Молитва историка как новый метод исследования.
Ги Бедуэлл - профессор церковной истории в университете Фрайбурга и ректор Восточного Католического Университета Франции. Наиболее известной из его публикаций является «История Церкви», переведенная на шесть языков, в частности на русский - довольно схематическая историософская работа, где использована теория Тойнби о «вызовах».
В русскоязычной сети процитирована его «Молитва историка»: "Господи Иисусе, Слово Божие, предвечный Сын Отца, из любви к роду человеческому пожелавший войти в нашу историю! Позволь нам в общении с Тобой постигать этапы нашего земного странствия. Пошли нам Духа Своего, чтобы мы всегда непредвзято и нелицемерно искали истину, с должным пылом изучали ее и с должным смирением излагали ее другим, полностью осознавая ограничения нашего человеческого разума в познании великой Книги, которая обретает истинный смысл в одном лишь Тебе, который с Отцом живет и царствует в единстве Духа Святого вовеки веков. Аминь". Ну что же, намерения здесь высказаны благие, однако сталкиваться с подобным методом исторического исследования несколько странно. Попробуем рассмотреть результаты, к которым может привести такой подход.
Например, возьмем знаменитую в узких кругах биографию св. Доминика данного автора, в частности Bedouelle, Guy. Saint Dominique. The Grace of the Word. Ignatius, 1987. Хотя, не будучи специалистами по истории доминиканского ордена, мы не беремся судить о том, насколько биография св. Доминика, написанная Ги Бедуэллом, соответствует историческим фактам, однако, несмотря на намерение «непредвзято и нелицемерно искать истину», незнание и непонимание исторического контекста, социологических реалий средневекового общества и средневековой религиозности, снижает ценность данной работы. Кроме того, с учетом вышеуказанных обстоятельств, сам подход Ги Бедуэлла к истории Церкви делает его заложником избранного им идеологического дискурса, в угоду которому часто искажаются и передергиваются факты.
Так, в отношении Инквизиции и религиозного диссидентства мы наблюдаем у Ги Бедуэлла склонность не просто к обычной французской «генерализации», а к очень и очень тенденциозной компиляции, его выводы об Инквизиции - это по большей части дайджест из теорий разных других авторов, писавших до него. Складывается впечатление, что в этой области он не читал источников и никогда над ними не работал. Он - как минимум в этом случае - вообще не проверяет теорий, которые переписывает из разных книг, или же потому на них ссылается, что они ему идеологически выгодны.
Вот приблизительный список перлов из этой работы:
Г.Б. Inquisitio - это прежде всего юридическая процедура. Это процедура расследования, которая в современных государствах официально открывается властями, когда речь идет о каком-либо преступлении, привлекшем внимание этих властей. Ей предшествует запись жалобы или обвинения, которая, в свою очередь, служит двигателем и мотивом уголовного дела.
Вступление в эту процедуру очень объективное и подробное: это гарантии для обвиняемого. Это большой прогресс по сравнению с древним методом обвинения, который в ранние времена был очень общим по своему характеру. Такова была ситуация на начало тринадцатого века по отношению к еретикам: их преследовали только после формального обвинения. К 1230 году процесс расследования уже применялся в области веры.
Разумеется, Инквизиция - это процедура, проводимая настоящим трибуналом, с судьей, «сведущим» в каждом деле, допрашивающим свидетелей, вынужденных под присягой говорить правду о себе и других. Конечно, она представляла собой значительный прогресс по сравнению с практикой обычного права германского происхождения, состоящей из судов Божьих, ордалий, доказательств с помощью раскаленного железа и погружения в воду. Однако, она давала меньше гарантий обвиняемому, чем традиционная процедура Римского права accusatio, каравшая обвинителя, если он не мог доказать своих слов. Инквизиционный процесс теоретически мог использовать accusatio, как и inquisitio (обвинение на основании плохой репутации, mala fama), однако на практике чаще всего применялась процедура denuntiatio. Это означает, что доносчик ясно заявлял, что он желает донести, а не обвинить. Это тут же делало неприменимой процедуру accusatio, и изменяло роль доносчика в процессе - он не должен был доказывать своих слов, это было задачей трибунала Инквизиции. Доносчик здесь выступал, скорее, свидетелем, который не нес никакой ответственности за свои слова. Потому Инквизиция действительно пыталась доказать каждое свое действие, каждое обвинение. В то же время она представляла собой не столько процедуру как таковую, сколько властную институцию, чья машинообразная рутина превратилась в жесткий и грубый механизм, из которого можно было выскользнуть только путем мимикрии. Более того, она являлась религиозным трибуналом без права на апелляцию. Инквизицию вполне можно рассматривать как прообраз современной бюрократической машины, как произвол под маской римского права. Более того, все эти ордалии, на которые ссылается Ги Бедуэлл, носили скорее маргинальный, нежели систематический характер, и в предшествующее возникновению Инквизиции время никогда не применялись к такому количеству людей, как инквизиционные процедуры.
