После Бала (40)
40. В конце «концов истории»
( начало, предыд.глава)
Появление в актуальном сюжете Романа Алоизия рядом с мастером не может не вызывать параллелей с сюжетом романа в Романе. Однако на всякий случай Азазелло, как и положено аватару спецслужбистов, задает здесь вопросы об обстоятельствах и мотивах предательства со стороны бывшего близкого друга и лучшего собеседника:
- Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, написали на него жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегальную литературу? - спросил Азазелло.
Иносказательную философскую подоплеку этого вопроса понять будет, пожалуй, даже легче, чем актуальное политическое значение. Латунский - это аватар западной рационалистической критики, господствовавшей в образовании и науке, не только советской, весь долгий ХХ век. Хотя именно 1920-30 годы были апофеозом этого господства, пока квантовая физика с принципом неопределенности не поставила рационалистов перед фактом невозможности измерить и учесть все и вся.
Рим - символ рационализма, Римский - аватар прагматичного рационального управляющего класса, а прилагательное латинский - относится к языку и рационалистическим учениям, на которых это римское управление всегда строилось. Даже римская церковь - сугубо рациональна и прагматична, в отличие от православия - слушайся папу, верь в догматы, выполняй инструкции, и будет тебе формальная индульгенция для спасения души, тоже насквозь рациональной.
Кроме латинского рационализма в имени Латунского слышится еще и та самая медь звенящая, о которой писал апостол Павел - любое гуманитарное учение без любви к людям мертво. А любовь к людям и рациональная прагматика - вещи не то, чтобы не совместные, но из разных измерений. Для потомственного православного богослова Булгакова это совмещение латинского рационализма с медью, звенящей без любви, очевидно. Поэтому и слово роман рядом с фамилией критика-рационалиста, нужно читать как синоним слова любовь как чувство этого человека.
В чем же состоит прегрешение и даже преступление мастера, то есть сообщества русской философии, в глазах западных и прозападных рационалистов? (Неважно какой именно идеологической раскраски - левой, либеральной, клерикальной, фашистской.) Прежде всего в иррациональной любви (а другой и не бывает) к самобытной русской культуре, порожденной и воспитанной православными отцами. Отчество нашей героини - Маргариты Николаевны в этом смысле вполне говорящее. (Пусть и противоречива фигура св. Николая - отца провластного имперского православия, но и культура у нас тоже всегда при власти как одна из опор.)
Вообще господство рационализма требует признания и веры в завершенность познания, то есть догмы. В позапрошлом веке верили в завершенность физики, в прошлом веке - в «окончание истории», завершенность гуманитарного учения, неважно какой раскраски - коммунистической, либеральной или учения о тысячелетнем рейхе. Вера в бесконечность познания поэтому не то, чтобы отрицает рационализм, но полагает его недостаточным, хотя и необходимым для повседневной прагматики. И тем не менее, нужно оставаться открытым для «мистических» явлений, которые рационально на данном уровне развития общества и его науки не объяснимы. Это не означает, что завтра не появится новая вполне рациональная научная модель, для которой прежняя простая трехмерная рациональность будет частным случаем более сложной четырехмерной.
Что же касается именно русской традиционной культуры, она в отличие от западной, основана не на рациональной регулярности, а в силу суровых северных и резко континентальных условий - на постоянном ожидании рисков и подвохов от природы, требующих не рационального расчета, а интуитивного ответа, порою иррационального. Кто там из мудрых западных политиков завещал не связываться с русскими? Именно поэтому. Потому что далекое облачко на горизонте может быть мистическим знаком опасности, и нужно январской ночью оценить мерцание звезд, чтобы предугадать, что сеять или запасать будущим летом.
В контексте интересов мастера и критики его романа («Пилатчина», «апология Иисуса Христа») под нелегальной литературой, которую в 1920-30-е годы изымали в спецхраны, подразумевается именно русская православная философия. Нужно заметить, что такого рода «жалобы с сообщениями» в те времена писали по вполне понятному адресу в ОГПУ. Собственно, откуда еще, как не из архивов Лубянки, знать об этой жалобе самому Азазелло?
