Имяверие (имяславие) как оно есть (часть II)
Начало здесь
2. Ложь как основа имяверия
Первая ложь имяверцев заключается в самом именовании своего вероисповедания «имяславием», концентрирующем внимание на прославлении имени Божия и отвлекающем от действительной сути этого лжеучения.
Основная же суть имяверия, как было сказано выше, заключается в приравнивании имени Божия к Самому Богу. При этом имяверцы не могут сколько-нибудь осмысленно объяснить, что они понимают под именем Божиим. Ведь, у Бога имен много: Добро, Свет, Красота, Любовь, Сущий, Жизнь, Премудрость, Ум, Слово, Истина, Вера, Вседержитель, Совершенный, Единый и другие (Дионисий Ареопагит. О Божественных именах). Есть еще имя Христос.
Какое же из этих имен равно Богу? Православный ответ на этот вопрос: «Никакое», - поскольку все эти имена тварны. А для язычников-имяверцев, скрывающих свое неправославное вероисповедание, но пытающихся подделаться под христиан, «честным» ответом может быть лишь глухое молчание.
Потому что написано:
«И видехъ небо отверсто, и се конь белъ, и седяй на немъ верен и истинен, и правосудный и воинственный: очи же ему (еста) яко пламень огнен, и на главе его венцы мнози: имый имя написано, еже никтоже весть, токмо он самъ» (Откр 19:11-12).
Но, может быть, язычникам-имяверцам известно то, о чем не ведает никто?
Василий Великий, говоря о несуществовании имени, способного выразить естество Божие, называет известные нам имена Бога «понятиями»:
«Нет ни одного имени, которое бы, объяв все естество Божие, достаточно было вполне его выразить. Но многие и различные имена, взятые в собственном значении каждого, составляют понятие, конечно, темное и весьма скудное в сравнении с целым, но для нас достаточное» (Творения. Часть 3, книга 1).
Так что же предлагают нам язычники-имяверцы - верить в понятие и молиться ему?
Иоанн Дамаскин, указывая на безымянность Бога ввиду Его непостижимости, обращает внимание на благоволение Бога принимать Себе имена от сотворенного Им, дабы не оставить нас вовсе без познания о Нем:
«Божество, будучи непостижимым, конечно, будет и безымянно. Не зная существа Его, не будем искать и имени Его существа. Ибо имена должны выражать свой предмет. Бог же, хотя благ, и для того, чтобы мы были участниками Его благости, призвал нас из небытия в бытие и сотворил нас способными к познанию, тем не менее, не сообщил нам ни Своего существа, ни познания Его существа. Ибо невозможно, чтобы (низшая) природа совершенно познала лежащую выше ее природу. Притом, если знания относятся к тому, что существует, то как может быть познано пресущественное? Поэтому Бог, по неизреченной благости Своей, благоволит называться сообразно с тем, что свойственно нам, для того чтобы нам не остаться вовсе без познания о Нем, но иметь о Нем хотя бы темное представление. Итак, поскольку Бог - непостижим, Он и безымянен; как Виновник же всего и в Самом Себе содержащий условия причины всего, что существует, Он и называется сообразно всему, что существует, даже противоположному одно другому, как, например, свету и тьме, огню и воде, для того чтобы мы знали, что по существу Он не таков, но пресуществен и безымянный, и что как Виновник всего, что существует, Он принимает Себе имена от всего Им произведенного» (Точное изложение православной веры. Книга I, глава 12).
Но язычники-имяверцы тверды в своей самоуверенности: они «постигли» непостижимое. А иначе как бы они могли доказывать равенство неизвестного им понятия неведомому им Богу?
Вторая ложь имяверцев заключается, таким образом, в попытке скрыть принципиальную невозможность доказательства равенства имени Божиего Самому Богу ввиду невозможности не только формулирования, но даже уяснения человеком сущностей этих сопоставляемых объектов.
Единственный тезис, выдвигаемый имяверцами для оправдания этой лжи, заключается в отказе от приравнивания к Богу тварных имен (а какие же еще имена Божии известны человеку?). Тем самым, имяверцы дистанцируются от называемых ими «имябожниками», но не порывают с ними по сути, будучи согласными с теми, на кого презрительно наклеили ярлык, в главном - приравнивании имени Божия к Самому Богу. И это показывает их третью ложь.