Г.Б. Проблема состоит не в самом процессе расследования, но в том факте, что королевские и церковные власти рассматривали проявление несогласия в области веры как преступление, которое следует официально преследовать.
Это довольно популярная теория, которая появляется в различных трудах католических историков с конца XIX века, и выводится из юридических текстов той эпохи. Ее на тот или иной лад довольно долго повторяли даже весьма известные медиевисты - что преследования, в частности преследования за неортодоксальные религиозные убеждения, являлись нормой для Средневековья. Однако, ее трудно обосновать с опорой на реальные исторические факты.
Прежде всего, документы X- первой половины XII века дают нам очень небольшое количество подобных расследований несогласия в области веры как преступления. Действительно, несколько наиболее ранних случаев такого преследования было совершено по инициативе светских властей, но по причинам не столько религиозного, сколько политического характера (например, осуждение за ересь каноников из Орлеана в 1022 г. напрямую связано с политическими интригами борьбы за епископское кресло, и так далее). Светские власти начинают проявлять рвение в преследовании еретиков со второй половины XII в., более того - с Реймского Собора 1157 г., предписавшего заключение в тюрьму, телесные наказания и изгнание для еретиков. Таким образом, это преследование за несогласие в области веры является юридической новеллой, а не нормой средневекового права.
Тем не менее, нам известны как минимум две крупнейшие общественные структуры в Западной Европе, толерантно относившиеся к религиозному диссидентству, в частности, к катаризму, и вообще не рассматривавшие это диссидентство как преступление, требующее официального преследования. Это «гражданские власти» на территориях крупных окситанских графств и виконтств, и, как правило, гибеллинских итальянских городов. Более того, в обоих случаях «носителями» катаризма и его «продвигателями в массы» являлось местное аристократическое сословие, на плечах которого, собственно, и лежала эта «гражданская власть». Катаризм был христианством знатного, просвещенного класса, это был религиозный выбор многих представителей этого класса. Его «принятие народом» было уже вторым этапом развития этой Церкви, и совершалось, когда народ следовал примеру знати. Наиболее известные Добрые Люди были выходцами из аристократии или же богатой бюргерской прослойки. Возможно, дело в том, что средиземноморский феодализм имел свою специфику, по сравнению с северной его моделью, и эта специфика и обусловила отношение правящих классов этих регионов к религиозному диссидентству. Средиземноморский феодализм был менее иерархичен, нецентрализован, его знать не так зависела от своих графов и королей, и имела огромную автономию религиозного и культурного выбора, который был немыслим в централизованной феодальной системе Фландрии или Шампани. Графская власть не имела возможности навязать теоретические нормы непослушным вассалам и вассалам их вассалов; и вообще, это не входило в общепринятый там способ бытия и управления. Обычное право имело в этом феодальном и аристократическом обществе римское происхождение. Это привело к тому, что в этих местностях катары чувствовали себя абсолютно спокойно. В протоколах Инквизиции рефреном проходит утверждение о том, что "они открыто держали свои дома... числом 20, 30, 60 домов, открыто проповедовали, публично выступали", и сеньоры покровительствовали им или, по крайней мере, "будучи католиками, любили еретиков". В городских уставах Средиземноморья долго не было положений против еретиков, которые появляются в городах Северной Европы. В Средиземноморье они стали вводиться под сильным давлением Церкви Римской, а также «на штыках оккупантов».
