Мемуары: появление на свет
Товарищи, вы не падайте - я тут решила, что в моем возрасте самое оно мемуары писать, причем не за одного человека, а за двоих. А если серьезно: где еще проявляется сходство и различие между двумя народами, как не в повседневной жизни? В том, чем дышат и о чем думают обычные, не выдающиеся ничем люди? У нас с Бехи не такая уж долгая история (тьфу-тьфу, надеюсь, она будет раза этак в три больше) - но достаточно сравнить тот или иной период жизни, и оказывается - есть над чем задуматься. О том, чем Иран на Россию похож - и о том, чему они могут поучиться у нас, а мы у них…
Фиг с ним, предисловия у меня никогда не получались. Начнем, пожалуй, с появления на свет. Фишка в том, что если бы все сложилось так, как того хотели люди и обстоятельства, нас обоих сейчас на этом замечательном зелено-голубом шарике попросту не было бы…. Забавно, какая цепочка случайностей необходима для того, чтобы осуществить такое простое дело - родиться.
Матери вашего покорного слуги советские врачи в свое время сказали прямое и однозначное «нет». Мол, не рождаются дети после таких операций - а в момент операции ей было чуть больше 20. Врачи - не дураки, и за десять лет забеременеть у мамы так и не получилось. Она глотала слезы, глядя на чужих детишек, и надеялась - на что, неясно. Зачатие меня таки свершилось - в день, когда по всем канонам физиологии, беременность невозможна. По всей видимости, одна невозможность победила другую, по принципу «клин клином». Врачей, впрочем, убедить оказалось непросто. Поначалу они не верили, качали головами, а затем разражались воодушевляющими предположениями из серии:
«Ну да, вы беременны… но ребенок еще надо выносить… Но это вряд ли! Да, если вдруг чудом выносите, надо, чтобы роды прошли нормально… Но это вряд ли! А если чудом пройдут нормально? Ну, надо чтобы ребенок был здоровый, мог ходить, говорить… А вот это - совсем вряд ли!».
После чего маму с ходу сопроводили в роддом, велев девять месяцев не вставать с кровати, иначе выкидыш гарантирован. На то были все основания - но девять месяцев лежания в лежку оставят след на какой хотите психе. Впрочем, простите, почему девять месяцев? Маме едва удалось вылежать семь - тут я решила, что хватит тормозить и пора появляться на свет. Есть у меня, знаете ли, такое свойство, все делать слишком быстро и слишком рано.
Но поступать так было неумно. Ночь моего рождения пришлось аккурат на отмечание чьего-то юбилея, и возиться с роженицей сестры особо расположены не были: «Какие ж у тебя воды отошли?? Это ты, наверное, просто описалась…». Матерясь, маму в итоге все же довели до «родзала» (это страшное место ведь так называется, верно?), извлекли, как полагается, ребенка (то есть, меня) и унесли в неизвестном направлении. Причины тому были: ребенок отказывался орать, толком дышать, реагировать на раздражители и вообще был крайне разочарован местом, в которое так стремился попасть. Ну, отек мозга и прочие «приятности», ясное дело, разочарование только усилили. Кювез мне не полагался, потому как рабочего кювеза попросту не было в наличии. Так что положили меня к прочим детям - помирать.
Не увидев ребенка ни в этот день, ни в последующий мама поняла, что дело - швах, и, еще с трудом переставляя ноги, развила бурную деятельность. Добралась до коридора и позвонила… главному редактору одной из центральных советских газет, в которой ей посчастливилось работать. Вознесем хвалу большому начальству! Дядя, в свою очередь, позвонил «кому надо», и через час во дворе стояла «Скорая», повезшая меня в центр, специализировавшемся на выхаживании недоношенных детей. Врач в приемном еле слышно выругалась: «Мало того, что ребенок и так на ладан дышит, у девочки еще и воспаление легких. На фига мне смертность, статистику портить?». Воспаление легких было добавлено открытой форточкой в детской палате роддома, где меня положили чуть не на подоконник (видимо, посчитав, что терять мне все равно нечего). Маме объявили, что в ближайший месяц-два ей считать себя матерью рано. Когда эта самая пара месяцев, наконец, миновала, и мама заполучила меня в трясущиеся руки, кто-то из медиков глубокомысленно заметил: «А ведь был бы мальчик - не выжил бы…». Видать, и впрямь спасло меня то, что родилась девочкой. А еще низкий поклон советской медицине: пусть сначала она меня одной рукой искалечила, но потом сама же и вытащила - думаю, такое не то, что в Иране, такое не в каждой европейской стране тогда смогли бы сделать.
