1 2 3«Фракомания» и фракология в Болгарии
Эта глава представляет собой несколько сокращенный перевод главы из книги: Marinov T. Ancient Thrace in the Modern Imagination: Ideological Aspects of the Construction of Thracian Studies in Southeast Europe (Romania, Greece, Bulgaria) // Entangled Histories of the Balkans Volume Three: Shared Pasts, Disputed Legacies / Edited by Roumen Daskalov and Alexander Vezenkov. Leiden-Boston, 2013. Т. Маринов - болгарский эмигрант в Канаде, если мне не изменяет память. Его амплуа, по мнению оставшихся на родине коллег из "старой школы" - гипертрофированная критика предшественников. В целом, он яркий представитель той постмодернистской когорты историков, у которых все "сконструировано искусственно". Это нужно учитывать, читая дальнейший текст. Но, дух тех баталий за античное наследие, которые бушевали на севере Балканского полуострова, данный текст передать должен. Перевод очень вольный и сделан он был давно (за одну ночь!), поэтому простите за некоторую корявость, если что.
В Болгарии не было столь яростных баталий за античное наследие, какие бушевали за македонское и иллирийское наследство у их соседей. Однако и болгары не избежали того, что Мирча Элиаде называл «мятежом подлинных корней» или «фракоманией» . Во многом такое развитие национальных идей в Болгарии было связано с политическим контекстом на ранних этапах нациостроительства в этой стране.
Фракийцы были канонизированы как этнические “предки” болгар сравнительно поздно (в любом случае, позже, чем в Румынии)-только в 1960-х годах. Сегодня количество научных работ и популярной литературы о древней Фракии в Болгарии более значительное, чем даже в Румынии, где в XIX в. впервые зарождается «фракомания». И это, конечно, гораздо больше, чем количество греческих произведений на ту же тему, несмотря на то, что наши знания о фракийцах в значительной степени основаны на древнегреческих источниках. Болгария дала толчок и стала центром области научных исследований, известных как “Фракология” .
Несмотря на множество неясных аспектов древней фракийской культуры, на протяжении последних полутора столетий она активно привлекалась в балканских национальных идеологиях. Румыны с конца XIX века и болгары, более интенсивно с 1960-70-х гг., утверждали не только свой статус наследников фракийской культуры и “духовности”, но и фракийского “этнического” происхождения. Современным грекам, с их представлениями о преемственности от древних греков, имеющих столь фундаментальное значение для современных представлений о “европейской цивилизации”, не было особой необходимости доказывать еще и фракийское происхождения. Тем не менее, они также использовали «фракийское наследие» в конкретных контекстах. Международные дебаты о фракийском происхождении и наследии никогда не достигали такой остроты, как греко-славянская конкуренция в вопросе древнемакедонского наследия, национально-идеологические аспекты вопросов, связанных с Фракийцами по-прежнему важны.
Первые болгарские национальные идеологи девятнадцатого века логически выбирали славянскую идентичность. Основываясь на народном славянском наречии, болгарский национализм пытался обрести легитимность и освободиться от культурного доминирования греческой идентичности, которая пользовалась подавляющим авторитетом среди балканских православных христиан под турецким господством. Греческий язык был языком Православной Церкви Константинопольского Патриархата. Лишь в 1872 г. произошел греко-болгарский церковный раскол, который привел к созданию автокефальной Болгарской православной церкви. Тот же язык был принят коммерческой и городской Православной элитой. Столкнувшись с этой “неприятной” ситуацией, болгарские национальные лидеры пытались противопоставить греческому влиянию пропаганду славянской идентичности, что связывало болгар с великим русским народом и рядом других стран Восточной и Центральной Европы, с большой этноязыковой семьей.
Такие термины, как “фрако-болгары” и даже “фрако-сербо-болгары” широко использовались до 1860-х годов в греческой литературе. Но в 1870-х гг. термины “фракийцы” и “болгары” были окончательно отделены друг от друга. Причиной для этого было развитие болгарского национализма (до тех пор недооцененного с греческой точки зрения) и, более конкретно, создание болгарской Церкви (Экзархата). Проблема была в том, что последняя стала претендовать на Македонию и Фракию. Эти земли считались жизненно важными как для юрисдикции Константинопольского Патриархата на Балканах, так и для реализации ирредентистской «Великой идеи» восстановления Греческого государства в пределах всех населенных греками областей Османской империи. С тех пор термин “фракийцы” (фракийские) был зарезервирован для греческого населения Фракии, охватывающий греко-язычное, а также болгарское население, по-прежнему связаное с Константинопольским Патриархатом. Именно в этом контексте греческие идеологи начали использовать древних фракийцев в своих построениях о тысячелетней греческой героической Фракии.