Однако теперь рациональные западные веяния совсем уже вышли из моды, чекисты готовы задавать противоположные вопросы. А сообщество идеологов готова под эти новые тренды подстраиваться:
Новоявившийся гражданин посинел и залился слезами раскаяния.
В этой краткой фразе все отточено до блеска. И в самом деле - новоявленная гражданственность постсоветских идеологов слегка контрастирует с их же либеральной или левой, но одинаково прозападной позицией еще позавчера. Синий цвет всегда был и остается цветом консерватор. Но для нас важнее значение символов в самом Романе и его первоисточниках, прежде всего в Библии. Впрочем, и там тоже синий цвет связан с хранителями религиозной традиции. В синие кожи сыны Аарона упаковывали скинию завета при ее переноске на новое место. То есть посиневшая кожа постсоветских идеологов означает их переход к традиционному религиозному консерватизму.
Было еще одно место в Романе, где посинела кожа правого колена Маргариты. Мы еще тогда выяснили, что речь идет о лояльной провластной части деятелей культуры типа братьев Михалковых, успевших побывать и левыми, и либералами, и теперь консерваторами, святее папы. Ну вот, теперь пришла очередь идеологов расшибать лоб.
И хотя вектор идеологии поменялся на все сто восемьдесят, методы работы и самой власти, и провластных идеологов изменились не сильно. В связи с этим еще не лишний раз обратим внимание на ответ Воланда мастеру:
Не бывает, вы говорите? … Это верно. Но мы попробуем.
Не следует ли из этого утверждения, чтобы все стало, как было - повторения тех событий, которые описаны в 13 главе в рассказе мастера о подвале. Между прочим, мастер подробно описывает Ивану не что иное, как затворническую самоизоляцию. При этом много раз повторяет и подчеркивает, что события происходят весной, в мае. Осталось только напомнить, что приближается праздничное майское полнолуние, которое в этом году выдалось весьма иррациональным.
Продолжение следует
( начало, предыд.глава)
Появление в актуальном сюжете Романа Алоизия рядом с мастером не может не вызывать параллелей с сюжетом романа в Романе. Однако на всякий случай Азазелло, как и положено аватару спецслужбистов, задает здесь вопросы об обстоятельствах и мотивах предательства со стороны бывшего близкого друга и лучшего собеседника:
- Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, написали на него жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегальную литературу? - спросил Азазелло.
Иносказательную философскую подоплеку этого вопроса понять будет, пожалуй, даже легче, чем актуальное политическое значение. Латунский - это аватар западной рационалистической критики, господствовавшей в образовании и науке, не только советской, весь долгий ХХ век. Хотя именно 1920-30 годы были апофеозом этого господства, пока квантовая физика с принципом неопределенности не поставила рационалистов перед фактом невозможности измерить и учесть все и вся.
Рим - символ рационализма, Римский - аватар прагматичного рационального управляющего класса, а прилагательное латинский - относится к языку и рационалистическим учениям, на которых это римское управление всегда строилось. Даже римская церковь - сугубо рациональна и прагматична, в отличие от православия - слушайся папу, верь в догматы, выполняй инструкции, и будет тебе формальная индульгенция для спасения души, тоже насквозь рациональной.
Кроме латинского рационализма в имени Латунского слышится еще и та самая медь звенящая, о которой писал апостол Павел - любое гуманитарное учение без любви к людям мертво. А любовь к людям и рациональная прагматика - вещи не то, чтобы не совместные, но из разных измерений. Для потомственного православного богослова Булгакова это совмещение латинского рационализма с медью, звенящей без любви, очевидно. Поэтому и слово роман рядом с фамилией критика-рационалиста, нужно читать как синоним слова любовь как чувство этого человека.