Один из апологетов имяславия, А.Ф. Лосев, пишет:
«Имяславие - одно из древнейших и характерных мистических движений православного Востока, заключающееся в особом почитании имени Божьего, в истолковании имени Божьего как необходимого, догматического условия религиозного учения, а также культа и мистического сознания в православии».
Эти слова, как нельзя лучше, выражают позицию, бессовестно внушаемую нам имяверцами в течение всего времени их существования. Видите ли, как ловко - в стиле рекламных агентов дикого капитализма, подсовывающих покупателю негодную продукцию - имяверцы пытаются задешево продать христианам свою кощунственную мысль: имяславие - прославление имени Божия?
Но разве есть какая-либо связь между почитанием имени Бога, прославляемого всеми христианами, и приравниванием Его имени к Самому Богу, нечестиво проповедуемым одними лишь имяверцами?
В бессовестной, не обремененной никакими доводами, попытке навязывания христианам мысли о существовании этой связи заключается четвертая ложь имяверцев.
Именно эту ложь положил в основание имяверия Иоанн Кронштадтский:
«Имя Божие есть Сам Бог. <…> Как Господь есть препростое Существо, препростой Дух, то Он в одном слове, в одной мысли - весь всецело и в то же время везде - во всей твари. Потому призови только имя Господне: ты призовешь Господа - Спасителя верующих и спасешься» (Моя жизнь во Христе, 1479).
Христианам известно, что Христос всецело присутствует в Святых Дарах, принимаемых на евхаристии; что святые есть дома Духа Божественна. Но как же надо изощрить свой ум, чтобы поместить Бога всецело в одно тварное слово или в одну тварную мысль? Воистину нет предела распаляемым в себе желаниям. Тогда - для убедительности - ложь разрастается и подкрепляется новой ложью: «призови только имя Господне… и спасешься».
Но «вожди суть слепи слепцемъ» (Мф 15: 14), разум которых покрыт мраком нечестия, всячески устраняются от невместимой в них правды:
«Не всякъ глаголай ми: господи, господи, внидетъ в царствiе небесное: но творяй волю отца моего, иже есть на небесехъ. Мнози рекутъ мне во онъ день: господи, господи, не в твое ли имя пророчествовахомъ, и твоимъ именемъ бесы изгонихомъ, и твоимъ именемъ силы многи сотворихомъ? И тогда исповемъ имъ, яко николиже знахъ васъ: отидите отъ мене, делающiи беззаконiе» (Мф 7: 21-23).
Но, может быть, эта двойная ложь Кронштадтского случайно вырвалась вследствие временной болезни души? Нетрудно убедиться в том, что это не так. Достаточно посмотреть на некоторые этапы подготовки к внедрению этой лжи. Вот слова Кронштадтского, написанные им немного выше процитированных ранее:
«Когда ты про себя в сердце говоришь или произносишь имя Божие, Господа, или Пресвятой Троицы, или Господа Саваофа, или Господа Иисуса Христа, то в этом имени ты имеешь все существо Господа: в нем Его благость бесконечная, премудрость беспредельная, свет неприступный, всемогущество, неизменяемость. Со страхом Божиим, с верою и любовью прикасайся мыслями и сердцем к этому всезиждущему, всесодержащему, всеуправляющему Имени. Вот почему строго запрещает заповедь Божия употреблять имя Божие всуе, потому, т.е., что имя Его есть он Сам - единый Бог в трех Лицах, простое Существо, в едином слове изображающееся и заключающееся» (там же, 1088).
Вот, оказывается, как: все существо Господа - в одном слове, в одном имени - пусть и в тварном; имя Его есть он Сам - единый Бог в трех Лицах. И это невзирая на то, что святые отцы единодушно признавали «познанную» и заключенную Кронштадтским в одно слово сущность Бога непознаваемой и непричаствуемой. А, ведь, Пресвятая Троица уже не есть таковая, если «оторвать» от Нее Ее же сущность: что останется тогда от существа Господа? Невозможно «оторвать» сущность и от любой из Ее трех ипостасей.