Говорить, ходить и, как видите, даже печатать, я выучилась не хуже тех, кто некогда произносил раскатистое «вря-я-я-д ли». Но об этом в следующей серии.
Семья будущих родителей Бехруза, Хуссейна и Фатимы перебралась в Тегеран в 1980 г. Еще не пришедшая в себя после революции страна оказалась втянута в долгую, кровопролитную и практически бесполезную Ирано-Иракскую войну. Запад страны был под угрозой и семье, по сути, пришлось бежать. Была и другая причина: Хусейн, кадровый военный, очень вовремя узнал, что подписан приказ о его расстреле. В революционной горячке людей стреляли не считая - видать, кто-то из начальства усомнился в его преданности новому, исламскому правительству. Следовало расстаться с армией и исчезнуть - да поскорее.
В семье уже подрастал старший мальчик и младшая девочка. В маленьком домике - по сути, подсобке в саду богатого поместья, даже вдвоем было тесно, не то, что вчетвером. Ни денег, ни работы - выкарабкивайся, как знаешь.
А тут у Фатимы еще какие-то головные боли начались непонятные и головокружения. Доктор после осмотра задал вопрос:
- Противозачаточные пьете давно?
- Да уж шестой год…
- Ну, голубушка, это уж побочные эффекты начались, нельзя их так долго глотать.
- А что делать то??
- Ну, вы их вон как долго пили… Месяцев шесть-семь и без таблеток можете ни о чем не волноваться.
Однако через пару месяцев Фатима почувствовала, что дело пахнет керосином - все признаки беременности были налицо. В расстроенных чувствах она явилась к тому же врачу:
- Доктор, вы ж говорили, не будет ничего!
- Ну, милочка, видимо, у вас организм особенный.
- Организм особенный?!! Мы двоих-то еле тянем, что я мужу скажу?! Чем мы этого ребенка кормить будем?!
- Да я понимаю, на что вы намекаете. Но сами знаете, - доктор многозначительно поднял палец. - У нас - Исламская республика.
В те времена в Иране действовал строжайший запрет на аборты (позднее, когда голова у правительства стала варить чуть лучше, его в спешном порядке отменили).
Фатима продолжала умолять, и в итоге доктор извлек из необъятного шкафа подозрительного виду ампулу:
- Сейчас срок маленький - одна инъекция, совершенно безопасная, и не будет ребенка.
Только ни я, ни мои медсестры вам эту инъекцию делать не станем. Потому что, если узнают - мне, как врачу, дадут высшую меру. Идите домой, сделайте себе укол, и ни о чем не волнуйтесь.
Фатиму волновала не столько безопасность средства, сколько результативность. Дома Хусейн был введен в курс дела и пара приступила к медицинской манипуляции. Однако, как легко догадаться, ни Хуссейн, ни Фатима шприца отродясь в руках не держали.
Пока пытались набрать лекарство, кто-то неловко повернул руку - и ампула с мелодичным звоном упала на пол и разбилась.
- Ох, - вздохнула Фатима. - Чего ж делать-то? Опять к нему идти?
Хуссейн принялся методично подбирать с пола осколки и произнес:
- Слушай, Фати… А может, того… Может, хочет Аллах, чтоб жил этот ребенок?
Фатима задумалась:
- Может, и правда? Потянем мы, а?
- Да потянем, Бог даст, восемь месяцев еще - я к тому времени и работу хорошую найду.
И больше Фатима к врачу не ходила.
