Хуаныч и Петька. Мышиная охота
Оглавление
[Spoiler (click to open)]- Ничего не понял, - сказал Петька в навалившейся темноте.
Он лег. Мы молчали, думая каждый о своем. Я думал как ему объяснить. А Петька думал о грозной опасности: если этот с кулаками Беспредела станет упорно метить в Царя, рано или поздно попадет. А я кончу книжку и уйду.
- А он не убьет Царя?
Петька уже начал раскаиваться, что забоялся выстрелить в мага.
- Да нет. Теперь и не сунется.
- А зачем он тогда к папе приходил?
- Проверить, можно ли играть с верой в меня.
- Как это? - не понял Петька.
- Ну, он ни во что всерьез не верит, а только играет с верой.
- Как играет?
- Ну, он поверит во что-нибудь, и исполняется
Петька в темноте удивленно моргал. Потом спросил:
- А как это у него получается?
- По вере. " Если скажет человек горе сей: ввергнись в море, и не усомнится в сердце своем, будет ему все, что ни скажет."
- Да нет. Это я понимаю. - Сказал Петька. - А как он начинает верить-то? Он что, получается, всемогущий? Взял и поверил?
- Да нет. Он ищет знака, - объяснил я. - Манифестации.
- Какой еще манифестации?..
- Ну, знака, что судьба - за него.
Это Петьке уже совсем не понравилось:
- Чего это она за него-то?.. - спросил он недовольно. - Судьба-то - это ты. Ты разве за него?
- Да нет. С чего ты взял? Судьба - это суд Божий. Судеб-то ого-го сколько, разве все придумаешь?.. - я вздохнул и признался - Но сюда-то его я привел. Насовал ему знаков, вот он и милости просим. Так бы он ни за что не полез.
- А каких знаков, - заинтересовался Петька.
- М-м… Э-э… Долго рассказывать. Начиная с того, как он связался с ихней разведкой. Обычно-то они, маги, держатся от всех властей подальше. Им это скучно, потому что воли нету. Потому что всякая власть - от Бога.
Петька, конечно, слыхал про это, но он был все же бужанин и не хотел поверить.
- Это ихняя-то от Бога? Вот наш Царь - от Бога, он Помазанник. А ихняя власть против нашей. Значит, и против Бога. У них там эта… демонократия.
Это надо было объяснить. Это Петька должен понять!
- Не говори ерунды. Все равно власть у них - от Бога. Потому Богу и судить их за то, что они обратили против Его Помазанника то, что Он им дал. Понял?
Петька хотел возразить, но я не дал:
- А если бы была не от Бога, то и судил бы не Бог, а тот, кто дал. Вот так-то.
Я задел Петьку Петровича за живое.
- Погоди, не путай меня. Если власть от Бога, то ее надо слушаться, так? А мы - воюем!
- Это точно. Во всем слушаться, кроме только, если она сама идет против Бога. А если требует противного Богу, то, конечно, не слушаться: ведь Бог дал власть-то! Если требуют противного Богу, значит, воруют! Но даже и в этом случае не надо противиться власти, ведь ее же Бог дал. Дошло?
- Дошло-то дошло. - спорил Петька. - Только если не противиться, значит, слушаться.
- А вот и не дошло. "Если не противиться, значит, слушаться"! Хитрый какой. Нет, Петенька, не противиться и не слушаться.
- Это как? - нахмурился в темноте Петька.
- Послушно принять кару за непослушание. Ведь Бог дал им власть казнить и миловать. Вот так-то!
Петька открыл рот, но тут он понял, что я прав. Петька был-таки православный, хоть и бужанин. Но смириться вот так запросто ему не хотелось.
- А как тогда воевать? Ведь против получается?
- Ага. Зато за послушание своей. Вот ты - ребенок, никто тебя и не просит воевать. Спи спокойно. А скажут воевать - изволь слушаться своей власти.
Петька сел на кровати.
- А как тогда папу спасать?
- Это уж моя забота, - отрезал я.
Тут Петька вспомнил, что я тоже над ним - власть. И притих.
- Алеша, а как же дядя Миша?.. - он говорил о Максе Зальцоре.
- А что? - не понял я.
- Ну, он же шпрехер? Он, правда, не военный. Но если от него потребуют воевать с нами, что ему делать?
- Если он соображает, что против Бога, то отказаться. Но если он из страха перед своей властью пойдет, то больше грех на том, кто посылает людей против Помазанника.