И неважно для имяверцев, что, как говорит Григорий Палама:
«Бог получает именования от Своих энергий, ибо Его сверхсущность безымянна» (Триады в защиту священно-безмолвствующих. Триада III, часть 1, 31).
Отсюда отчетливо видна пятая ложь имяверцев: фактическое включение в понятие имени Божия самой сущности Бога при формальном утверждении об отнесении ими этого понятия лишь к божественным энергиям.
Излагая свое лжеучение, Кронштадтский (и вместе с ним нынешние имяверцы) вступает в конфронтацию и с учителем Церкви Василием Великим, предостерегающим в догматическом письме 236 к Амфилохию Иконийскому безответственных богословов от небрежного, поверхностного изложения учения веры, делающего это изложение невозможным:
«Ибо если не представляем отличительных признаков каждого Лица, а именно: Отцовства, Сыновства и Святыни, исповедуем же Бога под общим понятием существа, то невозможно нам здраво изложить учение веры».
А новоявленный проповедник язычества дерзает излагать измышленное им вероучение, не вводя в рассмотрение признаков каждого Лица Пресвятой Троицы, и безумно приравнивает неведомое ему имя к неведомой ему Самой Пресвятой Троице.
Но и не отсюда начинается ложь Кронштадтского. Свою книгу, вместо предисловия, он предваряет словами Апостола Павла: «Духовный возтязуетъ убо вся, а самъ той ни отъ единаго востязуется» (1 Кор 2: 15), - неприкрыто относя их к себе. Может ли человек духовный указывать на свою духовность сам?
Самое же начало лжи - «имеяй ушы слышати да слышитъ» (Мф 13: 9) - Кронштадтский поместил в название своего произведения: «Моя жизнь во Христе», - с первых слов вознося себя выше Первоверховного Апостола.
Ведь, Апостол, многократно повторявший: «Павел, раб Иисуса Христа», - один лишь раз - с величайшими скромностью и осторожностью, даже не упоминая своего имени - сказал о себе: «Вемъ человека о христе» (2 Кор 12: 2). И то лишь по причине общеизвестности в среде христиан (и не только) факта восхищения его «до третияго небесе» на пути в Дамаск. Другие Апостолы и такого себе не позволяли, называя и считая себя рабами Иисуса Христа.
Но, каков учитель, таковы и ученики. Имяверцы в полной мере впитали дух тщеславия и самоуверенности своего учителя. (Подробнее скажем об этом позже.)
Любимым коньком имяславцев является притягивание за уши в свою компанию (сам бы он под угрозой смерти к ним не пошел) Григория Паламы.
Логика имяверцев проста, как пень (ее даже детской не назовешь): раз энергии Божии (сомнений в том, что имя Божие - это божественная энергия, у них нет) нетварны, значит имя Божие и есть Сам Бог! Видимо, по языческому складу мышления, они полагают, что каждая божественная энергия есть Сам Бог. Но пусть не забудут пересчитать своих богов.
Само выражение «божественная энергия» указывает не на Бога, а на энергию. Так же, как выражение «имя Божие» указывает не на Бога и не на Его энергию, а на Его имя. Но если божественные энергии - это действия Бога, то имя Бога далеко отстоит от них, поскольку не является и энергией (действием) Бога.
Григорий Палама ясно и недвусмысленно показал отсутствие какой-либо связи своего учения с новомодным имяверием:
«Видишь, что многое из того, что окрест Бога безначально и нетварно, и что выше и превосходнее их Божество? И по чему же Оно выше всего этого, если не по преименной (υπερωνυμον), неименуемой, непостижимой, непричаствуемой и не имеющей причины природе и сущности. <…> Так что Он выше и Своих нетварных энергий» (О божественных энергиях и их причастии, 29, 30).
Вот так: Бог выше и превосходнее даже Своих нетварных энергий. Так неужели имя Бога выше Его сущности и энергий? Может быть, имя Божие не окрест Бога вместе с божественными энергиями, а в Нем Самом, и это дает возможность имяверцам приравнять его к Самому Богу?