Излишняя торопливость всегда была для Бехи нехарактерна - и потому он честно высидел свои девять месяцев, появившись на свет лишь на несколько дней раньше запланированного. Однако день он также выбрал неудачный. Фатима была дома с детьми одна - для Хусейна накануне нашлась подработка где-то за городом. Чувствуя, что вот оно, приближается, она, стиснув зубы, позвонила в дверь соседям (дешевую квартирку в этом доме удалось снять всего пару недель назад, и она даже не знала толком как их зовут). Вышедшая в коридор мать семейства сразу оценила серьезность положения, и вызвала мужа: спускаться вниз, заводить свой «Пейкан», чтобы везти Фатиму в роддом. Сама же зазвала к себе детей Фатимы - приглядеть за ними, пока отец не вернется.
Сосед помог влезть в машину, улыбаясь и пытаясь шуточками подбодрить роженицу: «Вы, ханум, располагайтесь - потерпите только до роддома, а то у меня в машине - антисанитария полная».
Машина едва успела покинуть свой переулок, как горячий тегеранский воздух разрезал жуткий вой сирены. Воздушная тревога. От ужаса Фатима на секунду забыла, что собирается рожать. Водитель затормозил и привстал, глядя, как другие выскакивают из машин и бегут… Куда? В Тегеране нормальных бомбоубежищ так и не построили за все восемь лет войны. Да и не в том дело. Не может в тегеранском небе быть иракских самолетов, неоткуда. О том ли водитель думал, или о чем другом, только он вновь вернулся на сиденье и вдавил педаль газа:
- Да вы, ханум, не волнуйтесь. Учебная тревога, небось, сирены по городу проверяют, чтоб их, - далее водитель привосокупил непереводимое персидское ругательство. - Не долетят сюда арабы, ни в жизнь.
- А если не учебная? Что тебе из-за меня погибать? Ты прячься, я бежать не могу, в машине останусь. У тебя ж жена, дети…
Водитель отвел взгляд от дороги, в упор посмотрел на Фатиму и жестко произнес:
- Вот верно говорят, что роды женщин ума лишают! Что ж я тебя, в машине рожать оставлю, да еще и под бомбами?
А затем чуть мягче, улыбаясь:
- Говорю ж, ханум, в машине у меня обстановка - антисанитарная. Даже если вдруг тревога неучебная, Аллах сохранит - проедем.
Тревога оказалась учебной. Настоящие бомбардировки Тегерана начались только в 1985 году.
И скрываться от них в бомбоубежище пришлось уже самому Бехрузу (о чем мы и расскажем в следующей серии), появившемуся на свет все же в роддоме, а не в "Пейкане", и потому без всяких осложнений и проблем.
Фиг с ним, предисловия у меня никогда не получались. Начнем, пожалуй, с появления на свет. Фишка в том, что если бы все сложилось так, как того хотели люди и обстоятельства, нас обоих сейчас на этом замечательном зелено-голубом шарике попросту не было бы…. Забавно, какая цепочка случайностей необходима для того, чтобы осуществить такое простое дело - родиться.
Матери вашего покорного слуги советские врачи в свое время сказали прямое и однозначное «нет». Мол, не рождаются дети после таких операций - а в момент операции ей было чуть больше 20. Врачи - не дураки, и за десять лет забеременеть у мамы так и не получилось. Она глотала слезы, глядя на чужих детишек, и надеялась - на что, неясно. Зачатие меня таки свершилось - в день, когда по всем канонам физиологии, беременность невозможна. По всей видимости, одна невозможность победила другую, по принципу «клин клином». Врачей, впрочем, убедить оказалось непросто. Поначалу они не верили, качали головами, а затем разражались воодушевляющими предположениями из серии:
«Ну да, вы беременны… но ребенок еще надо выносить… Но это вряд ли! Да, если вдруг чудом выносите, надо, чтобы роды прошли нормально… Но это вряд ли! А если чудом пройдут нормально? Ну, надо чтобы ребенок был здоровый, мог ходить, говорить… А вот это - совсем вряд ли!».
После чего маму с ходу сопроводили в роддом, велев девять месяцев не вставать с кровати, иначе выкидыш гарантирован. На то были все основания - но девять месяцев лежания в лежку оставят след на какой хотите психе. Впрочем, простите, почему девять месяцев? Маме едва удалось вылежать семь - тут я решила, что хватит тормозить и пора появляться на свет. Есть у меня, знаете ли, такое свойство, все делать слишком быстро и слишком рано.
