Бал!-20. Об одеждах

Jun 02, 2012 16:31


«Все та же грязная заплатанная сорочка висела на его плечах, ноги были в стоптанных ночных туфлях. Воланд был со шпагой, но этой обнаженной шпагой он пользовался как тростью, опираясь на неё».

Как нам удалось выяснить, под гламурным блеском сатанинского Бала скрывалась довольно напряженная и тяжелая работа московской культурной публики, пытавшейся в меру своих сил преодолеть глубокий идейный кризис. Собственно, именно в этом и состоит смысл, понятие культуры - способность общества преодолевать кризисы, преобразуя негативные энергии распада прежней системы в новые позитивные смыслы. Для этого нужны терпение и ум, то есть изрядный запас духовной энергии и природного здравомыслия, но также и глубокое переживание исторического опыта, образы и образцы поведения в кризисных ситуациях.



В большей части 23 главы одежда или ее отсутствие символизировали наличие и качество внешних, писаных знаний, доступных персонажам. Фрачные наряды для высшего света (то есть для политики) - это идеологии, лакированные и оторванные от реальности до такой степени, что для спутниц этих персонажей на какую-нибудь практичную одежку знаний не осталось. Разве что зеленый «экологический» бантик на свернутую шею неотроцкистской тусовки, да еще «платочек» - напоминание для либеральной Фриды, от которого она мечтает избавиться.

Так что в основной части 23 главы одежды - это скорее иллюстрация к кризисному состоянию идейной сферы. Как и образ зияющей идейной пустоты в центре виртуального «пятого измерения» по итогам Бала.

А вот в финале главы, после остановки иссякшего Бала, символы «одежды» и «обуви», «крови» и «вина» являются центральными. Между тем в евангельской традиции «говорения на языках», то есть иносказания, которую восстановил в своем Романе Булгаков, все эти символы имеют отношение к знанию, толкованию и его источнику - творческому откровению. Например, в Откровении Иоанна Богослова находим: «они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца». /Откр 7,14/. Буквально - это явное противоречие, кровь пачкает, а не убеляет. Но иносказательно «кровь» - это откровение, полученное свыше - с «небес», они же - «внутреннейшее» по Ап.Павлу, они же - «коллективное бессознательное» по Юнгу. Однако там, на небесах, обитают разные духи, они же демоны или ангелы. Поэтому не всякое откровение убеляет одежды, то есть делает знание совершенным, а только откровение от вечно юного Творческого духа, кровь Ангца.

Соответственно этим евангельским значениям символов нам нужно толковать сюжет финала 23 главы. Совсем нетрудно заметить, что в ходе этого последнего великого выхода Воланда сюжета происходит классическая метаморфоза символов - кровь превращается в вино, а затем несовершенная одежда и обувь Воланда обретает иную форму и совершенный, хотя и черный цвет. Это совершенное знание о темной стороне природы человека и общества. Однако по иносказательному смыслу черные одежды Воланда из булгаковского Романа тождественны белым одеждам из Апокалипсиса.

В полуночный час, когда Воланд появляется на застывшем Балу, его одежды не выглядят привлекательно в глазах культурной публики. Маргарита видит грязную заплатанную на левом плече рубашку, она же хитон. Конечно, наше толкование далеко не для всех выглядит безупречно. Но будем всё же придерживаться прежней линии, как и в «MMIX», что Воланд - это Творческий дух, сменивший имя по причинам, названным еще самим Учителем в Евангелии - уж больно много развелось желающих говорить от его имени и им прикрываться. Представьте себе, что Булгаков вдруг написал бы роман не о Воланде, а назвал Иисуса его именем? Во-первых, он нарушил бы недвусмысленный запрет самого героя. И потом, кто бы стал читать и тем более издавать такой «роман» в наш прогрессивный век? Берлиоз с Алоизием, кажется, все на этот счёт разъяснили.