В чем же состоит прегрешение и даже преступление мастера, то есть сообщества русской философии, в глазах западных и прозападных рационалистов? (Неважно какой именно идеологической раскраски - левой, либеральной, клерикальной, фашистской.) Прежде всего в иррациональной любви (а другой и не бывает) к самобытной русской культуре, порожденной и воспитанной православными отцами. Отчество нашей героини - Маргариты Николаевны в этом смысле вполне говорящее. (Пусть и противоречива фигура св. Николая - отца провластного имперского православия, но и культура у нас тоже всегда при власти как одна из опор.)
Вообще господство рационализма требует признания и веры в завершенность познания, то есть догмы. В позапрошлом веке верили в завершенность физики, в прошлом веке - в «окончание истории», завершенность гуманитарного учения, неважно какой раскраски - коммунистической, либеральной или учения о тысячелетнем рейхе. Вера в бесконечность познания поэтому не то, чтобы отрицает рационализм, но полагает его недостаточным, хотя и необходимым для повседневной прагматики. И тем не менее, нужно оставаться открытым для «мистических» явлений, которые рационально на данном уровне развития общества и его науки не объяснимы. Это не означает, что завтра не появится новая вполне рациональная научная модель, для которой прежняя простая трехмерная рациональность будет частным случаем более сложной четырехмерной.
Что же касается именно русской традиционной культуры, она в отличие от западной, основана не на рациональной регулярности, а в силу суровых северных и резко континентальных условий - на постоянном ожидании рисков и подвохов от природы, требующих не рационального расчета, а интуитивного ответа, порою иррационального. Кто там из мудрых западных политиков завещал не связываться с русскими? Именно поэтому. Потому что далекое облачко на горизонте может быть мистическим знаком опасности, и нужно январской ночью оценить мерцание звезд, чтобы предугадать, что сеять или запасать будущим летом.
В контексте интересов мастера и критики его романа («Пилатчина», «апология Иисуса Христа») под нелегальной литературой, которую в 1920-30-е годы изымали в спецхраны, подразумевается именно русская православная философия. Нужно заметить, что такого рода «жалобы с сообщениями» в те времена писали по вполне понятному адресу в ОГПУ. Собственно, откуда еще, как не из архивов Лубянки, знать об этой жалобе самому Азазелло?
Однако теперь рациональные западные веяния совсем уже вышли из моды, чекисты готовы задавать противоположные вопросы. А сообщество идеологов готова под эти новые тренды подстраиваться:
Новоявившийся гражданин посинел и залился слезами раскаяния.
В этой краткой фразе все отточено до блеска. И в самом деле - новоявленная гражданственность постсоветских идеологов слегка контрастирует с их же либеральной или левой, но одинаково прозападной позицией еще позавчера. Синий цвет всегда был и остается цветом консерватор. Но для нас важнее значение символов в самом Романе и его первоисточниках, прежде всего в Библии. Впрочем, и там тоже синий цвет связан с хранителями религиозной традиции. В синие кожи сыны Аарона упаковывали скинию завета при ее переноске на новое место. То есть посиневшая кожа постсоветских идеологов означает их переход к традиционному религиозному консерватизму.
Было еще одно место в Романе, где посинела кожа правого колена Маргариты. Мы еще тогда выяснили, что речь идет о лояльной провластной части деятелей культуры типа братьев Михалковых, успевших побывать и левыми, и либералами, и теперь консерваторами, святее папы. Ну вот, теперь пришла очередь идеологов расшибать лоб.
И хотя вектор идеологии поменялся на все сто восемьдесят, методы работы и самой власти, и провластных идеологов изменились не сильно. В связи с этим еще не лишний раз обратим внимание на ответ Воланда мастеру:
Не бывает, вы говорите? … Это верно. Но мы попробуем.
Не следует ли из этого утверждения, чтобы все стало, как было - повторения тех событий, которые описаны в 13 главе в рассказе мастера о подвале. Между прочим, мастер подробно описывает Ивану не что иное, как затворническую самоизоляцию. При этом много раз повторяет и подчеркивает, что события происходят весной, в мае. Осталось только напомнить, что приближается праздничное майское полнолуние, которое в этом году выдалось весьма иррациональным.
Продолжение следует