Но поступать так было неумно. Ночь моего рождения пришлось аккурат на отмечание чьего-то юбилея, и возиться с роженицей сестры особо расположены не были: «Какие ж у тебя воды отошли?? Это ты, наверное, просто описалась…». Матерясь, маму в итоге все же довели до «родзала» (это страшное место ведь так называется, верно?), извлекли, как полагается, ребенка (то есть, меня) и унесли в неизвестном направлении. Причины тому были: ребенок отказывался орать, толком дышать, реагировать на раздражители и вообще был крайне разочарован местом, в которое так стремился попасть. Ну, отек мозга и прочие «приятности», ясное дело, разочарование только усилили. Кювез мне не полагался, потому как рабочего кювеза попросту не было в наличии. Так что положили меня к прочим детям - помирать.
Не увидев ребенка ни в этот день, ни в последующий мама поняла, что дело - швах, и, еще с трудом переставляя ноги, развила бурную деятельность. Добралась до коридора и позвонила… главному редактору одной из центральных советских газет, в которой ей посчастливилось работать. Вознесем хвалу большому начальству! Дядя, в свою очередь, позвонил «кому надо», и через час во дворе стояла «Скорая», повезшая меня в центр, специализировавшемся на выхаживании недоношенных детей. Врач в приемном еле слышно выругалась: «Мало того, что ребенок и так на ладан дышит, у девочки еще и воспаление легких. На фига мне смертность, статистику портить?». Воспаление легких было добавлено открытой форточкой в детской палате роддома, где меня положили чуть не на подоконник (видимо, посчитав, что терять мне все равно нечего). Маме объявили, что в ближайший месяц-два ей считать себя матерью рано. Когда эта самая пара месяцев, наконец, миновала, и мама заполучила меня в трясущиеся руки, кто-то из медиков глубокомысленно заметил: «А ведь был бы мальчик - не выжил бы…». Видать, и впрямь спасло меня то, что родилась девочкой. А еще низкий поклон советской медицине: пусть сначала она меня одной рукой искалечила, но потом сама же и вытащила - думаю, такое не то, что в Иране, такое не в каждой европейской стране тогда смогли бы сделать.
Говорить, ходить и, как видите, даже печатать, я выучилась не хуже тех, кто некогда произносил раскатистое «вря-я-я-д ли». Но об этом в следующей серии.
Семья будущих родителей Бехруза, Хуссейна и Фатимы перебралась в Тегеран в 1980 г. Еще не пришедшая в себя после революции страна оказалась втянута в долгую, кровопролитную и практически бесполезную Ирано-Иракскую войну. Запад страны был под угрозой и семье, по сути, пришлось бежать. Была и другая причина: Хусейн, кадровый военный, очень вовремя узнал, что подписан приказ о его расстреле. В революционной горячке людей стреляли не считая - видать, кто-то из начальства усомнился в его преданности новому, исламскому правительству. Следовало расстаться с армией и исчезнуть - да поскорее.
В семье уже подрастал старший мальчик и младшая девочка. В маленьком домике - по сути, подсобке в саду богатого поместья, даже вдвоем было тесно, не то, что вчетвером. Ни денег, ни работы - выкарабкивайся, как знаешь.
А тут у Фатимы еще какие-то головные боли начались непонятные и головокружения. Доктор после осмотра задал вопрос:
- Противозачаточные пьете давно?
- Да уж шестой год…
- Ну, голубушка, это уж побочные эффекты начались, нельзя их так долго глотать.
- А что делать то??
- Ну, вы их вон как долго пили… Месяцев шесть-семь и без таблеток можете ни о чем не волноваться.
Однако через пару месяцев Фатима почувствовала, что дело пахнет керосином - все признаки беременности были налицо. В расстроенных чувствах она явилась к тому же врачу:
- Доктор, вы ж говорили, не будет ничего!
- Ну, милочка, видимо, у вас организм особенный.
- Организм особенный?!! Мы двоих-то еле тянем, что я мужу скажу?! Чем мы этого ребенка кормить будем?!
- Да я понимаю, на что вы намекаете. Но сами знаете, - доктор многозначительно поднял палец. - У нас - Исламская республика.