Как бы там ни было, в данном случае речь идет о том, что для Ги Бедуэлла существует только централизованно-иерархическая северная система феодального права, а существование параллельной, южной системы он игнорирует, и потому пишет так, как будто на огромной территории Европы не было светских властей, толерантно, и даже с симпатией относившимся к религиозным диссидентам, и не только к катарам. Хотя даже такой признанный в католическом мире историк Ордена Братьев-проповедников, как Викер, пишет о «злой воле» светских властей Лангедока, в частности Раймона-Роже Тренкавеля, не желавших ни арестовывать, ни изгонять тех, кого Церковь признала еретиками.
Следовательно, до такой степени упрощать историческую действительность - значит просто-напросто вводить читателя в заблуждение и игнорировать не просто единичные факты, а целую историческую тенденцию, целую формацию.
Более того, чтобы справиться с религиозным диссиденством, Римской Церкви пришлось вооруженным способом уничтожить этот способ жизни вместе с правящими классами, которые его поддерживали - окситанскую знать и итальянских гибеллинов. Так что это «единство в области веры» было навязано силой огромной части Европы, и прежде всего с помощью Королевства Франция.
Г.Б. Частая неэффективность епископских трибуналов привела императора Фридриха II Германского и папу Григория IX к созданию чрезвычайного трибунала.
Неэффективность епископских трибуналов это, разумеется, не особо большое желание епископов Средиземноморья преследовать людей своего круга и даже своих родственников. Латеранский собор, как и предыдущие соборы, упрекает епископов в том, что они преследуют ересь с недостаточным рвением. То есть, на практике, прелаты, особенно в Средиземноморье, не сильно рвались преследовать и судить друзей своей семьи - ведь эти прелаты, как правило, тоже были родом из аристократии. Потому вначале их стали смещать, а затем возникла идея особого, зависимого только от папы, трибунала. Что еще раз свидетельствует о навязанности репрессивных мер против ереси извне. Однако приписывать создание Инквизиции Фридриху Второму - это что-то сильно круто даже для такого прославленного доминиканского историка как Ги Бедуэлл. Разве что он перепутал императора Фридриха II и Фридриха Барбароссу, который действительно совместно с папой Люцием III издал буллу Ad abolendam, где впервые предписывались меры общеевропейского масштаба против еретиков - но это было в 1184 году, еще задолго до официального установления Инквизиции.
Продолжение следует
В русскоязычной сети процитирована его «Молитва историка»: "Господи Иисусе, Слово Божие, предвечный Сын Отца, из любви к роду человеческому пожелавший войти в нашу историю! Позволь нам в общении с Тобой постигать этапы нашего земного странствия. Пошли нам Духа Своего, чтобы мы всегда непредвзято и нелицемерно искали истину, с должным пылом изучали ее и с должным смирением излагали ее другим, полностью осознавая ограничения нашего человеческого разума в познании великой Книги, которая обретает истинный смысл в одном лишь Тебе, который с Отцом живет и царствует в единстве Духа Святого вовеки веков. Аминь". Ну что же, намерения здесь высказаны благие, однако сталкиваться с подобным методом исторического исследования несколько странно. Попробуем рассмотреть результаты, к которым может привести такой подход.
Например, возьмем знаменитую в узких кругах биографию св. Доминика данного автора, в частности Bedouelle, Guy. Saint Dominique. The Grace of the Word. Ignatius, 1987. Хотя, не будучи специалистами по истории доминиканского ордена, мы не беремся судить о том, насколько биография св. Доминика, написанная Ги Бедуэллом, соответствует историческим фактам, однако, несмотря на намерение «непредвзято и нелицемерно искать истину», незнание и непонимание исторического контекста, социологических реалий средневекового общества и средневековой религиозности, снижает ценность данной работы. Кроме того, с учетом вышеуказанных обстоятельств, сам подход Ги Бедуэлла к истории Церкви делает его заложником избранного им идеологического дискурса, в угоду которому часто искажаются и передергиваются факты.
Так, в отношении Инквизиции и религиозного диссидентства мы наблюдаем у Ги Бедуэлла склонность не просто к обычной французской «генерализации», а к очень и очень тенденциозной компиляции, его выводы об Инквизиции - это по большей части дайджест из теорий разных других авторов, писавших до него. Складывается впечатление, что в этой области он не читал источников и никогда над ними не работал. Он - как минимум в этом случае - вообще не проверяет теорий, которые переписывает из разных книг, или же потому на них ссылается, что они ему идеологически выгодны.
