Культпросвет
В связи с атомными проблемами Японии в эти дни постоянно говорят и пишут о Чернобыле. Поскольку мы сильно в теме - разбирались, когда писали о Горбачеве, то позволили себе еще раз утомить вас главой из книги.
Катастройка
- Смотри, Щербицкий с внуком!
- Слава Богу, значит, ничего страшного!
Киевляне, вышедшие в 1986 году на первомайскую демонстрацию, наблюдали за начальством особенно пристально. Ловили и интерпретировали каждый знак, уж очень напряжены были нервы. Общую тревогу усугублял информационный голод - его не утоляли три слова по телевизору да крошечное извещение в газете "Правда". Напротив, вопросов становилось все больше. Но раз Щербицкий с внуком… Ну, он-то знает, что произошло, он бы ребенком рисковать не стал, отправил бы куда подальше из зараженного Киева.
На самом деле правды в тот момент не знал никто. Полной картины Чернобыльской катастрофы на шестой день не было ни у правительственной комиссии, ни даже у непосредственных участников событий. Авария, случившаяся на Чернобыльской атомной электростанции, была беспрецедентна. По всем параметрам.
Сегодня, спустя 20 лет, известно многое. Но не все. Не тайна, что рвануло 26 апреля 1986 года в 1 час 23 минуты 48 секунд ночи на четвертом энергоблоке, сданном в эксплуатацию всего-то-навсего за пару лет до аварии. Дежурная смена проводила эксперимент, завершившийся двумя взрывами и пожаром. Многотонное перекрытие реактора отбросило на 150 метров, куски ядерного топлива и обломки разбросало по крышам и вокруг. Радиоактивные осадки и пыль разнеслись по Украине, Белоруссии и добрались до Западной Европы. В понедельник, 28 апреля шведы забили тревогу.
Горбачев узнал о катастрофе ранним утром 26-го. Руководство АЭС доложило по инстанции профильному министру - Анатолию Майорцу. Министр энергетики доложил непосредственному начальнику - предсовмина Рыжкову, тот позвонил генсеку. Телефон работал, но был он пока испорченным: масштабы случившегося не удавалось осознать враз. Непосредственные участники событий как могли усиливали хаос, придерживая, а то и искажая имеющуюся информацию - опасались оргвыводов. И лишь постепенно стало ясно, что оргвыводы будет делать Господь Бог.
Первым делом на место событий отправили правительственную комиссию. 27 апреля от нее начала поступать информация, сначала противоречивая и невнятная. Но то, что открывалось, было страшным настолько, что к обеду того же дня приступили к эвакуации всех 47 тысяч, проживающих в городе Припять. Позже вывезли в полном составе поселок Чернобыль и всех обитающих в радиусе десяти километров. Еще через некоторое время радиус эвакуации увеличили до 30 километров.
28 апреля Горбачев собрал Политбюро. Все, что оно смогло констатировать, - информация скудная и очень тревожная. Сообщать народу было особенно нечего, но и молчать долее было невозможно: с ножом к горлу подступили шведские власти. Пришлось дать краткое сообщение. На следующий день совещались широким кругом: Политбюро, ЦК, ученые. Обсудили ставшее к этому времени известным и сделали выводы, первый из которых, понятно, заглушить источник радиации. Поставили под ружье химвойска и медиков, создали, как водится, оперативный круглосуточный штаб, и - что важно - решили, что делать с информированием своей и международной общественности. В решении записали так: "В работе с населением должны быть честность и взвешенность. Шире использовать информацию по местному радио".
Записать решение было намного проще, чем выполнить. Но записать тоже было нелегко: часть членов Политбюро противилась. Опасались паники, да и просто привыкли держать население на скудном информационном пайке. Объявленная Горбачевым гласность едва начинала обживать страницы газет и экраны телевизоров, барьер (и прежде всего психологический) был еще слишком высок. Михаил Сергеевич взял его только в середине мая. Эта задержка, пусть даже и вызванная объективными причинами, стоила ему многого - обвинений в трусости и лжи, потерей некоторой доли доверия. Пока - только некоторой доли.