Петька задумался, вспоминая гуляющих по селу шпрехеров. Их Блицкриг держал в узде, и они никого не обижали.
- А многие идут вот так, за страх?.. - Да большинство.
- И как с ними?.. - Петька имел в виду, как же в них стрелять.
- Насмерть. Чтобы было не больно. Если нельзя обезоружить.
Петька опять стал думать про Хуаныча.Глаза совсем привыкли к темноте, но все равно без Луны почти ничего не было видно. Хуаныча нельзя обезоружить. На то и Беспредел.
Я закрыл глаза, но не спал, а ждал продолжения.
- А зачем ты все это устроил?
- Что именно?
- Ну, покушение… И вообще.
- Чтобы дать Хуанычу шанс.
- Царя убить?!
- Да нет. Познать истину.
Стало как-то зябко. Я встал и закрыл окно. Вот и лето прошло.
- А в тебя-то он верит?
- Да ни во что он не верит.
- А в себя?
- И в себя не верит.
- Так зачем он к папе приходил?
- Я тебе говорю: чтобы выяснить, можно ли играть с верой в меня.
- Ну, и что?
- Выяснил, что нельзя. А теперь спи давай. Завтра будешь ворчать, что не выспался.
- А нас не будут будить, - сказал Петька.
- Как раз наоборот, будут. Часа через два.
- Зачем? - Петька удивился.
- Военная тайна. Спи.
Петька помолчал минуту, потом не утерпел:
- Погоди. Никак не пойму. Если он в тебя не верит, почему говорит "Тиран"?
- Ну, он думает, что моя сила в вашей вере в меня. Если никто не будет в меня верить, то я и не буду автором.
- Ха! - сказал Петька.
- Вот тебе и "ха".
- А почему ругается?
- У нас с ним война.
- Как война? Он же в тебя не верит.
- Но вы-то верите! Спи.
Петька помолчал.
- Не пойму…
- Ну, он не верит, а я-то есть. Попробуй-ка не верить, если я есть. Вот и воюем. Кто кого переубедит.
Петька замолчал, а я задремал.
- Ха! - громко сказал Петька. - Значит, он верит, что ты - не автор! А ты говорил, ни во что не верит.
Я замычал. Я сказал:
- Петька, спи. Он ни во что не верит. Но он выбрал верить, что никакого автора - нет. Он так решил. Это - его война. Больше я ничего не слышу. Я уже сплю.
Я спал и ничего не слышал.
Петька все ворочался, думая о Василии Хуаныче и обо мне. У него было неприятное чувство, и он пытался себя понять. Чувство, будто я веду двойную игру. Какие-то знаки подаю Хуанычу. И отца никак не возвращаю. Он думал, думал обо всем и захотел плакать. Потом вспомнил, как я сказал "скоро узнаешь" и захотел спросить, но не решился будить. Он долго прислушивался в темноте к моему дыханию. Потом встал, зажег лампу на тумбочке и достал Библию. Открыл наугад и прочел в конце 3-й Книги Царств:
"И собрал Царь Израильский пророков, и сказал им:
- Идти ли мне войной на Рамоф Галаадский или нет?
Они сказали:
- Иди, ибо Господь предаст его в руки Царя…
И позвал Царь Израильский одного евнуха и сказал:
- Сходи поскорее за Михеем, сыном Иемвлая…
И сказал Михей:
- Жив Господь! я изреку то, что скажет Господь… я вижу всех Израильтян, как овец, у которых нет пастыря… я видел Господа, сидящего на престоле Своем, и все воинство небесное стояло при Нем по правую и по левую руку Его; и сказал Господь: кто склонил бы Ахава, чтобы он пошел и пал в Рамофе Галаадском? И один говорил так, а другой иначе; и выступил один дух, стал пред лицем Господа и сказал: я склоню его. И сказал ему Господь: чем? И он сказал: я выйду и сделаюсь духом лживым в устах всех пророков его. Господь сказал: ты склонишь его и выполнишь это; пойди и сделай так.
И сказал царь Израильский:
- Возьмите Михея и отведите его… посадите его в темницу и кормите скудно хлебом и скудно водою, доколе я не возвращусь в мире.
И сказал Михей:
- Если возвратишься в мире, то не Господь говорил через меня.
И сказал:
- Слушай, Весь народ!".
