходной всё только начинает сгущаться или рассасываться.
Помнится, одна из книг Брежнева так и называлась "Жизнь по заводскому гудку". Металлургический завод (а пока я всё ещё шёл по Богдана Хмельницкого с неожиданно сухим асфальтом, перестроенным кинотеатром "Россия" и постоянно мелькающим словом "металлургический" в самых разных формах и модификациях) отгорожен от металлургического района большущей берёзовой рощей, названной, разумеется "Парком победы", вытянувшимся в горизонтальную панораму с гуаши Дайнеки или, быть может, Пименова?
Мне ещё важно было понюхать местный воздух, отличающийся даже от всего остального в других районах города: он, что, по прежнему пахнет нестиранными нейлоновыми носками? Или "химическое" в нём уже побороло "биологические добавки" (некоторые чердачинские выхлопы со стороны цинкового завода воняют как останки доисторического животного)?
Но я так и не дошёл до 2-ой Павелецкой, где проходная, завис возле главного районного ДК с градирнями у горизонта за ним, у совсем уже палладианского Дворца культуры металлургов, постоянно изображаемого на местных открытках. Ох, правда, они, эти открытки, на какой бы типографии не выпускались, выглядят изначально выцветшими.
В сумке, опять же, лежал "Грозовой перевал", который я запланировал дочитать на обратном пути (сегодня Седьмой маршрут вёз меня до АМЗ час двадцать и это ещё ничего - ведь так далеко вглубь ЧМЗ Сталкер никогда ещё не добирался), всего-то последние страниц шестьдесят, завороженных обречённостью всех на погибель. Так что мокрые ноги и ревматическое нытьё в паху было к месту - то, что Эмили и её сёстры пишут про йоркширский климат идеально ложится на южно-уральскую континентальность, резко переходящую в резкую континентальность.
Жаль, что словечко "интеллигибельность" означает совсем не то, что фонетически в нём заложено - оно идеально подходило бы к пост-прустовскому образованию - февралю, продолжающему буравить тоннели внутри марта, несмотря на отмороженное солнце и бабушек, штурмующих общественный транспорт. В Чердачинске трамваями и троллейбусами пользуются, в основном, старики, во-первых, потому что медленно, во-вторых, потому что на 10 (десять) рублей дешевле и только мне удалось превратить проездной салон в избу-читальню.
Мне нравится ездить, зависая между домом и будущим, когда цель совершенно неважна, гораздо важнее оказаться где-нибудь в между, в подкладке, закладкой или чем-то неявно выраженным - как тот ландшафт, что уже практически захламили, но он, тем не менее, высвечивается на закате (ну, или на рассвете), особенно если стоять лицом к солнцу.
Все эти обстоятельства (книга, погода, Пруст, конец курса, хвори, невыспанность, недомогания, мокрые ноги, пронизывающий ветер, новый одеколон, тюльпаны, старый район, который, подобно компьютерной игре, всё время скрывается за очередным прямолинейным поворотом) складываются в лёгкое опьянение, накладывающееся на лёгкий, бодрящий голод. На обратном пути, когда садишься, измочаленный (с мокрой спиной) в Семёрку, наступает инсайд.
Ради него всё, видимо, и затевалось - из-за вот этих минут "обретённого времени", начинающихся в "пункте посадки" и длящихся до того момента, когда троллейбус, завернув от проездной (тут я и сел на остановке "Администрация") проезжает Хмельницкого от начала и до конца, потом под прямым углом выруливает на Румянцева, останавливаясь на улице Мира, потом заворачивает на горизонталь Дружбы, чтобы, затем вновь оказаться на вертикали Мира и уже по ней вырулить на мондириановскую горизонталь шоссе Металлургов, граничащего с больничным городком, откуда и начались мои бегства вглубь. Так как дальше уже начинается перпендикуляр Черкасской, то есть, совсем уже привычных (= стёртых восприятием) мест.
Я так подробно описываю все эти мёртвые петли, наворачиваемые троллейбусами (минут 15 чистого движения), так как только они и идут в бытийный зачёт - свежие и только что преодолённые километры, которые никуда не ведут и никуда не приводят, но которые потом преодолеваешь противоходом и уже на на колёсах с чувством хорошо исполненной работы. Сначала я похищал у вечности по пять примерно минут, стараясь идти не к ДК "Строителей" и, тем более, не к ДЦ "Импульс", мне обязательно было нужно внедрится в недра и правильно организованные складки соцгородка - хотя и смятые признаками постсоветской запущенности, но, тем не менее, остающиеся как бы за их воротами.
"Грозовой перевал", таки, добил, но уже в районе улицы Доватора (почти центр), так как пока едешь по "новой территории" читать - только время терять, нужно же смотреть во все глаза во все окна. Впитывать и запоминать. Да, это я сегодня на Хмельницкого, кстати, понял, что неосознанно выбрал самый советский и самый неизменный район, находящийся вдали от всего остального города. Значит, всё-таки, это путешествие вглубь времён? Попытка очутиться в подобии своего собственного прошлого?