Гламур - это дискурс тела, а дискурс - это гламур духа. Вот мы и подобрались к самому важному моменту.
Большинство читателей моего ЖЖурнала относятся к двум категориям людей: это русские и православные. Эти две категории людей во многом пересекаются: очень часто русский человек оказывается православным, а православный - русским. Но тем не менее, это не одна и та же общность людей, а две разные общности, с разным дискурсом и, по большому счёту, живущие в двух разных реальностях. Русский православный человек больше православный, когда он стоит в храме, и более русский, когда он сидит в Интернете. Это расщепление сознания создаёт внутреннее напряжение, которое нужно аккуратно снять до того, как миф потеряет силу и человек столкнется с реальностью, как она есть. А что такое столкновение неизбежно - это должно быть очевидно, ведь главное отличие реальности от мифа в том, что миф рано или поздно рушится, и тогда реальность вступает в свои права.
Почему человек с таким трудом и так редко обретает Истину? Потому что в мифе, которым он пользуется по жизни, скрыты опасные напряжения. Освобождение от мифа - опасный момент, с непредсказуемым исходом.
Последнее время я написал целую серию заметок о дискурсах. Это страшно важный вопрос, от понимания которого зависит то, сможем ли мы выкарабкаться из ямы. По-видимому, даже вопрос о Власти является лишь тактикой сравнительно со стратегическим вопросом о дискурсе, потому что дискурсом формируется само восприятие реальности, сама логика не только наших поступков, но и наших мыслей. На эту тему замечательно высказался Пелевин, нужный отрывок из которого цитирует zotych7 (см. заметку "Гламур и дискурс")
[Постановка задачи: что такое дискурс, с чем его едят и как им отравляются.]Задача русского православного человека состоит в том, чтобы стать по-настоящему русским, а задача православного русского - в том, чтобы стать по-настоящему православным. В действительности это две стороны одной и той же задачи, потому что Православие это первооснова нашей культуры. Именно Православие первоначально и объединило славянские племена восточно-европейской равнины в единое государство, которое возглавили Романовы. Но в XIX веке между русскими и православными стала разрастаться брешь, причем поначалу эта брешь делила пополам сознание одного и того же человека.
Я уже говорил об этой бреши в заметке Хозяева дискурса и Господин реальности. Самоцитата: Причина революционной катастрофы в том, что русская светская культура была французской. Речь именно о высокой культуре, культуре высшего слоя. Русская аристократия жила внутри французского дискурса. Русская интеллигенция ОТЧАСТИ тоже. (Отчасти - потому, что помимо французского дискурса был и немецкий, а точнее австрийский, и немножко английский. Все они имели большое значение для интеллигенции и, как следствие, какое-то значение для низших социальных слоев. В этом противоречии - зародыш Октябрьской революции.) Суть только что высказанной мною мысли в том, что русская светская культура - это французская культура, переведенная на русский язык.
Коллективная шизофрения достигла максимального обострения в 1917 году, когда русские иерархи православной Церкви предали своего православного царя и добровольно кинулись в пучину революции. Русским тогда казалось, что царь больше не нужен, потому что власть в стране должна принадлежать нации. Очень быстро, однако, выяснилось, что для подавляющего большинства православного населения устранение Царя было равносильно устранению законной власти как таковой. Система Управления страной перестала функционировать, и легко досталась узурпаторам из нерусской, точнее антирусской и притом антиправославной партии большевиков, так что в проигрыше оказались все.
Православные люди не умеют быть русскими, но это полбеды. Беда в том, что они не умеют быть и православными, потому что выходя за пределы храма немедленно подпадают влиянию совершенно чуждого Православию дискурса. Русские люди не умеют быть православными, но и это лишь полбеды. Беда в том, что они не умеют быть русскими, потому что не понимают духовной основы своей собственной культуры и потому находятся во власти нерусского дискурса.
Моя задача - обрести и дать православным людям русский православный дискурс, используя который они преодолели бы расщепление сознания и смогли бы всюду оставаться собой, мысля за пределами храма так же точно, как они мыслят, находясь в храме. Тот же самый дискурс позволит русским людям понять суть их русскости как таковой, что позволит им осознавать манипуляцию сознанием со стороны нерусских, перед которой они будут беззащитны до тех пор, пока используют чужой дискурс.
Мою задачу облегчает то обстоятельство, что этих чужих дискурсов у нас сейчас в ходу как минимум два, и пока они противоборствуют друг другу, между ними возникает зазор, свободное пространство, куда я могу вставить пару своих слов. Есть и третий более-менее солидный дискурс - условно "либеральный", который я связываю с США, но его влияние внутри России на данный момент ничтожно и продолжает падать. Умных людей в его русле почти не видно. Умные предпочитают один из двух основных, наиболее детально проработанных.