Григорий Палама дает ответ и на этот вопрос:
«Видишь, что не по-нашему видят пребывающие в Боге, обожившиеся и боговдохновенно устремляющиеся к Нему? <…> И вот хотя мы к "чувству" всегда присоединяем "сверхчувственное", показывая, что видение то не только выше естества, но и выше всякого именования, злоопытный мудрец надеется путем суемудрых разделений сказать что-то против нас и запутывает младенчествующие умы» (Триады в защиту священно-безмолвствующих. Триада III, часть 3, 10).
Итак, видение - приобщение к энергиям Божиим - выше всякого именования.
Таким образом, «логика» имяверцев, приравнивающих имя Божие к Самому Богу через приравнивание его (имени) к божественной энергии, терпит фиаско уже на первом шаге, обессмысливаясь на втором.
Потому и пишет Иустин Философ, что Бог «не именуется никаким определенным именем» (Апология 1, 10) и «никто не может сказать имя неизреченного Бога» (Апология 1, 61) и далее поясняет свою мысль:
«Отцу всего, нерожденному, нет определеннаго имени, ибо если бы Он назывался каким-нибудь именем, то имел бы кого-либо старше себя, который дал Ему имя. Что же касается до слов: Отец, Бог, Творец, Господь и Владыка, - это не суть имена, но названия, взятыя от благодеяний и дел Его. И Сын Его, Который один только называется собственно Сыном, Слово, прежде тварей сущее с Ним и рождаемое от Него, когда в начале Он все создал и устроил, - хотя и называется Христом, потому что помазан, и потому что чрез Него Бог устроил все, но и это самое имя содержит неизвестное значение, так же как и наименование: Бог не есть имя, но мысль, всажденная в человеческую природу, о чем-то неизъяснимом» (Апология 2, 6).
Иустин Философ характеризует все используемые людьми имена Божии как наименования и просто - слова.
Но разве могут быть слова или наименования божественными энергиями и, тем более, Самим Богом.
Впрочем, имяверцы не брезгуют никакими средствами для утверждения своей, противной христианству, языческой веры, и ради этого идут даже на прямые подлоги.
Так упомянутый выше философ А.Ф. Лосев произвольно снабдил Акты Константинопольского собора 1351 года вставками, как бы обозначающими их темы, но отсутствующими в оригинальном тексте. Одна из этих вставок выглядит так: «Имя "Божество" относится не только к сущности Божией, но и к энергии, т.е. энергия Божия тоже есть сам Бог». А вот предваряемый лосевской вставкой текст:
«Еще тем же самым мудрствующим и говорящим, что имя Божества говорится только о божественной сущности, и не исповедающим, согласно богодухновенному богословию святых и благочестивому мудрованию Церкви, что оно налагается не меньше и на божественную энергию, и при этих обстоятельствах опять-таки почитающим всеми способами одно [только] Божество Отца, Сына и Св. Духа, считать ли Божеством Их сущность или энергию (как и этому [почитанию] научают нас божественные тайноводцы), - анафема, анафема, анафема».
Могут ли быть сомнения в том, что словами «имя Божества говорится» и «налагается» святые отцы указывают на верность отнесения имени Божества к божественным сущности и энергии лишь в качестве наименования? Каким же слепцом надо быть, чтобы этого не увидеть? И как надо изощрить свой нечестивый ум, чтобы вывести из процитированных святоотеческих слов такое: «энергия Божия тоже есть сам Бог»?
Или, быть может, Григорий Палама «забыл», зачем пришел на Собор, занимавшийся исключительно рассмотрением и формулированием его учения, но не озаботившийся даже упоминанием о тезисе Лосева, якобы извлеченном из учения Григория Паламы? Кто же выжил из ума: Лосев или Палама? Отвечая на последний вопрос, заметим, что участь Григория Паламы на «праведном» суде имяверцев разделят и все участники Константинопольского собора 1351 года.
Искаженный Лосевым текст ныне гуляет по просторам Интернета; другого текста Актов в сети найти не удалось. Надежно сработали!
Можно еще много написать о лживости имяверия и имяверцев. Но нужно ли более рассказывать о деталях учения, основанного на лжи?