Петька понял, что это ему знак от меня. Он поглядел на меня, но я спал, закутавшись с головой, только нос наружу. Петька стал думать.
Когда-то его смущала мысль: если Господь все знает, то зачем спрашивает. Отец объяснил: если бы Господь всегда проявлял свое всемогущество, с Ним никто не смог бы общаться. Поэтому Петька не удивлялся, когда и я, автор, чего-то спрашиваю или переспрашиваю: иначе же невозможно разговаривать.
Конечно, если бы Господь просто хотел погубить царя Ахава, то Ему не нужно было бы никого ни о чем спрашивать. Зачем же этот совет с духами, да еще не только с правыми, а еще и при участии левых?
Тот лукавый дух, который вызвался обмануть царя Ахава, очевидно, не знал, что все это будет открыто самому царю: глупо же предлагать обмануть того, кто присутствует при совещании.
Это был для Царя шанс, понял Петька. Если бы Ахав поверил пророку Михею, не погиб бы. И для всего народа шанс: уклониться от этой войны, хотя сам царь ведет в бой, уклониться, потому что эта война для царя - гибель. Хотя бы и в темницу. Но царь не поверил, хотя ради него целое совещание в мире духов. Не использовал свой шанс.
Петька прочитал о ранении и смерти Ахава, и ему вдруг стало жалко Василия Хуановича, что я с ним играем как кошка с мышкой.
Петька выключил лампу, лег на кровать и стал плакать в подушку, но тихо чтобы меня не разбудить. Он вспомнил, как кот играл с мышкой у него на глазах. Он никак не хотел убить несчастную мышку, как Петька ни просил его, а только ужасно мучил ее. Садился безразлично, даже глядел в сторону, пока изуродованная мышь, вообразив, что ей дали волю, из последних сил тащилась, чтобы спрятаться под плиту. В последний миг он бросался и вонзал когти, вытаскивая ее к себе. Петька хотел отобрать мышку, но видел, что она уже не выживет, а только дольше промучится. Тогда он решился добить мышь, но не смог.
Петька от воспоминаний совсем разревелся. Может, надо было добить Хуаныча? Он мысленно наводил пистолет и… корчился, сдерживая рыдания. Он стал молиться о спасении души несчастного мага. Наконец он уснул.
(продолжение)
[Spoiler (click to open)]- Ничего не понял, - сказал Петька в навалившейся темноте.
Он лег. Мы молчали, думая каждый о своем. Я думал как ему объяснить. А Петька думал о грозной опасности: если этот с кулаками Беспредела станет упорно метить в Царя, рано или поздно попадет. А я кончу книжку и уйду.
- А он не убьет Царя?
Петька уже начал раскаиваться, что забоялся выстрелить в мага.
- Да нет. Теперь и не сунется.
- А зачем он тогда к папе приходил?
- Проверить, можно ли играть с верой в меня.
- Как это? - не понял Петька.
- Ну, он ни во что всерьез не верит, а только играет с верой.
- Как играет?
- Ну, он поверит во что-нибудь, и исполняется
Петька в темноте удивленно моргал. Потом спросил:
- А как это у него получается?
- По вере. " Если скажет человек горе сей: ввергнись в море, и не усомнится в сердце своем, будет ему все, что ни скажет."
- Да нет. Это я понимаю. - Сказал Петька. - А как он начинает верить-то? Он что, получается, всемогущий? Взял и поверил?
- Да нет. Он ищет знака, - объяснил я. - Манифестации.
- Какой еще манифестации?..
- Ну, знака, что судьба - за него.
Это Петьке уже совсем не понравилось:
- Чего это она за него-то?.. - спросил он недовольно. - Судьба-то - это ты. Ты разве за него?
- Да нет. С чего ты взял? Судьба - это суд Божий. Судеб-то ого-го сколько, разве все придумаешь?.. - я вздохнул и признался - Но сюда-то его я привел. Насовал ему знаков, вот он и милости просим. Так бы он ни за что не полез.
- А каких знаков, - заинтересовался Петька.
- М-м… Э-э… Долго рассказывать. Начиная с того, как он связался с ихней разведкой. Обычно-то они, маги, держатся от всех властей подальше. Им это скучно, потому что воли нету. Потому что всякая власть - от Бога.
Петька, конечно, слыхал про это, но он был все же бужанин и не хотел поверить.
- Это ихняя-то от Бога? Вот наш Царь - от Бога, он Помазанник. А ихняя власть против нашей. Значит, и против Бога. У них там эта… демонократия.