Эти два дискурса я условно обозначаю как "французский" и "английский". "Английский" дискурс сейчас в свою очередь делится на советский(сталинский), позднесоветский ("застойный"), постсоветский (ХППшный), евразийский (Дугин) и ряд мелких (неоязычество). "Французский" представлен Галковским и целым рядом интеллктуалов, пишущих в русле его идей. Михаила Каина и Богемика можно также отнести к "французскому" дискурсу, но с известной долей условности. Потому что Евросоюз это не только Франция, но это отдельный разговор. Олег Насобин - это принципиально новая и весьма примечательная разновидность "английского" дискурса.
Наличие сразу двух (и даже более!) различных дискурсов предоставляет нам возможность "бинокулярного зрения". Грубо говоря, если хочешь знать правду о Франции - слушай Насобина, а не Галковского. А если хочешь знать правду об Англии - слушай Галковского, а не Насобина. Но это, конечно, огрубление. На самом деле надо слушать всех, однако не верить услышанному слепо, а мотать на ус, сопоставляя показания той и другой стороны и ища синтеза. Как представителя "английского" дискурса я выбрал именно Насобина потому, что он на порядок умнее остальных представителей, и по своему (почти "французскому") строю речи и складу ума он наиболее подходит для синтеза. Дело в том, что остальные "англичане" у нас говорят не на европейском языке, а на полуазиатских наречиях, разработанных специально для русских аборигенов, в то время как Насобин говорит на языке метрополии. Вообще, по большому счету собственно "англосаксонского" дискурса нет. И англичане, а американцы живут внутри реальности, созданной французами. Но для своих колоний они создают упрощенные, варварские дискурсы, из которых самый мощный - "социалистический" в двух изводах - советском и китайском.
Но я увлёкся описанием поля боя.
Итак, моя задача - создать дискурс. И задача это - невозможная, неразрешимая для человека, как бы сильно ни было развито его мышление.
Почему? А вот почему.
Дело в том, что мышление работает уже внутри какого-то дискурса. Нет дискурса - нет мышления. И потому создавать новые дискурсы можно лишь выходя за пределы мышления. Для этого люди медитируют... и молятся.
Создаваемые мною дискурсы это инструмент осознания и затем выражения того, что я получаю не при помощи дискурса, а точнее, при помощи особого дискурса - молитвы. Молитва это ведь тоже дискурс, но особый дискурс, выводящий ум за пределы мышления, а в пределе и вообще всего тварного.
Что такое дискурс?
Дискурс это очень общее, очень абстрактное понятие. Потому его смысл трудно уловить. Дискурс это КАК, это стиль использования языка. Какие смыслы мы выкладываем в слова (или говорим без смысла - почему нет, абракадабра это тоже дискурс), как строим текст и ставим вопросы, чем отвечаем на них и проч. Дискурсом определяется стиль словесного мышления человека, его логика (ну или отсутствие логики, как вариант). По сути, дискурс это стиль речи, но как следствие - и мышления. Дискурс это ДУХ мысли.
Дискурс возникает за пределами мысли - и оформляет мысль. При помощи возникшего дискурса можно ухватить, зафиксировать самую суть того КАК, что тебе открылось за пределами слов. А затем уже внутри этого дискурса можно и осознать, что это было, и порассуждать об этом. (Или не рассуждать как вариант - молчание это часть словесной деятельности.) Можно выстроить логику, следуя которой и другой человек сможет поймать, усвоить этот дискурс, а следом и уловить то, для выражения чего ты этот дискурс и создавал.
[В чем состоит общая проблема русских и православных, и можно ли её решить? и какую роль играет в этом решении понятие дискурса?]В чем проблема сегодняшних русских? В том, что у них нет своей национальной иерархии. Есть внешнее по отношению к ним государство, которое задает порядок социальной жизни (и это хорошо), но является чужим для русских, как и задаваемый им порядок (и это плохо). Сам этот порядок - английский, однако не европейский, не насобинский, а примитивно-колониальный, деспотический, не учитывающий вкусы и интересы русских. Это порядок, который англичане разработали для чужих, для азиатов, потому что управлять европейцами англичане не умеют, слабы для этого. [Снова о Галковском]На этом фоне очень выигрышно смотрится дискурс Галковского, который говорит с нами не просто на человеческой (читай, европейском) языке, но из французского дискурса, к которому англичане находятся в общем в том же положении, в каком украинцы находятся в отношении к русским - отрицательно-подражательном. Они отрицают, отстаивая свою особость, но при этом неизбежно подражают, потому что это единственный способ отстоять свою особость. (Понятно ведь, что украинская война на Донбассе это просто косплей российской войны в Чечне. Всё как у взрослых.)