Вот приблизительный список перлов из этой работы:
Г.Б. Inquisitio - это прежде всего юридическая процедура. Это процедура расследования, которая в современных государствах официально открывается властями, когда речь идет о каком-либо преступлении, привлекшем внимание этих властей. Ей предшествует запись жалобы или обвинения, которая, в свою очередь, служит двигателем и мотивом уголовного дела.
Вступление в эту процедуру очень объективное и подробное: это гарантии для обвиняемого. Это большой прогресс по сравнению с древним методом обвинения, который в ранние времена был очень общим по своему характеру. Такова была ситуация на начало тринадцатого века по отношению к еретикам: их преследовали только после формального обвинения. К 1230 году процесс расследования уже применялся в области веры.
Разумеется, Инквизиция - это процедура, проводимая настоящим трибуналом, с судьей, «сведущим» в каждом деле, допрашивающим свидетелей, вынужденных под присягой говорить правду о себе и других. Конечно, она представляла собой значительный прогресс по сравнению с практикой обычного права германского происхождения, состоящей из судов Божьих, ордалий, доказательств с помощью раскаленного железа и погружения в воду. Однако, она давала меньше гарантий обвиняемому, чем традиционная процедура Римского права accusatio, каравшая обвинителя, если он не мог доказать своих слов. Инквизиционный процесс теоретически мог использовать accusatio, как и inquisitio (обвинение на основании плохой репутации, mala fama), однако на практике чаще всего применялась процедура denuntiatio. Это означает, что доносчик ясно заявлял, что он желает донести, а не обвинить. Это тут же делало неприменимой процедуру accusatio, и изменяло роль доносчика в процессе - он не должен был доказывать своих слов, это было задачей трибунала Инквизиции. Доносчик здесь выступал, скорее, свидетелем, который не нес никакой ответственности за свои слова. Потому Инквизиция действительно пыталась доказать каждое свое действие, каждое обвинение. В то же время она представляла собой не столько процедуру как таковую, сколько властную институцию, чья машинообразная рутина превратилась в жесткий и грубый механизм, из которого можно было выскользнуть только путем мимикрии. Более того, она являлась религиозным трибуналом без права на апелляцию. Инквизицию вполне можно рассматривать как прообраз современной бюрократической машины, как произвол под маской римского права. Более того, все эти ордалии, на которые ссылается Ги Бедуэлл, носили скорее маргинальный, нежели систематический характер, и в предшествующее возникновению Инквизиции время никогда не применялись к такому количеству людей, как инквизиционные процедуры.
Г.Б. Проблема состоит не в самом процессе расследования, но в том факте, что королевские и церковные власти рассматривали проявление несогласия в области веры как преступление, которое следует официально преследовать.
Это довольно популярная теория, которая появляется в различных трудах католических историков с конца XIX века, и выводится из юридических текстов той эпохи. Ее на тот или иной лад довольно долго повторяли даже весьма известные медиевисты - что преследования, в частности преследования за неортодоксальные религиозные убеждения, являлись нормой для Средневековья. Однако, ее трудно обосновать с опорой на реальные исторические факты.
Прежде всего, документы X- первой половины XII века дают нам очень небольшое количество подобных расследований несогласия в области веры как преступления. Действительно, несколько наиболее ранних случаев такого преследования было совершено по инициативе светских властей, но по причинам не столько религиозного, сколько политического характера (например, осуждение за ересь каноников из Орлеана в 1022 г. напрямую связано с политическими интригами борьбы за епископское кресло, и так далее). Светские власти начинают проявлять рвение в преследовании еретиков со второй половины XII в., более того - с Реймского Собора 1157 г., предписавшего заключение в тюрьму, телесные наказания и изгнание для еретиков. Таким образом, это преследование за несогласие в области веры является юридической новеллой, а не нормой средневекового права.
