Статья Анни Казенаве "Признания обращённых совершенных". Продолжение
Обращение из корысти
«Я виновен в преступлении ереси»: все последующие показания Пьера де Гайака свидетельствуют о том, что использование этих двух слов - «преступление ереси» - было чисто юридической формальностью. Оно не выражало никакого кризиса сознания. Пьер де Гайак не раскаивался: он решил подчиниться из корысти. Это показание является вторым по счёту. Когда он его написал - 23 октября 1308 года - то был узником в Муре, где 3 августа продиктовал первое показание перед инквизитором Жаком дю Фогу. Нотариус трибунала, переписавший второе показание, отмечает, что Пьере прочитал в его присутствии «означенную исповедь, написанную его собственной рукой, слово в слово», затем отрекся и примирился с Церковью. На следующий день, 24 октября, в присутствии того же нотариуса и тех же свидетелей, он перечитал его «слово в слово, на понятный манер, на народном языке». Таким образом, если обычно нотариус читал свидетелю, для того, чтобы тот подтвердил свои устные показания, которые он давал прежде так, как они слышались, на языке ок, то это показание, написанное самим Пьером, было впоследствии переведено на латынь, чтобы вставить его в реестр.
Правдивые и ложные свидетельства
Вид на замок Миглос из долины.Фотография конца XIX столетия. Частная коллекция. Характерный пейзаж арьежских долин, где часто принимали катаров.
Пьер выдал сорок два человека, которых нотариус переписал, распределив по семи деревням, а также назвал дома в Сабартес, где прятались Отье, и показал, как они переходили из одного дома в другой. Например, в Аксе он назвал дом Сибиллы Бэйль, которую затем сожгли. Он знал, что Отье иногда бывают в Кароль у Берто, в Миханес, в Доннезан, а также в Лавеланет, и указал на то, что хозяева этих убежищ должны знать и другие места укрытий вне Сабартес. В земле д’Айю по его доносу было вызвано пять человек, из которых «некий Белот» закончил свои дни в Муре.
Его показания содержат обычные юридические формулы, только употребляемые от первого лица, и оставляющие возможность для дополнительной информации.
Ценный свидетель…
Пьер де Гайак заканчивает свои показания, написанные им лично 23 октября 1308 года, в которых доносит как минимум на 42 человека, следующими словами:
«[…] И я, как в целом, так и в частностях, добровольно и в полном осознании дела [уверяю], что я исповедовался без всяких посулов, давления, не под страхом насилия или пыток, будучи целиком и полностью отстранён от каких-либо просьб, денег, любви или ненависти […], подтверждаю, что могу дать более полные показания о себе и других, и добавить их, в случае, если я лучше вспомню и не буду подвержен каре за лжесвидетельство, а также если я буду уверен, что господин инквизитор уделит мне свое благоволение».
Фактически, он дважды представал перед судом (24 октября 1308 года, и в пятницу, 18 апреля 1309 года). Уже первый эпизод продемонстрировал его цинизм: он донес на своего собрата, нотариуса из Тараскона, которого он из мести засадил в тюрьму. Гийом Трон был вызван в суд, но по недостатку доказательств отпущен. Тогда Пьер де Гайак решил эти доказательства сфабриковать.
Однажды вечером, в разгар тарасконской ярмарки, когда он был уверен, что его не смогут услышать нежелательные лица, он встретился со своим шурином, Пьером Ломбардом, а также другим нотариусом, Гийомом Готье. Последний увидел в этой оказии возможность избавиться от конкурента. На встрече присутствовали два брата Пейре, Раймонд и Пьер - простые люди, как считал Гайак, от него зависящие. За исключением Пьера, который, к удивлению де Гайака, отказался участвовать в лжесвидетельстве, все они договорились выдвинуть ложное обвинение, с которым они отправились в Каркассон. Там они заявили, что Гийом Трон, уже отбыв наказание, пошел в Квие, к Гийому Айеру, и там встречался с Гийомом Отье. Ложь сработала, и Пейре де Гайак сам с триумфом отнес Гийому Трону вызов в трибунал. Это было во вторник, ярмарочный день в Тарасконе, когда улицы были полны зевак. Шестнадцать лет спустя, будучи в тюрьме, Раймонд Пейре в подробностях рассказывает обо всей этой махинации. Между тем, Гийом Айер не подтвердил этого факта, а Гийом Трон с большим трудом избежал тяжелого наказания.