Это надо было объяснить. Это Петька должен понять!
- Не говори ерунды. Все равно власть у них - от Бога. Потому Богу и судить их за то, что они обратили против Его Помазанника то, что Он им дал. Понял?
Петька хотел возразить, но я не дал:
- А если бы была не от Бога, то и судил бы не Бог, а тот, кто дал. Вот так-то.
Я задел Петьку Петровича за живое.
- Погоди, не путай меня. Если власть от Бога, то ее надо слушаться, так? А мы - воюем!
- Это точно. Во всем слушаться, кроме только, если она сама идет против Бога. А если требует противного Богу, то, конечно, не слушаться: ведь Бог дал власть-то! Если требуют противного Богу, значит, воруют! Но даже и в этом случае не надо противиться власти, ведь ее же Бог дал. Дошло?
- Дошло-то дошло. - спорил Петька. - Только если не противиться, значит, слушаться.
- А вот и не дошло. "Если не противиться, значит, слушаться"! Хитрый какой. Нет, Петенька, не противиться и не слушаться.
- Это как? - нахмурился в темноте Петька.
- Послушно принять кару за непослушание. Ведь Бог дал им власть казнить и миловать. Вот так-то!
Петька открыл рот, но тут он понял, что я прав. Петька был-таки православный, хоть и бужанин. Но смириться вот так запросто ему не хотелось.
- А как тогда воевать? Ведь против получается?
- Ага. Зато за послушание своей. Вот ты - ребенок, никто тебя и не просит воевать. Спи спокойно. А скажут воевать - изволь слушаться своей власти.
Петька сел на кровати.
- А как тогда папу спасать?
- Это уж моя забота, - отрезал я.
Тут Петька вспомнил, что я тоже над ним - власть. И притих.
- Алеша, а как же дядя Миша?.. - он говорил о Максе Зальцоре.
- А что? - не понял я.
- Ну, он же шпрехер? Он, правда, не военный. Но если от него потребуют воевать с нами, что ему делать?
- Если он соображает, что против Бога, то отказаться. Но если он из страха перед своей властью пойдет, то больше грех на том, кто посылает людей против Помазанника.
Петька задумался, вспоминая гуляющих по селу шпрехеров. Их Блицкриг держал в узде, и они никого не обижали.
- А многие идут вот так, за страх?.. - Да большинство.
- И как с ними?.. - Петька имел в виду, как же в них стрелять.
- Насмерть. Чтобы было не больно. Если нельзя обезоружить.
Петька опять стал думать про Хуаныча.Глаза совсем привыкли к темноте, но все равно без Луны почти ничего не было видно. Хуаныча нельзя обезоружить. На то и Беспредел.
Я закрыл глаза, но не спал, а ждал продолжения.
- А зачем ты все это устроил?
- Что именно?
- Ну, покушение… И вообще.
- Чтобы дать Хуанычу шанс.
- Царя убить?!
- Да нет. Познать истину.
Стало как-то зябко. Я встал и закрыл окно. Вот и лето прошло.
- А в тебя-то он верит?
- Да ни во что он не верит.
- А в себя?
- И в себя не верит.
- Так зачем он к папе приходил?
- Я тебе говорю: чтобы выяснить, можно ли играть с верой в меня.
- Ну, и что?
- Выяснил, что нельзя. А теперь спи давай. Завтра будешь ворчать, что не выспался.
- А нас не будут будить, - сказал Петька.
- Как раз наоборот, будут. Часа через два.
- Зачем? - Петька удивился.
- Военная тайна. Спи.
Петька помолчал минуту, потом не утерпел:
- Погоди. Никак не пойму. Если он в тебя не верит, почему говорит "Тиран"?
- Ну, он думает, что моя сила в вашей вере в меня. Если никто не будет в меня верить, то я и не буду автором.
- Ха! - сказал Петька.
- Вот тебе и "ха".
- А почему ругается?
- У нас с ним война.
- Как война? Он же в тебя не верит.
- Но вы-то верите! Спи.
Петька помолчал.
- Не пойму…
- Ну, он не верит, а я-то есть. Попробуй-ка не верить, если я есть. Вот и воюем. Кто кого переубедит.
Петька замолчал, а я задремал.
- Ха! - громко сказал Петька. - Значит, он верит, что ты - не автор! А ты говорил, ни во что не верит.