На самом деле, еще до создания Экзархата, рост болгарского национализма, а также его утверждения об исторической преемственности болгар во Фракии, возмущал греческих интеллектуалов из Пловдивской области - региона с греческим городским, но в основном болгарским крестьянским населением, - в связи со все более значительным болгарским национальным движением в городах в 1850-60-х гг. Одним из первых греческих авторов, которые оставили после себя работы о древних фракийцах был Власиос Скорделис, педагог и историк из Асеновграда. В 1865 году он опубликовал свою речь о Фракии, призванную продемонстрировать греческий характер региона с доисторических времен .
Скорделис предложил, что эллины, фракийцы, македоняне, феспроты, иллирийцы и пеласги были “разными ветвями одного дерева”. Греческие авторы не были заинтересованы в Древней Фракии из чисто научных побуждений. Их главной задачей было отбросить болгарское обвинение, что древние жители Македонии и Фракии были не греческим, но славяно-болгарским народом.
В начале ХХ века часть Фракии, которая еще оставалась под властью Османской империи была свидетелем противостояния греко-болгарской пропаганды. Оно достигла своего пика после Балканских войн и особенно после Первой Мировой Войны, что привело к переходу Фракии из рук в руки несколько раз. Тем не менее, аргументы, утверждающие, “права Греции на Фракию” полагались в основном на существенное греческое население в городских центрах региона, а не на связи между древними фракийцами и греками. С конца 1920-х годов, идея о том, что Фракия была страной с греческой идентичностью в древности и на протяжении всей истории, была заявлена публикациями двух институтов, учрежденных патриотически настроенными активистами, интеллектуалами и учеными, приехавшими из части Фракии, находившейся под болгарским и турецким владычеством. Это были Фракийский Центр и Ассоциация Фракийских исследований, основанные в 1927 и в 1937-м, соответственно.
Несмотря на свою маргинальность в греческой исторической фантазии, древние фракийцы по-разному использовались, начиная с конца девятнадцатого века в обороне против наступления болгарского национализма, чтобы противостоять западным скептикам с дополнительными доказательствами тысяч лет исторической преемственности, и, чтобы противостоять турецким влиянием с востока. Однако болгарский контекст был решающим для самой конструкции греческого изображения древней Фракии.
Развитие «фракийского исторического мифа» в Болгарии имеет ряд общих черт с фракоманией в Румынии. В течении ряда лет до, и тем более после, создания современного болгарского государства в 1878, картина становилась все более сложной как результат профессионализации болгарской историографии. Знакомство с научными стандартами и работа за границей, помогли болгарским историкам отделить от славян “праболгар” - население с азиатскими корнями, которые пришли на Балканы в конце VII века н. э. и основало первое средневековое болгарское государство.
В некотором смысле, они приняли ту же роль, что фракийцы/гето-даки в румынской идеологии. Эта тенденция стала особенно заметной в авторитарной атмосфере межвоенного периода и Второй Мировой войны, когда государственный антикоммунизм был насыщен антирусскими и, в общем, антиславянскими отношениями. Писатели, историки и археологи 1930 - нач. 1940-х годов прославляли “политический гений” праболгар. В то же время, они явно преуменьшили славянский элемент в болгарском этногенезе .
Захват власти Коммунистической партией в 1944-1945 гг. ознаменовал символическое продвижение славян в качестве “правильных” предков. Конечно, в Болгарии этот переход был гораздо мягче, чем в тоже время в Румынии, так как национальная идеология на славянской базе, славянская литература не исчезли, несмотря на антиславянскую риторику фашистского периода. Болгарские археологи были призваны осудить “шовинизм” праболгарской тенденции предыдущих ученых и обнаружить археологические памятники славян. Однако, панславизм и преследование традиционного болгарского национализма длились не долго.
После окончания сталинского периода, начиная с конца 1950-х годов, национальная миссия исторических и археологических исследований была полностью восстановлена. Снова, как в Румынии, господствующая доктрина и риторика коммунистического режима стали исключительно “патриотическими”. В 1960-80-х гг., почти все из идеологического арсенала прошлого “буржуазного национализма” было в конечном счете возвращено. Праболгары появились снова в последних научных исследованиях, учебниках, популярных изданиях, художественной литературе и кино. В 1981 году Коммунистический режим торжественно помянул, не без нотки мании величия, “1300 лет с момента создания болгарского государства”-юбилей похожий на “2050 лет со дня основания первого централизованного и независимого государства даков” отмеченный в то же время к северу от Дуная. Контрастируя со славянами, праболгары не были заражены “Москвой” и коммунистической литературой.