Окончание - здесь.
2. Ложь как основа имяверия
Первая ложь имяверцев заключается в самом именовании своего вероисповедания «имяславием», концентрирующем внимание на прославлении имени Божия и отвлекающем от действительной сути этого лжеучения.
Основная же суть имяверия, как было сказано выше, заключается в приравнивании имени Божия к Самому Богу. При этом имяверцы не могут сколько-нибудь осмысленно объяснить, что они понимают под именем Божиим. Ведь, у Бога имен много: Добро, Свет, Красота, Любовь, Сущий, Жизнь, Премудрость, Ум, Слово, Истина, Вера, Вседержитель, Совершенный, Единый и другие (Дионисий Ареопагит. О Божественных именах). Есть еще имя Христос.
Какое же из этих имен равно Богу? Православный ответ на этот вопрос: «Никакое», - поскольку все эти имена тварны. А для язычников-имяверцев, скрывающих свое неправославное вероисповедание, но пытающихся подделаться под христиан, «честным» ответом может быть лишь глухое молчание.
Потому что написано:
«И видехъ небо отверсто, и се конь белъ, и седяй на немъ верен и истинен, и правосудный и воинственный: очи же ему (еста) яко пламень огнен, и на главе его венцы мнози: имый имя написано, еже никтоже весть, токмо он самъ» (Откр 19:11-12).
Но, может быть, язычникам-имяверцам известно то, о чем не ведает никто?
Василий Великий, говоря о несуществовании имени, способного выразить естество Божие, называет известные нам имена Бога «понятиями»:
«Нет ни одного имени, которое бы, объяв все естество Божие, достаточно было вполне его выразить. Но многие и различные имена, взятые в собственном значении каждого, составляют понятие, конечно, темное и весьма скудное в сравнении с целым, но для нас достаточное» (Творения. Часть 3, книга 1).
Так что же предлагают нам язычники-имяверцы - верить в понятие и молиться ему?
Иоанн Дамаскин, указывая на безымянность Бога ввиду Его непостижимости, обращает внимание на благоволение Бога принимать Себе имена от сотворенного Им, дабы не оставить нас вовсе без познания о Нем:
«Божество, будучи непостижимым, конечно, будет и безымянно. Не зная существа Его, не будем искать и имени Его существа. Ибо имена должны выражать свой предмет. Бог же, хотя благ, и для того, чтобы мы были участниками Его благости, призвал нас из небытия в бытие и сотворил нас способными к познанию, тем не менее, не сообщил нам ни Своего существа, ни познания Его существа. Ибо невозможно, чтобы (низшая) природа совершенно познала лежащую выше ее природу. Притом, если знания относятся к тому, что существует, то как может быть познано пресущественное? Поэтому Бог, по неизреченной благости Своей, благоволит называться сообразно с тем, что свойственно нам, для того чтобы нам не остаться вовсе без познания о Нем, но иметь о Нем хотя бы темное представление. Итак, поскольку Бог - непостижим, Он и безымянен; как Виновник же всего и в Самом Себе содержащий условия причины всего, что существует, Он и называется сообразно всему, что существует, даже противоположному одно другому, как, например, свету и тьме, огню и воде, для того чтобы мы знали, что по существу Он не таков, но пресуществен и безымянный, и что как Виновник всего, что существует, Он принимает Себе имена от всего Им произведенного» (Точное изложение православной веры. Книга I, глава 12).
Но язычники-имяверцы тверды в своей самоуверенности: они «постигли» непостижимое. А иначе как бы они могли доказывать равенство неизвестного им понятия неведомому им Богу?
Вторая ложь имяверцев заключается, таким образом, в попытке скрыть принципиальную невозможность доказательства равенства имени Божиего Самому Богу ввиду невозможности не только формулирования, но даже уяснения человеком сущностей этих сопоставляемых объектов.
Единственный тезис, выдвигаемый имяверцами для оправдания этой лжи, заключается в отказе от приравнивания к Богу тварных имен (а какие же еще имена Божии известны человеку?). Тем самым, имяверцы дистанцируются от называемых ими «имябожниками», но не порывают с ними по сути, будучи согласными с теми, на кого презрительно наклеили ярлык, в главном - приравнивании имени Божия к Самому Богу. И это показывает их третью ложь.