Циничный доносчик
Второй эпизод, произошедший 27 сентября, тоже многое говорит о характере Пьера де Гайака. В своем первом, от 3 августа, показании, он очень туманно намекает, что верующие (он не помнит, какие именно) назвали ему имена семи тарасконцев, которые были «еретикованы» на смертном одре. Не особенно вдаваясь в подробности, он указывает в этом списке имя своей матери. Четыре месяца спустя к нему возвращается память, и он описывает церемонию еретикации своей умирающей матери.
Еретикация матери Пьера де Гайака
После того, как Пьер де Гайак подтвердил под присягой, что все его предыдущие заявления (в том числе и против Гийома Трона) правдивы, он сказал, что видел совершенного Гийома Отье в доме Гийома де Роде, и что он решил признаться, что там происходила предсмертная еретикация его матери Гайларды. Он рассказал, что Гийом Каррамат (который был мужем внебрачной дочери Пьера Отье) пришел предупредить его, чтобы он явился к ее смертному одру в дом де Роде, куда перенесли умирающую. Среди других участников он встретил свою тетю Эксклармонду. Она взяла дело в свои руки и подготовила всю еретикацию заранее. Перед тем, как вошел еретик Гийом Отье (который был ее деверем), и когда настал нужный момент, она попросила Пьера де Гайака: «Сделайте так, чтобы все эти люди вышли, и мы совершим то, о чем Вам известно». Он сделал это и, разумеется, остался вместе с этими людьми вне дома. Гийом Отье впоследствии сказал ему, что его мать достигла счастливого конца: эта формулировка означала для верующих, что умирающая получила утешение. Пьер де Гайак добавил еще, что тогда он в это верил, но теперь он больше не верит. «Спрошенный, почему он по просьбе Эксклармонды вывел этих людей и не воспротивился еретикации, от ответил, что его тетя с самого начала просила его ничем не мешать церемонии».
Вспоминая о смерти своей матери, Пьер де Гайак был очень осторожен, потому что инквизитор уже знал от Жерода и Гийома де Роде о том, что Гайларда была «еретикована» у них дома два года назад, в 1306 году. Жерод даже уточнил, что еретика к ее ложу привел ее сын Пьер, а вот в этом последний избегал признаваться. Более того, совершенно ясно, что он не вышел с остальными, но участвовал вconsolament. Инквизитор поставил ему вопрос-ловушку, который вынудил его, в конце концов, признаться в соучастии.
Этот рассказ, поздний и неполный, не смог обмануть трибунал. Скептицизм в отношении к его словам виден в выражении «utdixit» (как он говорит), которое постоянно встречается в тексте, а также запись на полях: «о еретикации его матери». Заметки на полях при необходимости позволяли быстро вернуться к тому или иному отрывку, и подобная запись с возможностью быстрого поиска говорит о том, что лицемерие свидетеля было раскрыто. И если свидетель начинал манипулировать трибуналом, то трибунал все это отмечал. Если он хотел, чтобы Инквизиция сослужила ему службу, то сам должен был послужить Инквизиции. Ибо всякий обращенный должен был участвовать в ее деятельности, как покажет нам следующий пример с Пьером де Люзенаком.
Сцена на деревенской улице, где постоянно жили и проповедовали катары. Реконструкция музея Урепель, Минерв.
Пьер де Люзенак попадает в ловушку
Пьер де Гайак назвал в списке деревень и верующих, помогавших еретикам, сеньоральную семью де Люзенак. Их младший сын, Пьер, ни о чём не подозревая, подался в Каркассон, где его знали.. Интересно, встречались ли они на улицах с Пьером де Гайаком, который тоже теперь жил в Каркассоне в пределах досягаемости трибунала? Как бы то ни было, Жоффре д’Абли, зная о его присутствии в городе, послал двух юристов трибунала, Арнода Ассали и Жерарда Мобера, вызвать его «ясным и недвусмысленным образом», чтобы он дал показания перед ним в тот же день, 27 ноября 1308 года. Они явились за ним и привели его в Дом Инквизиции, но по причине позднего часа инквизитор перенес слушания на следующий день. А 28 числа, с утра, молодой клерк прежде всего представился трибуналу, принес присягу, а затем зачитал бумагу, написанную собственной рукой, которую нотариус скопировал.
Верующие внимательно слушают проповедь Добрых людей. Реконструкция музея Урепель, Минерв.
Когда наступали каникулы, Пьер де Люзенак оставлял Тулузу, где он учился, и отправлялся в Люзенак или другие деревни Арьежа, где встречался с верующими и совершенными, собиравшимися в одном и том же доме.