В те времена в Иране действовал строжайший запрет на аборты (позднее, когда голова у правительства стала варить чуть лучше, его в спешном порядке отменили).
Фатима продолжала умолять, и в итоге доктор извлек из необъятного шкафа подозрительного виду ампулу:
- Сейчас срок маленький - одна инъекция, совершенно безопасная, и не будет ребенка.
Только ни я, ни мои медсестры вам эту инъекцию делать не станем. Потому что, если узнают - мне, как врачу, дадут высшую меру. Идите домой, сделайте себе укол, и ни о чем не волнуйтесь.
Фатиму волновала не столько безопасность средства, сколько результативность. Дома Хусейн был введен в курс дела и пара приступила к медицинской манипуляции. Однако, как легко догадаться, ни Хуссейн, ни Фатима шприца отродясь в руках не держали.
Пока пытались набрать лекарство, кто-то неловко повернул руку - и ампула с мелодичным звоном упала на пол и разбилась.
- Ох, - вздохнула Фатима. - Чего ж делать-то? Опять к нему идти?
Хуссейн принялся методично подбирать с пола осколки и произнес:
- Слушай, Фати… А может, того… Может, хочет Аллах, чтоб жил этот ребенок?
Фатима задумалась:
- Может, и правда? Потянем мы, а?
- Да потянем, Бог даст, восемь месяцев еще - я к тому времени и работу хорошую найду.
И больше Фатима к врачу не ходила.
Излишняя торопливость всегда была для Бехи нехарактерна - и потому он честно высидел свои девять месяцев, появившись на свет лишь на несколько дней раньше запланированного. Однако день он также выбрал неудачный. Фатима была дома с детьми одна - для Хусейна накануне нашлась подработка где-то за городом. Чувствуя, что вот оно, приближается, она, стиснув зубы, позвонила в дверь соседям (дешевую квартирку в этом доме удалось снять всего пару недель назад, и она даже не знала толком как их зовут). Вышедшая в коридор мать семейства сразу оценила серьезность положения, и вызвала мужа: спускаться вниз, заводить свой «Пейкан», чтобы везти Фатиму в роддом. Сама же зазвала к себе детей Фатимы - приглядеть за ними, пока отец не вернется.
Сосед помог влезть в машину, улыбаясь и пытаясь шуточками подбодрить роженицу: «Вы, ханум, располагайтесь - потерпите только до роддома, а то у меня в машине - антисанитария полная».
Машина едва успела покинуть свой переулок, как горячий тегеранский воздух разрезал жуткий вой сирены. Воздушная тревога. От ужаса Фатима на секунду забыла, что собирается рожать. Водитель затормозил и привстал, глядя, как другие выскакивают из машин и бегут… Куда? В Тегеране нормальных бомбоубежищ так и не построили за все восемь лет войны. Да и не в том дело. Не может в тегеранском небе быть иракских самолетов, неоткуда. О том ли водитель думал, или о чем другом, только он вновь вернулся на сиденье и вдавил педаль газа:
- Да вы, ханум, не волнуйтесь. Учебная тревога, небось, сирены по городу проверяют, чтоб их, - далее водитель привосокупил непереводимое персидское ругательство. - Не долетят сюда арабы, ни в жизнь.
- А если не учебная? Что тебе из-за меня погибать? Ты прячься, я бежать не могу, в машине останусь. У тебя ж жена, дети…
Водитель отвел взгляд от дороги, в упор посмотрел на Фатиму и жестко произнес:
- Вот верно говорят, что роды женщин ума лишают! Что ж я тебя, в машине рожать оставлю, да еще и под бомбами?
А затем чуть мягче, улыбаясь:
- Говорю ж, ханум, в машине у меня обстановка - антисанитарная. Даже если вдруг тревога неучебная, Аллах сохранит - проедем.
Тревога оказалась учебной. Настоящие бомбардировки Тегерана начались только в 1985 году.
И скрываться от них в бомбоубежище пришлось уже самому Бехрузу (о чем мы и расскажем в следующей серии), появившемуся на свет все же в роддоме, а не в "Пейкане", и потому без всяких осложнений и проблем.