Один из апологетов имяславия, А.Ф. Лосев, пишет:
«Имяславие - одно из древнейших и характерных мистических движений православного Востока, заключающееся в особом почитании имени Божьего, в истолковании имени Божьего как необходимого, догматического условия религиозного учения, а также культа и мистического сознания в православии».
Эти слова, как нельзя лучше, выражают позицию, бессовестно внушаемую нам имяверцами в течение всего времени их существования. Видите ли, как ловко - в стиле рекламных агентов дикого капитализма, подсовывающих покупателю негодную продукцию - имяверцы пытаются задешево продать христианам свою кощунственную мысль: имяславие - прославление имени Божия?
Но разве есть какая-либо связь между почитанием имени Бога, прославляемого всеми христианами, и приравниванием Его имени к Самому Богу, нечестиво проповедуемым одними лишь имяверцами?
В бессовестной, не обремененной никакими доводами, попытке навязывания христианам мысли о существовании этой связи заключается четвертая ложь имяверцев.
Именно эту ложь положил в основание имяверия Иоанн Кронштадтский:
«Имя Божие есть Сам Бог. <…> Как Господь есть препростое Существо, препростой Дух, то Он в одном слове, в одной мысли - весь всецело и в то же время везде - во всей твари. Потому призови только имя Господне: ты призовешь Господа - Спасителя верующих и спасешься» (Моя жизнь во Христе, 1479).
Христианам известно, что Христос всецело присутствует в Святых Дарах, принимаемых на евхаристии; что святые есть дома Духа Божественна. Но как же надо изощрить свой ум, чтобы поместить Бога всецело в одно тварное слово или в одну тварную мысль? Воистину нет предела распаляемым в себе желаниям. Тогда - для убедительности - ложь разрастается и подкрепляется новой ложью: «призови только имя Господне… и спасешься».
Но «вожди суть слепи слепцемъ» (Мф 15: 14), разум которых покрыт мраком нечестия, всячески устраняются от невместимой в них правды:
«Не всякъ глаголай ми: господи, господи, внидетъ в царствiе небесное: но творяй волю отца моего, иже есть на небесехъ. Мнози рекутъ мне во онъ день: господи, господи, не в твое ли имя пророчествовахомъ, и твоимъ именемъ бесы изгонихомъ, и твоимъ именемъ силы многи сотворихомъ? И тогда исповемъ имъ, яко николиже знахъ васъ: отидите отъ мене, делающiи беззаконiе» (Мф 7: 21-23).
Но, может быть, эта двойная ложь Кронштадтского случайно вырвалась вследствие временной болезни души? Нетрудно убедиться в том, что это не так. Достаточно посмотреть на некоторые этапы подготовки к внедрению этой лжи. Вот слова Кронштадтского, написанные им немного выше процитированных ранее:
«Когда ты про себя в сердце говоришь или произносишь имя Божие, Господа, или Пресвятой Троицы, или Господа Саваофа, или Господа Иисуса Христа, то в этом имени ты имеешь все существо Господа: в нем Его благость бесконечная, премудрость беспредельная, свет неприступный, всемогущество, неизменяемость. Со страхом Божиим, с верою и любовью прикасайся мыслями и сердцем к этому всезиждущему, всесодержащему, всеуправляющему Имени. Вот почему строго запрещает заповедь Божия употреблять имя Божие всуе, потому, т.е., что имя Его есть он Сам - единый Бог в трех Лицах, простое Существо, в едином слове изображающееся и заключающееся» (там же, 1088).
Вот, оказывается, как: все существо Господа - в одном слове, в одном имени - пусть и в тварном; имя Его есть он Сам - единый Бог в трех Лицах. И это невзирая на то, что святые отцы единодушно признавали «познанную» и заключенную Кронштадтским в одно слово сущность Бога непознаваемой и непричаствуемой. А, ведь, Пресвятая Троица уже не есть таковая, если «оторвать» от Нее Ее же сущность: что останется тогда от существа Господа? Невозможно «оторвать» сущность и от любой из Ее трех ипостасей.
