Дневник читателя. Дневник де Гонкур. Том 2 (1870 - 1896)
Дневник тем повышенно хорош против романа, что продвижение к финалу означает здесь движение к смерти главного персонажа - на глазах убывающий объём уже даже не символизирует приближение конца, но констатирует его.
Последние записи в книге Эдмон делает за пару дней до кончины, когда ничего не предвещало и не предвещает. Обрыв плёнки.
Да, Эдмон, сменивший во втором томе умершего Жюля, оказывается менее системным и аккуратным, записи делаются им не столь часто и не так разнообразно, как это было раньше.
Несмотря на то, что братья постоянно декларировали и декларируют полное совпадение стилей, вкусов и привязанностей, отличие второго тома показывает, что подобное слияние невозможно; что, скорее всего, имеет место заблуждение в духе набоковского «Отчаянья».
Впрочем, зато возникает сквозной нарратив - точно по заказу, едва ли не на следующий день после похорон Жюля, начинается осада Парижа немецкими войсками, бомбёжки и голод, унижения и лишения, которые Эдмон фиксирует с дотошностью мазохиста пафосом свидетеля.
Внешние обстоятельства вытесняют собой всё остальное, что тоже отличает подход старшего брата от метода младшего - ведь и в первом томе, автором которого был Жюль, братьев время от времени накрывало мощными историческими событиями.
Однако, там, до 1870-го года, записи о внешнем чередовались с беглыми зарисовками психологии и быта, замыслами и самооценками; теперь же записи от того или иного дня не только единичны, но и монотематичны.
Впрочем, постепенно Эдмон отходит от траура и потрясений, начинает писать, покупать «безделушки», хоронить коллег (Готье и Гюго), товарищей и врагов, подвергаться чудовищному остракизму за свои книги и стареть в ускоренном режиме (поскольку записи нерегулярны, то года жизни мелькают со скоростью верстовых столбов).
И, что важно, сквозной нарратив оказывается неважен для повествования, скреплённого дополнительными историко-биографическими рамками - ведь читающий прекрасно понимает, что все действующие лица здесь не придуманы и ничего не придумано, но увидено и зафиксировано так, как приблазилось.
Меняются и главные действующие лица. На смену Сен-Беву, умершему в конце первого тома (о чём нам не сообщается) и Флоберу, скончавшемуся в начале первого, как специально, выходят Золя и Доде, а так же Тургенев, растягивающий своё присутствие на четверть книги, говорящий о «славянском тумане», вырезающий кисту и умирающий от рака.
Интересно (не совсем то, конечно, слово, скорее, обречённо), как Эдмон, под титлом «натурализм» пытается сформулировать и создать «импрессионизм» в то самое время, когда работают Моне и Мане, на посмертной выставке которого Гонкур обзывает его «мазилой».
Зато признаёт Дега, не догадываясь, что история уже обошла его, гонкуровское, самодовольное первородство стороной.
И что, оказывается, параллельно сосуществуют, точнее, движется не пересекаясь друг с другом многочисленные потоки, смысл которых определяется лишь постфактум - с определённой временной дистанции.
Такие книги учат смирению, пониманию того, что от тебя зависит весьма немногое; что суета по продвижения своих сочинений ничего не стоит и нужно забить на бесцельное отапливанье улицы, даже если это и большие парижские бульвары.
Тон, интонация, подходы к жизни Жюля и Эдмона напоминают описания из третьего и четвёртого прустовского тома, собственно, они и приводят к той самой манере изложения, что сочетает импрессионизм с реализмом, сатиру с натурализмом, а Бергсона с Шопенгауэром и Огюстом Контом.
Другой важный урок заключается в том, что ничего не меняется.
Когда записные пошляки типа быковых объясняют это особым строем русской истории, то они намеренно вводят читателей в заблуждение.
Описания де Кюстина не оттого до сих пор поражают точностью, что "на Руси" ничего не меняется, но природа человеческая оказывается неизменной, на чём, собственно, и держится эффект преемственности опыта и важности классики.
То, что описывают де Гонкуры, психологически и социально (и даже, порой, эстетически) столь эффектно накладываются на нынешние реалии, что осознание этого освобождает от массы вопросов и проблем по чистке собственной планеты.
Ведь оказывается (и важно лишний раз убедиться в этом), что говно всегда было и будет; и что мальтешня временщиков и заединщиков, принимаемых то ли во французскую Академию, то ли награждаемая русскими литературными премиями сходит в никуда как с белых яблонь дым.
Закон природы, естественного отбора и логики развития.
Поэтому заниматься следует своим собственным делом, и беречь необходимо себя, горячо любимого.
Хотя бы для того, чтобы увидеть как очередное говно исчезает в канализационных трубах, а ему на сменц приходит новое, молодое да ядрёное.
Дневник братьев Гонкур (том первый): http://paslen.livejournal.com/1140986.html