Именно поэтому они вновь стал доминирующими и квази-уникальными болгарскими “предками” после падения коммунистического режима в 1989 году. Но, в то же время, другой древний народ - фракийцы-тоже были повышены в иерархии болгарского этногенеза, который, наконец, принял форму “святой Троицы” из фракийцев, славян и праболгар.
Исторические записи указывают на фракийское присутствие до появления славян и праболгар, и, таким образом, фракийцы имели преимущество в том, что они “автохтоны”. Кроме того, приоритет фракийского происхождения был особенно удобным в коммунистическую эпоху, учитывая, что эта идея не имела антиславянской/антирусской коннотации, унаследованной от фашистского периода «праболгарскими предками».
Фракийцы также представляли болгарам ссылку на античную эпоху и цивилизацию. Это был всемирно узнаваемый и символический способ, чтобы показать культурное богатство современного болгарского государства. Но поиск подобной связи, не был новым, и это, безусловно, предшествовало коммунистическому режиму .
Как уже говорилось, до 1878 года, в культурном плане, болгарский национализм пытался бороться с господством греческой идентичности. Тем не менее, отношения между ними было сложнее, так как греческое влияние во многом способствовало формированию болгарского националистического набора аргументов. Изначально греческие авторы обозначили болгар как “фракийцев”. Затем это название они оставляли для своих соотечественников из региона Фракии после того, как болгарский национализм стал набирать обороты. Но не удивительно, что к этому времени болгарские национальные лидеры уже начали спекулировать на возможных корнях болгар в древние времена.
Греческое образование было не единственным транспортным средством для такой идеи: очень важную роль сыграла Иллирийская теория. В начале и середине XIX века, ученые и идеологи панславизма считали, что славяне были связаны с определенными палеобалканскими народами. Известный польский историк Иоахим Лелевель и российский Александр Чертков представлял себе фракийцев и даков славянами. В Чехословакии Павел Шафарик, один из основателей славистики, считал славян автохтонами в Юго-Восточной Европе. Под этими влияниями ряд болгарских писателей с конца XVIII и XIX вв. (которые не были профессионалами в области классических исследований или лингвистики установили четкую связь между болгарами, славянами, иллирийцами, македонянами и другими древними народами. Кроме того, своеобразные последствия в болгарском контексте получила гипотеза лингвистов того времени, что прародина индоевропейцев - “арийских” народов находится в Индии.
Революционер Георгий Раковский считал, что первоначально болгарская прародина была в Ведической Индии. Он и нашел прямые “связи” между болгарским языком и санскритом. В этой амальгаме родословий, фракийцы четко предстали как славяне и болгары. Эту теорию Раковский выдвинул еще в ходе вышеупомянутой греко-болгарской церковной полемики, которая превратилась в пропагандистскую битву за исторические и этнические “права” на современную тем событиям Фракии, которая по-прежнему находилась под властью Османской империи. В 1870 году Стефан Захариев, активист антигреческого культурного движения в Пловдивской области, опубликовал первое болгарское произведение, в котором древняя Фракия получила особое внимание. Написанное явно должно было стать ответом на греческие издания по истории Фракии, и особенно Власиосу Скорделису. Но и сам Захариев был под влиянием греческих сочинений. С уравнением фракийцы = славяне = болгары также выступал ближайший соратник Раковского Цани Гинчев. Однако, его “Фракийская теория” была обнародована только в 1895 году, через год после его смерти, болгарским литературоведом и этнографом Иваном Шишманом .
Та же теория непрерывности этногенеза уже пользовалась вниманием в международных научных кругах после того, как боснийский “иллирист” Стефан Веркович опубликовал два тома «Славянских Вед» (1874, 1881). Ведущие европейские ученые, такие как Альберт Дюмон, на протяжении 1870-х годов директор французской археологической школы в Риме и Афинах, принял подлинность огромной коллекции болгарских “народных песен” из Родоп. Эти истории об индуистских божествах Вишну и Шиве, а также об Орфее, Троянской войне, Филиппе Македонском, Александре Македонском и т. д. Фракийский певец Орфей был особенно заметным в публикации Верковича. Однако, ряд ученых, в том числе болгарские специалисты, такие как Шишман, вскоре отвергли содержание книг Верковича как подделки похожие на “Поэмы Оссиана” Джеймса Макферсона.