И неважно для имяверцев, что, как говорит Григорий Палама:
«Бог получает именования от Своих энергий, ибо Его сверхсущность безымянна» (Триады в защиту священно-безмолвствующих. Триада III, часть 1, 31).
Отсюда отчетливо видна пятая ложь имяверцев: фактическое включение в понятие имени Божия самой сущности Бога при формальном утверждении об отнесении ими этого понятия лишь к божественным энергиям.
Излагая свое лжеучение, Кронштадтский (и вместе с ним нынешние имяверцы) вступает в конфронтацию и с учителем Церкви Василием Великим, предостерегающим в догматическом письме 236 к Амфилохию Иконийскому безответственных богословов от небрежного, поверхностного изложения учения веры, делающего это изложение невозможным:
«Ибо если не представляем отличительных признаков каждого Лица, а именно: Отцовства, Сыновства и Святыни, исповедуем же Бога под общим понятием существа, то невозможно нам здраво изложить учение веры».
А новоявленный проповедник язычества дерзает излагать измышленное им вероучение, не вводя в рассмотрение признаков каждого Лица Пресвятой Троицы, и безумно приравнивает неведомое ему имя к неведомой ему Самой Пресвятой Троице.
Но и не отсюда начинается ложь Кронштадтского. Свою книгу, вместо предисловия, он предваряет словами Апостола Павла: «Духовный возтязуетъ убо вся, а самъ той ни отъ единаго востязуется» (1 Кор 2: 15), - неприкрыто относя их к себе. Может ли человек духовный указывать на свою духовность сам?
Самое же начало лжи - «имеяй ушы слышати да слышитъ» (Мф 13: 9) - Кронштадтский поместил в название своего произведения: «Моя жизнь во Христе», - с первых слов вознося себя выше Первоверховного Апостола.
Ведь, Апостол, многократно повторявший: «Павел, раб Иисуса Христа», - один лишь раз - с величайшими скромностью и осторожностью, даже не упоминая своего имени - сказал о себе: «Вемъ человека о христе» (2 Кор 12: 2). И то лишь по причине общеизвестности в среде христиан (и не только) факта восхищения его «до третияго небесе» на пути в Дамаск. Другие Апостолы и такого себе не позволяли, называя и считая себя рабами Иисуса Христа.
Но, каков учитель, таковы и ученики. Имяверцы в полной мере впитали дух тщеславия и самоуверенности своего учителя. (Подробнее скажем об этом позже.)
Любимым коньком имяславцев является притягивание за уши в свою компанию (сам бы он под угрозой смерти к ним не пошел) Григория Паламы.
Логика имяверцев проста, как пень (ее даже детской не назовешь): раз энергии Божии (сомнений в том, что имя Божие - это божественная энергия, у них нет) нетварны, значит имя Божие и есть Сам Бог! Видимо, по языческому складу мышления, они полагают, что каждая божественная энергия есть Сам Бог. Но пусть не забудут пересчитать своих богов.
Само выражение «божественная энергия» указывает не на Бога, а на энергию. Так же, как выражение «имя Божие» указывает не на Бога и не на Его энергию, а на Его имя. Но если божественные энергии - это действия Бога, то имя Бога далеко отстоит от них, поскольку не является и энергией (действием) Бога.
Григорий Палама ясно и недвусмысленно показал отсутствие какой-либо связи своего учения с новомодным имяверием:
«Видишь, что многое из того, что окрест Бога безначально и нетварно, и что выше и превосходнее их Божество? И по чему же Оно выше всего этого, если не по преименной (υπερωνυμον), неименуемой, непостижимой, непричаствуемой и не имеющей причины природе и сущности. <…> Так что Он выше и Своих нетварных энергий» (О божественных энергиях и их причастии, 29, 30).
Вот так: Бог выше и превосходнее даже Своих нетварных энергий. Так неужели имя Бога выше Его сущности и энергий? Может быть, имя Божие не окрест Бога вместе с божественными энергиями, а в Нем Самом, и это дает возможность имяверцам приравнять его к Самому Богу?
