Кто о Фоме, а я о догматах
…можно заметить, что восточно-христианская концепция Бога антиномична: «энергии в силу своего исхождения указывают на неизреченное различие - они не Бог в Его сущности, и в то же время, как неотделимые от Его сущности, свидетельствуют о единстве и простоте Божественного бытия». Это учение можно определить как панентеизм: Бог (Божественные энергии) имманентно присутствует во всем мире, и в то же время превосходит его, т. к. Его сущность остается непостижимой, трансцендентной, к которой неприложимо никакое имя, даже имя «Бог» или «сущее». Бог как таковой есть «сверхсущее», в то время как Его энергии могут быть названы различными именами, описывающими Его атрибуты.
Аквинат писал: «все, что не входит в божественную сущность, принадлежит творению»; действия Бога и есть Его сущность.
Его сущность есть Его же существование»
Следовательно, «Бог может определяться только с помощью понятия Его сущности; все, что не является сущностью, не причастно Богу», или, согласно современной интерпретации учения о божественной простоте, Бог тождественен каждому из Его внутренних свойств
Вплоть до 20 века учение Паламы рассматривалось в католической церкви как еретическое.
в 14 в. восточно-христианская доктрина о различении в Боге сущности и энергии усилиями св. Григория Паламы была возведена в ранг догмата.
Впрочем, первые разногласия между греческими и латинскими христианскими мыслителями имели место уже в 5 веке, вскоре после того, как было сформулирована доктрина о различении божественной сущности и энергии. А именно, это учение каппадокийских отцов отрицал св. Августин Иппонский. «В его системе нет места для идеи реального различия между сущностью Божией и ее силами. Силы Божии - то же, что и сущность Божия» - отмечал русский исследователь И. Попов.
Согласно учению паламитов, человек может причащаться Богу только энергийно, но не сущностно. Божественную сущность нельзя постичь ни в этой жизни, ни в будущей.
(по Аквинату) … имена означают (хотя и по аналогии, а не адекватно) сущность Бога, несмотря на то, что ее познание возможно лишь после смерти. Согласно Д. Брэдшоу,
Учение Аквината о блаженном видении с особенной ясностью обнаруживает то, что его отличает от восточной традиции. Самое очевидное отличие в том, что если для Востока Бог существует за пределами познания, то для Фомы Он является высшим предметом умственного познания.
В свою очередь, мыслители Востока предостерегали, что имена Бога относятся исключительно к действиям/энергиям Божьим.
Аквинат утверждал, что «эти имена суть обозначения божественной субстанции и субстанциально сказываются о Боге, хотя [конечно] они далеки от [того, чтобы выразить] истинное представление о Нем». Так, Григорий Нисский считал:
Божество есть именование не естества, а деятельности. Но мы, следуя внушениям Писания, дознали, что естество Божие неименуемо и неизреченно. (…) Почему и доказывается сим, что каким бы то ни было именем, не означается самое Божественное естество, а напротив того сим сказуемым показывается нечто из относящегося к естеству. Ибо говорим, если так случится, что Божество нетленно, или могущественно, или чтó иное, как обычно нам говорят, но каждому имени приискиваем особое значение, какое прилично представить в уме и высказать о Божием естестве, и которым не то означается, чтó есть в сущности естество. (…) Поелику же сказанным доказывалось, что имя: Божество означает не естество, а деятельность.
(Выдержки из доклада сестры Терезы на тему «Онтология: между Востоком и Западом», прочитанного в институте религиозных наук им. Фомы Аквинского в Киеве)
Доклад я слушала затаив дыхание, хотя все излагаемое было мне известно. Но вдруг неожиданно открылась не осознаваемая раннее важность паламистского догмата, и в свете этого доклад для меня звучал как Откровение. А важность догмата с одной стороны открылась в связи с чтением работ Хорунжего, который строит из него богословие исихазма, а с другой стороны в связи с моим участием в теме
http://punk-lowliness.livejournal.com/23678.html?thread=540798#t540798
где я, отстаивая необходимость сохранения православной догматики в неприкосновенности, вынуждена была впервые изложить свое понимание догматики, которое я интуитивно приняла для себя со времени воцерковлевания в православной церкви, для внутреннего так сказать своего употребления. И вот теперь доклад сестры Терезы прозвучал для меня как возможность православного обоснования моего внутреннего понимания догматики.