Тем не менее, нам известны как минимум две крупнейшие общественные структуры в Западной Европе, толерантно относившиеся к религиозному диссидентству, в частности, к катаризму, и вообще не рассматривавшие это диссидентство как преступление, требующее официального преследования. Это «гражданские власти» на территориях крупных окситанских графств и виконтств, и, как правило, гибеллинских итальянских городов. Более того, в обоих случаях «носителями» катаризма и его «продвигателями в массы» являлось местное аристократическое сословие, на плечах которого, собственно, и лежала эта «гражданская власть». Катаризм был христианством знатного, просвещенного класса, это был религиозный выбор многих представителей этого класса. Его «принятие народом» было уже вторым этапом развития этой Церкви, и совершалось, когда народ следовал примеру знати. Наиболее известные Добрые Люди были выходцами из аристократии или же богатой бюргерской прослойки. Возможно, дело в том, что средиземноморский феодализм имел свою специфику, по сравнению с северной его моделью, и эта специфика и обусловила отношение правящих классов этих регионов к религиозному диссидентству. Средиземноморский феодализм был менее иерархичен, нецентрализован, его знать не так зависела от своих графов и королей, и имела огромную автономию религиозного и культурного выбора, который был немыслим в централизованной феодальной системе Фландрии или Шампани. Графская власть не имела возможности навязать теоретические нормы непослушным вассалам и вассалам их вассалов; и вообще, это не входило в общепринятый там способ бытия и управления. Обычное право имело в этом феодальном и аристократическом обществе римское происхождение. Это привело к тому, что в этих местностях катары чувствовали себя абсолютно спокойно. В протоколах Инквизиции рефреном проходит утверждение о том, что "они открыто держали свои дома... числом 20, 30, 60 домов, открыто проповедовали, публично выступали", и сеньоры покровительствовали им или, по крайней мере, "будучи католиками, любили еретиков". В городских уставах Средиземноморья долго не было положений против еретиков, которые появляются в городах Северной Европы. В Средиземноморье они стали вводиться под сильным давлением Церкви Римской, а также «на штыках оккупантов».
Как бы там ни было, в данном случае речь идет о том, что для Ги Бедуэлла существует только централизованно-иерархическая северная система феодального права, а существование параллельной, южной системы он игнорирует, и потому пишет так, как будто на огромной территории Европы не было светских властей, толерантно, и даже с симпатией относившимся к религиозным диссидентам, и не только к катарам. Хотя даже такой признанный в католическом мире историк Ордена Братьев-проповедников, как Викер, пишет о «злой воле» светских властей Лангедока, в частности Раймона-Роже Тренкавеля, не желавших ни арестовывать, ни изгонять тех, кого Церковь признала еретиками.
Следовательно, до такой степени упрощать историческую действительность - значит просто-напросто вводить читателя в заблуждение и игнорировать не просто единичные факты, а целую историческую тенденцию, целую формацию.
Более того, чтобы справиться с религиозным диссиденством, Римской Церкви пришлось вооруженным способом уничтожить этот способ жизни вместе с правящими классами, которые его поддерживали - окситанскую знать и итальянских гибеллинов. Так что это «единство в области веры» было навязано силой огромной части Европы, и прежде всего с помощью Королевства Франция.
Г.Б. Частая неэффективность епископских трибуналов привела императора Фридриха II Германского и папу Григория IX к созданию чрезвычайного трибунала.
Неэффективность епископских трибуналов это, разумеется, не особо большое желание епископов Средиземноморья преследовать людей своего круга и даже своих родственников. Латеранский собор, как и предыдущие соборы, упрекает епископов в том, что они преследуют ересь с недостаточным рвением. То есть, на практике, прелаты, особенно в Средиземноморье, не сильно рвались преследовать и судить друзей своей семьи - ведь эти прелаты, как правило, тоже были родом из аристократии. Потому вначале их стали смещать, а затем возникла идея особого, зависимого только от папы, трибунала. Что еще раз свидетельствует о навязанности репрессивных мер против ереси извне. Однако приписывать создание Инквизиции Фридриху Второму - это что-то сильно круто даже для такого прославленного доминиканского историка как Ги Бедуэлл. Разве что он перепутал императора Фридриха II и Фридриха Барбароссу, который действительно совместно с папой Люцием III издал буллу Ad abolendam, где впервые предписывались меры общеевропейского масштаба против еретиков - но это было в 1184 году, еще задолго до официального установления Инквизиции.
Продолжение следует