Я замычал. Я сказал:
- Петька, спи. Он ни во что не верит. Но он выбрал верить, что никакого автора - нет. Он так решил. Это - его война. Больше я ничего не слышу. Я уже сплю.
Я спал и ничего не слышал.
Петька все ворочался, думая о Василии Хуаныче и обо мне. У него было неприятное чувство, и он пытался себя понять. Чувство, будто я веду двойную игру. Какие-то знаки подаю Хуанычу. И отца никак не возвращаю. Он думал, думал обо всем и захотел плакать. Потом вспомнил, как я сказал "скоро узнаешь" и захотел спросить, но не решился будить. Он долго прислушивался в темноте к моему дыханию. Потом встал, зажег лампу на тумбочке и достал Библию. Открыл наугад и прочел в конце 3-й Книги Царств:
"И собрал Царь Израильский пророков, и сказал им:
- Идти ли мне войной на Рамоф Галаадский или нет?
Они сказали:
- Иди, ибо Господь предаст его в руки Царя…
И позвал Царь Израильский одного евнуха и сказал:
- Сходи поскорее за Михеем, сыном Иемвлая…
И сказал Михей:
- Жив Господь! я изреку то, что скажет Господь… я вижу всех Израильтян, как овец, у которых нет пастыря… я видел Господа, сидящего на престоле Своем, и все воинство небесное стояло при Нем по правую и по левую руку Его; и сказал Господь: кто склонил бы Ахава, чтобы он пошел и пал в Рамофе Галаадском? И один говорил так, а другой иначе; и выступил один дух, стал пред лицем Господа и сказал: я склоню его. И сказал ему Господь: чем? И он сказал: я выйду и сделаюсь духом лживым в устах всех пророков его. Господь сказал: ты склонишь его и выполнишь это; пойди и сделай так.
И сказал царь Израильский:
- Возьмите Михея и отведите его… посадите его в темницу и кормите скудно хлебом и скудно водою, доколе я не возвращусь в мире.
И сказал Михей:
- Если возвратишься в мире, то не Господь говорил через меня.
И сказал:
- Слушай, Весь народ!".
Петька понял, что это ему знак от меня. Он поглядел на меня, но я спал, закутавшись с головой, только нос наружу. Петька стал думать.
Когда-то его смущала мысль: если Господь все знает, то зачем спрашивает. Отец объяснил: если бы Господь всегда проявлял свое всемогущество, с Ним никто не смог бы общаться. Поэтому Петька не удивлялся, когда и я, автор, чего-то спрашиваю или переспрашиваю: иначе же невозможно разговаривать.
Конечно, если бы Господь просто хотел погубить царя Ахава, то Ему не нужно было бы никого ни о чем спрашивать. Зачем же этот совет с духами, да еще не только с правыми, а еще и при участии левых?
Тот лукавый дух, который вызвался обмануть царя Ахава, очевидно, не знал, что все это будет открыто самому царю: глупо же предлагать обмануть того, кто присутствует при совещании.
Это был для Царя шанс, понял Петька. Если бы Ахав поверил пророку Михею, не погиб бы. И для всего народа шанс: уклониться от этой войны, хотя сам царь ведет в бой, уклониться, потому что эта война для царя - гибель. Хотя бы и в темницу. Но царь не поверил, хотя ради него целое совещание в мире духов. Не использовал свой шанс.
Петька прочитал о ранении и смерти Ахава, и ему вдруг стало жалко Василия Хуановича, что я с ним играем как кошка с мышкой.
Петька выключил лампу, лег на кровать и стал плакать в подушку, но тихо чтобы меня не разбудить. Он вспомнил, как кот играл с мышкой у него на глазах. Он никак не хотел убить несчастную мышку, как Петька ни просил его, а только ужасно мучил ее. Садился безразлично, даже глядел в сторону, пока изуродованная мышь, вообразив, что ей дали волю, из последних сил тащилась, чтобы спрятаться под плиту. В последний миг он бросался и вонзал когти, вытаскивая ее к себе. Петька хотел отобрать мышку, но видел, что она уже не выживет, а только дольше промучится. Тогда он решился добить мышь, но не смог.
Петька от воспоминаний совсем разревелся. Может, надо было добить Хуаныча? Он мысленно наводил пистолет и… корчился, сдерживая рыдания. Он стал молиться о спасении души несчастного мага. Наконец он уснул.
(продолжение)