Встречи с совершенными
Люзенак сказал, что встречался с Пьером Отье в доме последнего, в Аксе, перед отправлением того в Ломбардию. Ему тогда было четырнадцать лет. Нотариус спросил у него тогда, знает ли он, что такое добро и зло, и сказал, что может объяснить ему это. Но он не вернулся в Акс. Через четыре года, когда Пьер де Люзенак был студентом в Тулузе, он прогуливался со своим товарищем Гийомом Пелисье из Шатоверден по садам Матабю, и там встретил Пьера Отье, тоже в обществе товарища. На следующий день этот товарищ по имени Пьер Санс, родом из Лагарда, пришел к нему в дом, где он жил, возле колодца. Он назвался и сообщил ему, что Пьер и Гийом Отье живут теперь в Тулузе, а также дал ему трех каплунов. В течение зимы и весны они сделали ему множество других маленьких подарков, в обмен на которые он помогал им представлять дела в королевском суде. Но он никогда не давал им возможности обсуждать с ним вопросы веры.
Замок и укрепления Тараскона (сегодня разрушенные), в том состоянии, в каком они были в XIX веке, а также castella, которая тогда еще строилась.
Через четыре месяца после показаний, данных в октябре 1308 года, к Пьеру де Гайаку вернулась память, и он донес на семерых жителей Тараскона, «еретикованных» перед смертью.
Испанские ворота в Тарасконе в XIX веке.
Дом Инквизиции в Каркассоне.
В качестве члена семьи, помогающей еретикам, Пьер де Люзенак был приведен 27 ноября 1308 года в дом Инквизиции Каркассона, где дал показания перед инквизитором Жоффре д’Абли.
Летом Пьер возвратился в Люзенак. Он вернулся в Тулузу лишь осенью того же года, и жил на Базакле до святого Иоанна летнего, пока его товарищи не уехали к себе домой. Оставшись один, он оставил свою съемную квартиру и стал снимать жилье у Раймонда Сартора из Сорезе. Через какое-то время он, вернувшись, встретил во дворе Пьера Отье, который обнял его и спросил о новостях из родных мест. Молодой клерк остерегся уточнить, что эта встреча была не случайной, поскольку Раймонд Сартор был зятем Пьера Отье (интересно, как и при каких обстоятельствах он снял эту квартиру?). Пьер де Люзенак пытался приуменьшить свои отношения с этой группой, но безуспешно, поскольку ему все равно пришлось их всех назвать. Приглашенный тем же вечером Пьером Отье на ужин, он уточняет, что ел хорошую лососину и форель в компании Пьера Санса, Раймонда Сартора и его жены (это была Гайларда, дочь Пьера Отье, но он этого не говорит), двух тулузцев и двух жителей Лиму, между прочим, хорошо известных верующих - Мартина Франсе и Гийома Пейре. В пору сбора нового урожая Пьер де Люзенак поехал в Лиму к Мартину Франсе, где встретил троих Отье - Пьера, Гийома и Жака - а также Праде Тавернье и Амиеля из Перль.
Как он рассказывает, этот визит имел определенную цель: ему нужно было девять ливров для того, чтобы расплатиться с долгами. Чтобы получить эти деньги, он вынужден был терпеть их шуточки - горький тон этой фразы показывает, что бедный студент запомнил обиду. В отместку он, несмотря на обещание вернуть эти деньги, так и не вернул их. Он заканчивает свой рассказ исповеданием католической веры и уверениями в том, что если в его словах найдутся противоречия, то все это - от глупости. Однако инквизитор ему не поверил. Он расставил ему ловушку. Пятнадцать дней спустя Пьер де Люзенак вынужден был вернуться к своим показаниям, чтобы дополнить их. Кроме того, он должен был немедленно отречься «от всякой ереси, поддержки, защиты, предоставлении крова и стола этой секте, от жизни и веры еретиков, и всякого участия в ереси».
Торжественное обещание доносить.
Пьер де Люзенак не сказал всей правды в своих показаниях. Поэтому инквизитор Жоффре д’Абли потребовал у него дополнить показание следующей присягой, которую нотариус записал в реестре: «Он обязывается преследовать самостоятельно или с помощью иных лиц еретиков, их верующих, соучастников, защитников, предоставляющих им кров, и их друзей; он обязывается их разыскивать, ловить и передавать во власть инквизиторов, а также обязывается сам, или с помощью других сопровождать их при аресте по своим возможностям. Он поклялся, кроме того, выполнять приказы Церкви и инквизиторов… и передать свое имущество в распоряжение инквизиторов».