Сон про Ворошнину
Видел Нину Михайловну Ворошнину в троллейбусе. Значит, разыграла всех, что ли? - уточняю. Значит, не умирала сорок дней назад? Ворошнина лыбиться, как она любила: Да, всех наколола в своём стиле... Разыграла инферальщину. Просыпаюсь, а за окнами осень: ветрено, холодно и особенно пусто.
Все говорят: "Ворошнина умерла" таким тоном, будто Нина Михайловна очередную каверзу выкинула, точно это она так своим временем и своей жизнью распорядилась. Словно от неё в этой преждевременной смерти что-то зависит.
До сих пор не могу привыкнуть, что её нет. Вспоминаю всякие её словечки. "Калды-балды, чикалды" - это ведь она придумала. А вот девиз свой, которым злоупотребляла ещё в университете, придумала не она. Однако, он так ей подходил, что авторство автоматически приписывалось ей: "Если я гореть не буду, если ты гореть не будешь, если мы гореть не будем, кто тогда развеет тьму?"
Теперь Нины Михайловны нет, тьма сгущается, "Роман без вранья" прочитан. Это она ко мне привязалась с Мариенгофом лет пять назад. Полюбила книгу как родную, просила за неё как за родственника: "Дима, прочти!" Она же, если чем увлекалась, всегда любовь с другими разделить хотела. Сначала просила, потом требовала, затем юлила: "Прочти, да прочти". Я сначала пообещал, а потом сказал раздражённо: "Обещанного три года ждут". Очень уж наседала.
Этой зимой, наконец, руки до Мариенгофа дошли. Прочёл. Как же она была рада этому. Можно сказать, даже пару мгновений счастлива. А теперь я почти рад тому, что успел. Чтобы теперь не было мучительно стыдно за то, что не сделал.