Националистические построения Раковского и “индийские” родословные были осмеяны уже его современниками. Идея “иллирийского происхождения” исчезла в результате ее политизации как хорватского национального проекта. Кроме того, обращение к древним македонянам не вошли в обычные болгарские исторические повествования, но оставались более или менее популярным мифом в Македонии и дальше стали играть важную роль в будущем развитии современной македонской национальной идентичности.
Вместо идеи о том, что древние фракийцы были славянами и болгарами, новую интерпретацию, которую было гораздо труднее отклонить навскидку, предложил И. Шишман. Цитируя Томашека и других современных европейских ученых, И. Шишман отклонил тезис о славянской этнической идентичности фракийцев, но предположил, что болгары могут быть, как и румыны, потомками фракийцев. Идея о том, что современные болгары были частично потомками фракийцев была поддержана в 1890-х годах ведущим литовским национальным активистом (и врачом в Болгарии) Йонасом Басанавичюсом (Иваном Басановичем). Шишман был достаточно осторожным: он подчеркнул, что, отвечая на вопрос, требует более активных научных исследований. А болгарские ученые вскоре взялись за это.
Отцом профессиональных фракийских исследований в Болгарии был, несомненно, классический ученый Гаврил Кацаров. Обученный в Германии специалист с широким диапазоном знаний (как историк Древней Греции и Рима, филолог, эпиграфист и археолог, а также этнограф), Кацаров охватил практически все аспекты древнего фракийского прошлого, особенно в области исторической географии, политической истории, культуры и религии. В 1913 году он опубликовал подробный критический разбор древних источников о фракийской культуре и образе жизни, который был выпущен в Германии тремя годами позже. Англоязычная версия этого исследования появилась в Кембриджской Древней Истории (1930). Разница в отношении к предыдущей (совсем незначительной) болгарской литературе о древней Фракии очевидна. Он отверг любую идею о “величии” фракийской культуры: очевидная разница, на этот раз, не только с предыдущими, но и последующими болгарскими работами. В его ранних трудах он считал фракийцев “примитивными” и “первобытными племенами”. Он подчеркнул “эфемерный” характер Фракийского государства, особенно Одрисского царства, которым так дорожили позже болгарские ученые .
Г. Кацаров несравнимо больше любил древних македонских правителей, а точнее, Филиппа II. Он был особенно заинтересован в том, чтобы продемонстрировать, что древние македоняне не были греками с “этнической” точки зрения. Он увидел древнюю «македонскую нацию» (sic) как слияние пеласгов, фракийцев и иллирийцев с греческими элементами. Этот болгарский ученый-классик показывает в какой мере в течение первой половины ХХ в. занимала болгарских националистов “деэллинизация” древней Македонии. В отличие от многих более поздних работ по фракийским “антропологическим характеристикам” Кацаров раскритиковал идею особого светловолосого фракийского типа и подчеркнул “смешанный” характер древних фракийцев. Он не отрицал греческое влияние на фракийцев в классический и эллинистический и рассматривал эллинское влияние в различных аспектах - например, на предметы искусства от древней Фракии. Кроме того, он указал ряд скифских и сарматских влияния в искусстве и в похоронных обычаев Фракии.
Эти вопросы уже были предметом анализа других специалистов в Болгарии, в основном Богдана Филова. Также стажировавшийся в Германии, Филов является бесспорным отцом профессиональной археологии и истории искусств в Болгарии- направления исследований, которые ранее были разработаны, в основном, иностранцами, часто без археологической специализации.
Исследования межвоенного периода, безусловно, разрабатывались в рамках более обширного идеологического фона. Необходимо учитывать политический контекст, точнее “фракийский вопрос” порожденный тем, что после Первой Мировой Войны Болгария потеряла Западную Фракию и выход в Эгейское море, в то время как почти все негреческое население покинуло Грецию во время обмена населением. Эти события еще больше разжигали болгарско-греческие дебаты о фракийской истории. В этом вопросе с болгарской стороны была представляла та же смесь науки, дилетантизма и активизма, что и в Греции. В этот период, выходит ряд популярных брошюр, посвященных истории Пловдива и болгарского побережья Черного моря. Подчеркивается фракийское присутствие и наследие на этих территориях. Стратегическая цель была оспорить греческое происхождение местного греческого населения через тезис о том, что на самом деле это потомки эллинизированных фракийцев и славян - болгар. Эта аргументация была начата в частности, патриотически настроенными активистами, связанными с “Фракийским сообществом” и Фракийским научным институтом в Софии. Это способствовало популяризации генетической связи между греками и болгарами. Последние рассматриваются как “настоящие” потомки автохтонного населения, в то время как (при всей противоречивости) греки всегда были продуктом “ассимиляции”. В общем, идеологическое конструирование национальной идентичности развивалось .
