Холокост (греч.) всесожжение, жертва всесожжения
Холокост, холокост, холокост…
Колокольчики щёлкают медно,
То ли сумрачно, то ли победно,
То ли сдавленный стон, то ли тост.
Перезвон их то сложен, то прост:
Холокост…холокост…холокост…
Небеса стерильно голубы
Дальнего, неведомого века.
В диком поле плавает ковыль
По волнам изменчивого ветра.
Только коршун в вышине кружит,
Да в густой траве от солнца прячась
Волчья стая скрытно пробежит -
То на Русь отряд хазарский скачет.
Там дубрав столетних тишину
Озаряет сёл горящих пламя,
И завоют волки на луну,
На телах славянских тризну правя.
Тех - в рабы, а этих на погост.
Пепелища. Ни слезы, ни слова…
Холокост? Да нет, не холокост -
Не было понятия такого.
Но на смену срубленных врагом
Подрастали малые ребята,
Ставили на пепле новый дом
И - с землёй равняли каганаты.
Русь сражалась, чтобы не упасть,
Защищаясь жестко и жестоко,
Отражая нечисти напасть
С запада, и юга, и востока.
То не реки - это кровь славян.
Воронью над головами виться.
Вон пылают Киев и Рязань,
Над Козельском чёрный дым клубится.
Выезжают орды на покос,
Нет пощады женщинам и детям.
Холокост? Да нет, не холокост,
Не слыхали в эти дни об этом.
Сколько нас легло от разных кос,
Но поднявшись фениксом из пепла,
Свежей силой наливался росс,
В поле поросль молодая крепла.
Снова поднимался миллион
И на смерть готовых, и на муки
Заслонять Отчизну от племён,
Стоязычных и тысячеруких,
Не склоняя гордой головы,
Сколько бы селений враг не выжег.
Всесожженье матушки-Москвы
Погасили - в городе Париже.
Отстояли жизнью и рукой
(Пусть иным соседям не по нраву)
И твои границы и покой,
Вечная Российская держава.
А народам, что живут в тебе,
За щитом железным, не бумажным,
Благодарным нужно быть судьбе
И своим защитникам отважным.
Для друзей - бесценный, щедрый дар:
Русской кровью куплена свобода.
Даже за каких-нибудь болгар -
Двести тысяч русского народа.
Не были мы нацией господ,
А Завет Христовый чтили свято.
Где ещё найдёшь такой народ,
Жизнь отдать готовый ради брата?
Кто, не доживая до седин,
Жить по-христиански был обязан?
Но поступок добрый ни один
В мире не бывает не наказан.
Сколько (хоть врагов и сокрушим)
Сыпали горохом из котомки
Холокостов малых и больших
Ушлые хазарские потомки!
Древняя таинственная власть
В новом мире правила законы.
Дизраэли уськали на нас
То султанов, то наполеонов.
Приходилось россу одному
Становиться против всей Европы,
И пылал в пороховом дыму
Славный русский город Севастополь.
То не клоп за кровушкой спешит
И не блохи выгрызают шкуру -
Миллионы сыпал Янкель Шифф,
Словно соль на раны Порт-Артура.
Жалили снаружи, а внутри
Скрытно яд точился из кагала,
И от взрывов падали цари,
И в затылок пули - генералам.
Растревожен опытной рукой
Рой вокруг гудит напропалую,
Сдвинутый умом Вильгельм Второй
Просто так и рвётся - в Мировую.
Чьи-то руки тихо крутят руль,
Подводя к обрыву осторожно.
В пистолет заложено семь пуль,
А Гаврилу отыскать несложно.
Что давно накоплено всерьёз -
Поглотило города и страны
И Всемирный Первый Холокост
Звонко чиркнул спичкой о Балканы.
Сколько крови, и смертей, и слёз
В ту войну германскую изведав,
Выстоял народ мой. Перенёс,
Но в конце, когда уже Победа
Наконец-то стала у ворот,
А мечи затуплены чужие,
И уже казалось бы: вот-вот
Крест восстанет над Святой Софией
И придёт покой, наступит мир,
Полной грудью вновь вздохнёт Россия,
Там, в глухом тылу кровавый пир
Закатили крысы тыловые.
Не страдая вместе со страной,
Призваны на бой - в кафешантаны,
Отсиделись за чужой спиной,
Сохранили жизни - и карманы.
Словно из могильной темноты
Вылетают стаями вороны
И с героя - сорваны кресты!
С офицера - сорваны погоны!
Где ещё, какой смертельный яд
Стольких зомби породил повсюду?
Вот уже, как сотни лет назад,
Сребреник - Иуде, а Иуда
Дураков поманит калачом,
Льёт вино в отравленные чаши
И стаёт брат брату палачом,
И сыты собаки кровью нашей.
Режь подряд соседа и отца!
Раз интеллигент - так значит барин!