Григорий Палама дает ответ и на этот вопрос:
«Видишь, что не по-нашему видят пребывающие в Боге, обожившиеся и боговдохновенно устремляющиеся к Нему? <…> И вот хотя мы к "чувству" всегда присоединяем "сверхчувственное", показывая, что видение то не только выше естества, но и выше всякого именования, злоопытный мудрец надеется путем суемудрых разделений сказать что-то против нас и запутывает младенчествующие умы» (Триады в защиту священно-безмолвствующих. Триада III, часть 3, 10).
Итак, видение - приобщение к энергиям Божиим - выше всякого именования.
Таким образом, «логика» имяверцев, приравнивающих имя Божие к Самому Богу через приравнивание его (имени) к божественной энергии, терпит фиаско уже на первом шаге, обессмысливаясь на втором.
Потому и пишет Иустин Философ, что Бог «не именуется никаким определенным именем» (Апология 1, 10) и «никто не может сказать имя неизреченного Бога» (Апология 1, 61) и далее поясняет свою мысль:
«Отцу всего, нерожденному, нет определеннаго имени, ибо если бы Он назывался каким-нибудь именем, то имел бы кого-либо старше себя, который дал Ему имя. Что же касается до слов: Отец, Бог, Творец, Господь и Владыка, - это не суть имена, но названия, взятыя от благодеяний и дел Его. И Сын Его, Который один только называется собственно Сыном, Слово, прежде тварей сущее с Ним и рождаемое от Него, когда в начале Он все создал и устроил, - хотя и называется Христом, потому что помазан, и потому что чрез Него Бог устроил все, но и это самое имя содержит неизвестное значение, так же как и наименование: Бог не есть имя, но мысль, всажденная в человеческую природу, о чем-то неизъяснимом» (Апология 2, 6).
Иустин Философ характеризует все используемые людьми имена Божии как наименования и просто - слова.
Но разве могут быть слова или наименования божественными энергиями и, тем более, Самим Богом.
Впрочем, имяверцы не брезгуют никакими средствами для утверждения своей, противной христианству, языческой веры, и ради этого идут даже на прямые подлоги.
Так упомянутый выше философ А.Ф. Лосев произвольно снабдил Акты Константинопольского собора 1351 года вставками, как бы обозначающими их темы, но отсутствующими в оригинальном тексте. Одна из этих вставок выглядит так: «Имя "Божество" относится не только к сущности Божией, но и к энергии, т.е. энергия Божия тоже есть сам Бог». А вот предваряемый лосевской вставкой текст:
«Еще тем же самым мудрствующим и говорящим, что имя Божества говорится только о божественной сущности, и не исповедающим, согласно богодухновенному богословию святых и благочестивому мудрованию Церкви, что оно налагается не меньше и на божественную энергию, и при этих обстоятельствах опять-таки почитающим всеми способами одно [только] Божество Отца, Сына и Св. Духа, считать ли Божеством Их сущность или энергию (как и этому [почитанию] научают нас божественные тайноводцы), - анафема, анафема, анафема».
Могут ли быть сомнения в том, что словами «имя Божества говорится» и «налагается» святые отцы указывают на верность отнесения имени Божества к божественным сущности и энергии лишь в качестве наименования? Каким же слепцом надо быть, чтобы этого не увидеть? И как надо изощрить свой нечестивый ум, чтобы вывести из процитированных святоотеческих слов такое: «энергия Божия тоже есть сам Бог»?
Или, быть может, Григорий Палама «забыл», зачем пришел на Собор, занимавшийся исключительно рассмотрением и формулированием его учения, но не озаботившийся даже упоминанием о тезисе Лосева, якобы извлеченном из учения Григория Паламы? Кто же выжил из ума: Лосев или Палама? Отвечая на последний вопрос, заметим, что участь Григория Паламы на «праведном» суде имяверцев разделят и все участники Константинопольского собора 1351 года.
Искаженный Лосевым текст ныне гуляет по просторам Интернета; другого текста Актов в сети найти не удалось. Надежно сработали!
Можно еще много написать о лживости имяверия и имяверцев. Но нужно ли более рассказывать о деталях учения, основанного на лжи?
Окончание - здесь.