Мы, однако, рискнём отпугнуть последних читателей и продолжим. Возможно, нас примирит общий скепсис в отношении известных публике толкований Евангелия. А, скажем, книгу Евгения Полякова, где подробно анализируются и раскрываются значения отдельных символов, можно назвать академическим словарем, необходимым пособием, но не толкованием Нового Завета. Между тем, расшифровка Романа дает нам уже не словарь, а опыт прочтения сложного текста, написанного «языками», то есть имеющего, минимум, два значения слов. И этот опыт прочтения позволяет нам сопоставить современные знания о психологии человека с евангельской антропологией, увидеть явное сходство, а значит - предположить, что и прочие притчи и иносказания Евангелия содержат в себе знание о духовном мире человека и человечества, включая законы развития. То есть это, возможно, именно эти давно известные тексты (одежды), неоднократно бывшие в употреблении без понимания сути были и остаются носителем наиболее совершенного знания. Внешняя поверхность этих одежд действительно загрязнилась, а разорван и заплатан этот хитон с левой стороны - символических толкований. Что за «заплатка»? - пока вопрос.

Но зато символ длинной рубашки, хитона имеет точное соответствие в тексте Нового Завета, и по правилам толкования мы обязаны рассмотреть эту параллель. В четвертом по счету, но первом по времени составления Евангелии от Иоанна сказано:

«Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды Его и разделили на четыре части, каждому воину по части, и хитон; хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху. Итак сказали друг другу: не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет, - да сбудется речённое в Писании: разделили ризы Мои между собою и об одежде Моей бросали жребий. Так поступили воины». /Ин, 19,23-24/

Четыре верхние ризы - это четыре текста Евангелий, содержащие внешний смысл притч и скандальные формы иных иносказаний. Эти четыре текста в чем-то сходятся, а в чем-то противоречат друг другу, расходятся, поэтому их можно разделить. Собственно, таких текстов с записью слов Учителя было больше, и среди апокрифов есть вполне по виду и смыслу достоверные - например, Евангелие от Фомы. Но в канонический свод текстов Нового Завета усилиями церкви Иоанна включены именно четыре Евангелия, по слову Иоанна - евангелиста. Между тем символическое число четыре означает «свет» и в смысле «мир», «общество», и в смысле «четырех сторон». То есть речь идет именно о распространении Слова в географическом смысле, для чего и нужны книги Нового Завета.

До первого настоящего Евангелия от Иоанна существовали лишь апокрифы в виде записей слов Учителя и его притч, а также отдельные толкования в виде посланий. Однако только единый по духовному смыслу подтекст всех четырех текстов делает их Благой вестью. Этот неразрывный тканый хитон достался по жребию лишь одному из четырех воинов - евангелистов, участвовавших в распятии Иисуса, разумеется, в сугубо духовном смысле. Ибо идея, зерно знания не сможет взойти мощным древом, не умерев в текстах и толкованиях.

К этому можно добавить, что Апокалипсис был самой первой по времени книгой Нового Завета, объединенной единым духовным смыслом. А уже потом из него выросло Евангелие от Иоанна и остальные книги. Поэтому говоря о четырех воинах, разделивших ризы, приходится вспомнить о четырех всадниках Апокалипсиса, в которых угадываются четыре цивилизации, выросшие из иудео-христианских корней. Каждый из евангелистов связан с одним из апостолов, ставшим главой церкви, лежащей в основе цивилизации. Но эта многообещающая линия толкования уводит нас в сторону от нашего предмета - одежды Воланда на Балу.

Получается, что внимание московской культурной публики привлекла именно нижняя рубашка - иносказания в Евангелии. К этим иносказаниям прилагается также и истолкование - «в стоптанных ночных туфлях». То есть истолкование явно не новое, а давно известное, но не официальное, не для света. В миру, для публики более приняты лакированные туфли, и в тексте есть это противопоставление обуви Воланда и барона Майгеля.

Наконец, к сугубо домашней одежде и обуви Воланда прилагается обнаженная шпага вместо трости. Напомню, что в первой главе Воланд появляется, опираясь на трость с набалдашником в виде головы пуделя. С учетом эпиграфа из «Фауста» речь может идти об опоре прежней светской гуманитарной науки на естественнонаучные методы. Так что смена инструмента говорит об опоре на новые, более точные и подходящие методы. Как тут не вспомнить о «железном жезле», прилагающемся к совершенным одеждам в книге Откровения?

Но настоящий вопрос не в толковании отдельных символов, а в том, почему собственно именно сейчас внимание культурной публики вдруг должно быть привлечено к евангельским текстам и их истоптанным толкованиям? Может быть потому, что острая фаза Великого кризиса подступила как никогда близко, и особенно для Москвы?

Продолжение следует

Булгаков, притча, ММ, символика

Previous post Next post
Up
[]