Обожравшись русского мясца
Пляшет на расстрельных рвах хазарин:
- Режьте всех, которые не в масть -
Офицера, казака, солдата!
На Руси теперь зовётся власть
«Диктатурой пголетариата!»
А не трепыхался чтоб народ -
Комиссаром Царь и Бог развенчан.
Власть на смерть в заложники берёт
Семьи - стариков, детей и женщин,
А Россию застилает тьма.
Плоть гниёт, в полях пылятся кости.
Родина, сошедшая с ума
В беспощадном русском холокосте.
В небесах плывёт густая гарь,
Догорает угольками тускло
Всесожженья русского пожар,
Только уж какой он, на хрен - русский?
Тем, кто выжил, собственный наш дом
Стал чужим до окончанья века.
В Совнаркоме даже днём с огнём
Русского не сыщешь человека,
И вот так на весь 20й век:
«От Москвы до самых до окраин,
Посреди полей, лесов и рек
Человек проходит, как хозяин…»
И ведут его все эти дни
К новым ямам новые мессии.
Только вот хозяева - в тени,
А рабов - так целая Россия.
Стало жить привольно с этих пор,
Звякают оркестры, плещут флаги
И колоны: тех - в голодомор,
Тех - во рвы, а этих вот - в ГУЛАГи.
А кому-то кровь, кому - вода,
Те пошли в хозяева, те - в гости.
Постучалась новая беда
Во Втором Всемирном Холокосте.
И опять на смерть мальчишки шли
С той последней песней лебединой,
Русской кровью погасив угли
От Москвы до города Берлина.
Всеспасенье жуткою ценой,
(Ни букетов, ни аплодисментов)
И в концлагерь угнанных войной,
И - сидельцев города Ташкента.
Угольки России, угольки…
Чтоб спасённых накормить хотя бы,
В плуг впряглись не кони, не быки -
Русские натруженные бабы.
Вспомнились тогда алан…дулеб…
Глаз озёра на иссохших лицах,
А на трупах колосился хлеб
И опять его везли в столицу.
Всесожженьем возвращён покой,
Загорелись свечи в окнах хаты…
Но хазарин не стучит киркой,
И не по руке ему лопаты,
И за плугом не ему ходить -
Ведь у них призвание другое:
Сладко есть он хочет, сладко пить -
Так на это существуют гои.
Стерпит всё безропотный народ,
Доложив сочувствия и ласки.
Битый так небитого везёт,
Как в давно знакомой старой сказке.
Ну-ка, клячи! Дружно! Вывози!
Ну а если вдруг, пусть даже в силе,
Поперёк Верховный стал грузин -
Так ему года укоротили!
И скрипя телега едет в рай,
А достигнув цели той желанной,
Можно и покинуть этот край,
Возвратясь к Земле Обетованной.
И не просто - взять так и уйти,
А залогом векового братства
Да ещё вдобавок, по пути,
И прихватизировать богатства.
А в конец охмуренный народ
Отупело крутит головою,
И куда он глазом не ведёт:
Там - не наше…и вон там - чужое…
Лишь в руках обгрызенная кость!
Но сказал, прощаясь, Братец Хаим:
- Мир заплатит НАМ за холокост,
Ну а вас мы, так и быть - прощаем!
Разрешаем и дышать, и есть,
Но недолго вам зевать от скуки,
А владеть всем тем, что НАШЕ здесь,
Скоро возвратятся наши внуки!
Что сейчас уходим - не беда!
Но силёнок накопив и роста,
К вам они - теперь уж навсегда
Возвратятся с этим… холокостом!
Тянут кони причудливый воз
С позолотою или полудой,
А возницей - знакомый Иуда,
Что готов целовать вас взасос.
Из-под шубы - копыта и хвост,
Да звенят бубенцы: хо-ло-кост…
Post scriptum. Понимаю прекрасно, что затрагивание "запретной" темы автоматически вызывает резкую реакцию. Недаром оккупационная большевистская власть (по большому счёту никуда не ушедшая и сегодня) с первых же дней прихода жесточайше карала за любое прикосновение к "запретному" - сколько тысяч наших людей было казнено за это, не подсчитано до сих пор.
Но свободное демократическое общество на историческом фундаменте с мёртвыми зонами и провалами табуированных тем построить невозможно: строительные конструкции в этих местах рано или поздно обрушатся, как уже бывало не раз - и продолжается в наши дни. Виртуальная ложь мертва - для реальной жизни людям нужна правда, только правда и ничего, кроме правды. А правда не может быть направлена "против" кого бы то ни было - обвинять её в этом равносильно тому, что пенять на зеркало за отражение реальности.
Посему любую истерику с забрасыванием заклинаниями и клеймлением "измами" - не принимаю! Реагировать могу только на замечания об отклонении от исторической правды - но тут такого не вижу.