В самом деле - если Бог по сущности абсолютно непостижим, то это никак не означает, что он непостижим усилиями человека, но может открыться Сам, как обычно объясняется катафатическое богословие. Это означает, что у человека нет аппарата Его постижения, и никто, даже Сам Бог не может выразить, что Он есть в человеческих понятиях, потому что выразить невыразимое - то же, что создать круглый квадрат. Но что же в таком случае описывают догматы? Если непостижимый по своей сущности, Бог постижим в Своих действиях, то есть энергиях - то тогда догматы эти энергии и описывают. Иначе говоря, догматы не говорят о том, «как устроен Бог», они говорят о том, как Бог взаимодействует с человеком. Но ведь это и есть мое понимание догматики, которое я имела при себе, для внутреннего употребления.
А из понимания догматики как описания взаимодействий вытекают важные следствия. Не секрет, что многие в наше время воспринимают догматику, если ее считать пониманием «устройства Бога», хотя бы и приближенным, символическим или по аналогии, как некий устаревший артефакт, от которого никому ни холодно ни жарко, которая вообще сегодня мало кого интересует, лишь только разделяет верующих, и вообще лучше бы Отцы не спешили с догматизацией. Троица Бог или нет, сколько там природ и воль у Христа - ну кого это сейчас интересует, в наше время? Интересно, конечно, но не более того, чем как устроены миры Эверетта, если они существуют, какое это может иметь к нам отношение?
Но ведь любой догмат не замыкается сам в себе как «описание Бога», из любого догмата следуют важнейшие для нас, для нашей жизни интуиции, которые далее определяют характер нашего с Богом взаимодействия. Понятая как описание взаимодействий догматика становится живой, крайне актуальной, абсолютно необходимой. Догматика семи Вселенских соборов настолько удивительно успешно разработана, что и сейчас, 2000 лет спустя, упразднение или изменение любого догмата ведет к обеднению понимания взаимодействия с Богом в христианстве. И в то же время, понимаемая как описание взаимодействия, догматика перестает быть преградой экуменическому диалогу, приобретает гибкость, открытость для пониманий нас и дальнейших поколений. Как писал еще Карташов
«Догматы вечны и неисчерпаемы. Этапы их раскрытия в сознании и истории Церкви - определения, «оросы» Вселенских Соборов - не есть могильные плиты, приваленные к дверям запечатанного гроба навеки закристаллизованной и окаменелой истины. Наоборот, это верстовые столбы, на которых начертаны руководящие безошибочные указания, куда и как уверенно и безопасно должна идти живая христианская мысль, индивидуальная и соборная, в ее неудержимых и беспредельных поисках ответов на теоретически-богословские и прикладные жизненно-практические вопросы.
История Церкви, как и предшествующая ей библейская история, есть развертывание ступеней все нараставшего откровения Божьего в судьбах земного человечества и, еще точнее, в судьбах некоторых его частей, то есть отдельных народов.»
(А. В. Карташов. Вселенские соборы)
Аквинат писал: «все, что не входит в божественную сущность, принадлежит творению»; действия Бога и есть Его сущность.
Его сущность есть Его же существование»
Следовательно, «Бог может определяться только с помощью понятия Его сущности; все, что не является сущностью, не причастно Богу», или, согласно современной интерпретации учения о божественной простоте, Бог тождественен каждому из Его внутренних свойств
Вплоть до 20 века учение Паламы рассматривалось в католической церкви как еретическое.
в 14 в. восточно-христианская доктрина о различении в Боге сущности и энергии усилиями св. Григория Паламы была возведена в ранг догмата.
Впрочем, первые разногласия между греческими и латинскими христианскими мыслителями имели место уже в 5 веке, вскоре после того, как было сформулирована доктрина о различении божественной сущности и энергии. А именно, это учение каппадокийских отцов отрицал св. Августин Иппонский. «В его системе нет места для идеи реального различия между сущностью Божией и ее силами. Силы Божии - то же, что и сущность Божия» - отмечал русский исследователь И. Попов.
Согласно учению паламитов, человек может причащаться Богу только энергийно, но не сущностно. Божественную сущность нельзя постичь ни в этой жизни, ни в будущей.
(по Аквинату) … имена означают (хотя и по аналогии, а не адекватно) сущность Бога, несмотря на то, что ее познание возможно лишь после смерти. Согласно Д. Брэдшоу,
Учение Аквината о блаженном видении с особенной ясностью обнаруживает то, что его отличает от восточной традиции. Самое очевидное отличие в том, что если для Востока Бог существует за пределами познания, то для Фомы Он является высшим предметом умственного познания.
В свою очередь, мыслители Востока предостерегали, что имена Бога относятся исключительно к действиям/энергиям Божьим.