После взятия власти болгарской коммунистической партией цензура запретила работы большей части старых ученых, связанных с доминирующей националистической, консервативной правой и фашистской идеологией межвоенного периода. Богдан Филов был казнен в феврале 1945 г., как премьер-министр военного времени, ответственный за союз с нацистской Германией. Но было бы неверно утверждать, что научные традиции были разрушены. Г. Кацаров, ушедший в отставку с 1943 года, был удостоен в 1950 году новым режимом высокой награды за научную деятельность (премии Димитрова). В 1950-х гг. фракийские исследования показали значительные успехи в Болгарии, особенно в области слабо документированного древнего фракийского языка. Фракийская археология добилась бесспорных успехов. Накануне и в течение первых пяти лет правления коммунистов в Болгарии (1944-1949), были сделаны чрезвычайно важные открытия: Казанлыкская гробница с ее знаменитыми фресками, город Севтополь, и сокровище из Панагюриште. Они станут символами фракийской культуры и инструментом коммунистической власти для популяризации древнего “культурного богатства” Болгарии.
С 1960-х годов, при Тодоре Живкове, как главе партии и государства, идеологическая трансформация коммунистического режима в Болгарии привела к переоценке древних фракийцев как прецедента в истории страны. Эти преобразования были идентичны тем, что происходили в Румынии: воскрешение “буржуазной” науки и все более националистическая политика во многих отношениях, в том числе и в области истории. Результатом этой эволюции был совершенно очевидное представление об автохтонном развитии народа, поисках все более и более древних “корней” нации, которые должны были стать символическим “цементом” нынешней государственности. Своеобразным связующим звеном между государственными лидерами и учеными была сформированная пропаганда национальной истории. Уже в 1964 г. сотрудниками Института истории болгарской Академии наук обсуждались “Тезисы” о происхождении болгарского этноса от фракийцев, славян и праболгар. В декабре 1967 года на пленуме ЦК Коммунистической партии Болгарии, посвященном “патриотическому воспитанию молодежи”, Т. Живков, генеральный секретарь партии и глава правительства, заявил, что “в наших жилах” тоже течет “фракийская кровь”. Он подчеркнул, что болгары были “законными наследниками” фракийской истории и культуры.
В июле 1970 года, ученые из Академии обсудили “вопрос фракийского наследия в наших землях” с Живковым и, в частности, создание специализированного центра Фракийских исследований, а также проведение Всемирного конгресса, посвященного фракийской истории и культуры. Оба плана были реализованы в 1972 году, когда был создан Институт фракологии при болгарской Академии наук и состоялся первый Международный Конгресс фракологов в Софии. Первым директором института был историк и классический филолог Александр Фол, который занимал эту должность в течение двадцати лет. В том же году были открыты уникальные варненские захоронения, свидетельствующие о высочайшем уровне развития оставившего их народа.
В этот период наблюдается тенденция датировать начало фракийского “этногенеза” как можно раньше, вплоть до энеолитических “культур” конца V тысячелетия до нашей эры. Здесь главным ориентиром является знаменитый Варненский некрополь, обнаруженный в 1972 году - в год основания Института фракологии и первого Международного Конгресса фракологов. Болгарские специалисты склонны интерпретировать его как место рождения “протофракийской” цивилизации. Даже если эта теория подвергалась критике других ученых в Болгарии, золотые предметы из Варны прославлялись рядом изданий, как “древнейшая технологическая обработка золота в мире”. Они регулярно включаются в выставку “Фракийские сокровища”, посещая все музеи мира. Для школы Фола характерно стремление не только удревнить, но и представить фракийскую историю, как историю цивилизации, не уступающей, а порой и превосходящей соседние, в том числе древнегреческую. Стараниями А. Фола в Болгарии получила распространение концепции «Орфической Фракии» - периоду фракийской истории, соответствующему крито-микенской эпохе в истории Древней Греции.
Фракийцы, безусловно, потеряли часть своей символической власти как болгарских “предков” с момента падения коммунистического режима. В конце 1980-х, чрезвычайно возвышенное изображение фракийцев было связано с праболгарами, которые в это время были переосмыслены как народ с уникальной древней культурой. Сегодня именно они привлекают большую часть популярных навязчивых идей и маний об этнических корнях и происхождении, в соответствии с новыми антикоммунистическими и антирусскими настроениями .
продолжение