Но очень важно понимать, что дискурс Галковского это не русский дискурс. Конечно, речь здесь не идёт о "работе на Францию" в примитивном смысле получение каких-то материальных выгод. И дело даже не во влюбленности во французскую культуру, хотя примеров такой влюбленности у Галковского сколько угодно [Например]Есть такое произведение «Шер ами». Это, кстати, хороший пример разницы между талантливым планировщиком-немцем и гениальным планировщиком французом. Немчура себе в молодости расписывает: университет - 5 лет, работа мелким клерком в престижной фирме - 10 лет, первый пост в фирме - 15 лет, завотделом - 10 лет, замом 10 лет. И к концу жизни сколачивает небольшой капиталец, основывает дельце средней руки. А молодой француз в 25 лет удачно женится и всю жизнь живёт рантье в своё удовольствие. Ни заботушки, ни печалюшки. Сравните поведение Франции во второй мировой войне. Немчура гибла под Сталинградом, а в Париже булочки подорожали на 200%, а то и продавали чёрствые. В 45 немцы потеряли само государство, а Франция стала гарантом ООН. Люди в своё время ПОДУМАЛИ. Крепко, ПО-ФРАНЦУЗСКИ. Такое же впечатление от немецкой и французской философии. Читаешь Гегеля - внешне заумно, начинаешь разбираться - дурак-дураком. Читаешь Вольтера - умно, ясно, смешно. Кое-что запоминается на всю жизнь. (Галковский) Конечно же, больше всего Галковский влюблен в русскую культуру, ведь он русский. Отсюда, наверное, и его доброе отношение к Николаю II, с точки зрения моей "французской" теории совершенно непонятное. Но сам стиль мышления, способ видения вещей, дискурс у ДЕГа совершенно французский, "вольтеровский"....
Но вернёмся к нашей теме. Итак, дискурсы. Моя задача - выстроить русский православный дискурс. В чем проблема сегодняшних православных? Как ни странно, в том же самом. Главная проблема нашей Церкви с момента Октябрьского переворота - это тот печальный факт, что система Управления нашей церковью находится под страшным давлением совершенно чуждой, неправославной (не русской) Власти. И беда тут даже не в том, что Патриархия намертво связала свою судьбу с еретическим Всемирным Советом Церквей - ну, а как сопротивляться-то? Подчинить своему контролю Патриархию власти не трудно. Беда в том, что для того, чтобы контролировать русскую Церковь в целом, Патриархии навязывают "вертикаль власти", совершенно чуждую духу Православия. Всё православие хотят свести к внешней дисциплине, по смыслу свому прямо противоположной внутреннему послушанию. И этим ядом наша Церковь отравлена с головы до ног, от уровня архиереев до уровня простых прихожан и послушников в монастырях. В своё время ядовитый Розанов писал, мол, у нас каждый городовой немножко помазанник Божий. Но ему и в страшном сне не могло присниться, до какого гротеска эта тенденция дойдёт к началу XXI века, когда своя, русская православная власть сменится чужой, нерусской и неправославной. Своим своих нет особой нужды давить, а вот чужим - им, может, и самим неохота руки марать, да деваться некуда.
Итак. И русские, и православные страдают от одной и той же проблемы - у нас нет своей собственной иерархии. У русских её нет совсем. У православных она есть, но находится под давлением неправославной власти, а на самом верху - и под прямым её контролем. Напомню, что нация это народ, имеющий собственную иерархию. У русских нет иерархии, а православные? У них своя иерархия есть, однако и они не являются нацией, потому что не являются народом: народ это самовоспроизводящаяся общность, а дети православных родителей не обязательно становятся православными, как и наоборот: православными часто становятся дети неправославных родителей. Потому нацией не являются ни те, ни другие. В целом православные находятся в лучшем положении, чем русские, так как они сохранили иерархию, в то время как русские её полностью утратили. Плохо только одно, что эта иерархия лишена самостоятельности.
В целом, картина невесёлая. Народ, не имеющий собственной иерархии, обречен подчиняться чужой иерархии, так как лишь иерархия позволяет людям действовать согласованно. Где нет иерархии - там каждый сам за себя, ну или в лучшем случае - за небольшую группу своих друзей ("один за всех и все за одного!"), потому что большое количество людей невозможно организовать, не используя вертикальные связи. Любому русскому это очень хорошо понятно на уровне интуиции, потому что мы народ военный. Мы воевали много веков подряд, и нам очень даже понятно, зачем на войне нужны офицеры. (Как я уже говорил, национальная иерархия это армия мирного времени.)
Как же быть в такой ситуации? Положение кажется безвыходным, однако выход есть. Сейчас я открою тебе, дорогой читатель, страшную тайну Европы. Я расскажу тебе, каким образом и почему европейцы превзошли все остальные народы и подчинили весь мир не просто своей власти, но и своему дискурсу.