Аквинат утверждал, что «эти имена суть обозначения божественной субстанции и субстанциально сказываются о Боге, хотя [конечно] они далеки от [того, чтобы выразить] истинное представление о Нем». Так, Григорий Нисский считал:
Божество есть именование не естества, а деятельности. Но мы, следуя внушениям Писания, дознали, что естество Божие неименуемо и неизреченно. (…) Почему и доказывается сим, что каким бы то ни было именем, не означается самое Божественное естество, а напротив того сим сказуемым показывается нечто из относящегося к естеству. Ибо говорим, если так случится, что Божество нетленно, или могущественно, или чтó иное, как обычно нам говорят, но каждому имени приискиваем особое значение, какое прилично представить в уме и высказать о Божием естестве, и которым не то означается, чтó есть в сущности естество. (…) Поелику же сказанным доказывалось, что имя: Божество означает не естество, а деятельность.
(Выдержки из доклада сестры Терезы на тему «Онтология: между Востоком и Западом», прочитанного в институте религиозных наук им. Фомы Аквинского в Киеве)
Доклад я слушала затаив дыхание, хотя все излагаемое было мне известно. Но вдруг неожиданно открылась не осознаваемая раннее важность паламистского догмата, и в свете этого доклад для меня звучал как Откровение. А важность догмата с одной стороны открылась в связи с чтением работ Хорунжего, который строит из него богословие исихазма, а с другой стороны в связи с моим участием в теме
http://punk-lowliness.livejournal.com/23678.html?thread=540798#t540798
где я, отстаивая необходимость сохранения православной догматики в неприкосновенности, вынуждена была впервые изложить свое понимание догматики, которое я интуитивно приняла для себя со времени воцерковлевания в православной церкви, для внутреннего так сказать своего употребления. И вот теперь доклад сестры Терезы прозвучал для меня как возможность православного обоснования моего внутреннего понимания догматики.
В самом деле - если Бог по сущности абсолютно непостижим, то это никак не означает, что он непостижим усилиями человека, но может открыться Сам, как обычно объясняется катафатическое богословие. Это означает, что у человека нет аппарата Его постижения, и никто, даже Сам Бог не может выразить, что Он есть в человеческих понятиях, потому что выразить невыразимое - то же, что создать круглый квадрат. Но что же в таком случае описывают догматы? Если непостижимый по своей сущности, Бог постижим в Своих действиях, то есть энергиях - то тогда догматы эти энергии и описывают. Иначе говоря, догматы не говорят о том, «как устроен Бог», они говорят о том, как Бог взаимодействует с человеком. Но ведь это и есть мое понимание догматики, которое я имела при себе, для внутреннего употребления.
А из понимания догматики как описания взаимодействий вытекают важные следствия. Не секрет, что многие в наше время воспринимают догматику, если ее считать пониманием «устройства Бога», хотя бы и приближенным, символическим или по аналогии, как некий устаревший артефакт, от которого никому ни холодно ни жарко, которая вообще сегодня мало кого интересует, лишь только разделяет верующих, и вообще лучше бы Отцы не спешили с догматизацией. Троица Бог или нет, сколько там природ и воль у Христа - ну кого это сейчас интересует, в наше время? Интересно, конечно, но не более того, чем как устроены миры Эверетта, если они существуют, какое это может иметь к нам отношение?
Но ведь любой догмат не замыкается сам в себе как «описание Бога», из любого догмата следуют важнейшие для нас, для нашей жизни интуиции, которые далее определяют характер нашего с Богом взаимодействия. Понятая как описание взаимодействий догматика становится живой, крайне актуальной, абсолютно необходимой. Догматика семи Вселенских соборов настолько удивительно успешно разработана, что и сейчас, 2000 лет спустя, упразднение или изменение любого догмата ведет к обеднению понимания взаимодействия с Богом в христианстве. И в то же время, понимаемая как описание взаимодействия, догматика перестает быть преградой экуменическому диалогу, приобретает гибкость, открытость для пониманий нас и дальнейших поколений. Как писал еще Карташов
«Догматы вечны и неисчерпаемы. Этапы их раскрытия в сознании и истории Церкви - определения, «оросы» Вселенских Соборов - не есть могильные плиты, приваленные к дверям запечатанного гроба навеки закристаллизованной и окаменелой истины. Наоборот, это верстовые столбы, на которых начертаны руководящие безошибочные указания, куда и как уверенно и безопасно должна идти живая христианская мысль, индивидуальная и соборная, в ее неудержимых и беспредельных поисках ответов на теоретически-богословские и прикладные жизненно-практические вопросы.
История Церкви, как и предшествующая ей библейская история, есть развертывание ступеней все нараставшего откровения Божьего в судьбах земного человечества и, еще точнее, в судьбах некоторых его частей, то есть отдельных народов.»
(А. В. Карташов. Вселенские соборы)