Главного он в том телевыступлении не сказал. О том, что "авария на Чернобыльской атомной станции явилась самым наглядным и страшным свидетельством не только изношенности нашей техники, но и исчерпанности возможностей прежней системы" он напишет много позже, в "Жизни и реформах". И тут же горько посетует: "Она тяжелейшим образом отозвалась на начатых нами реформах". Да, уж, куда тяжелее: помимо лавины политических, социальных, человеческих и психологических проблем, Чернобыль породил и гигантские материальные. Есть сведения, что он стоил стране до 20 миллиардов рублей, то есть весомые проценты национального дохода. В условиях падающих цен на нефть и обмеления реки "водочных" денег это пахло полномасштабным кризисом. И нюх не обманулся.
Тяжкий урок Чернобыля следовало выучить как следует - во избежание дальнейших зол. Надо отдать должное Горбачеву: он старался, как мог. 3 июля на заседании Политбюро рассматривали политический ущерб, нанесенный стране Чернобылем. Как ни кощунственно в виду человеческих трагедий выглядит такая постановка вопроса, она, однако, была правильной. Невнимательный исследователь может решить, что долгий диспут с участием всех заинтересованных лиц от ученых атомщиков до энергетиков-эксплуатационников, имел своей целью поиск стрелочника и адресата начальственного гнева. Да, безусловно, пинки были розданы щедро. Но истинная цель генсека ускользнула от многих аналитиков. Немало переживший и продумавший за эти сложные месяцы Горбачев инициировал прения сторон, имея в виду и другое - публичную демонстрацию порочности системы и вынесение ей приговора. Сам он уже понял, но хотел, чтобы осознали другие: система, выстроенная в СССР, со всей ее ведомственной разобщенностью и секретностью, наплевательским отношением к людям и технологической дисциплине, со всей ее штурмовщиной к праздничку и страхом перед вышестоящим начальством, диктующим неверные и катастрофические решения, система, построенная на показухе, но закрытая от контроля обществом, эта система была просто беременна Чернобылем. Она и разродилась.
Письма соавтору (и всем желающим)
Тема: Катастройка
Любопытный:
Доброе время суток!
Глубинную причину случившегося в Чернобыле гениально сформулировала Елена Боннэр: "Социальная катастрофа, такая катастрофа, как на Чернобыле, может быть только там, где люди, технически подготовленные, работают с трудным техническим объектом, но начальства боятся больше, чем законов техники и физики".
Ну, не убавить и не прибавить! А прибавлять все же придется, ведь есть еще одна фраза Боннэр, впрямую обращенная к нашему персонажу. "Конечно, Чернобыль подтолкнул [распад СССР], и он очень сильно продемонстрировал и внутри страны, и за ее пределами ненадежность, нестойкость и какую-то глубочайшую испорченность этого строя. Ведь столько лжи, сколько страна услышала после чернобыльской катастрофы, представить невозможно".
Что и говорить, лжи и фигур умолчания было достаточно. Достаточно для того, чтобы народ осознал, что это ложь, и закрепил это знание в анекдотах. Многие помнят: чем будет питаться население Киева в будущем году? Лапшой, которую вешают им на уши газеты, радио и телевидение. Или этот: два первых сообщения о радиации. Первое: "Радиоактивности не обнаружено". Второе: "Уровень радиоактивности за вторую неделю значительно упал и составляет половину от уровня первой недели". Впрочем, одним из первых начал циркулировать анекдот о двух умерших, которые беседуют на небе. Ты откуда? Из Чернобыля. Отчего скончался? От радиации. А ты откуда? Из Киева? А ты отчего умер? От информации. Народ и здесь подметил точно: информация пугала до смерти. Теперь, спустя 20 лет, зарубежные исследователи утверждают, что радиофобия нанесла здоровью людей больше вреда, чем собственно радиация. Еще раз, медленнее, чтобы все поняли: на Чернобыльском форуме, который прошел в Вене в октябре 2006 года, эксперты ООН представили доклад. В результате многолетних исследований выяснилось, что из огромного числа облученных ликвидаторов аварии скончалось несколько десятков. Заболеваемость и смертность от рака выросли незначительно, во всяком случае далеко не так, как предсказывали. А эвакуированным из зоны нанесена неизлечимая душевная травма. Что я хочу этим сказать? Что правда была не нужна и даже губительна? Да нет, конечно, не это. А то, что ни тогда, и ни теперь никто не может с уверенностью сказать, как следовало поступать в этих условиях. Возразишь, что это работа такая у генсека - понимать то, что другие не понимают, и принимать тяжелые решения? Да, все так, но он все же не Бог. И от ошибок не застрахован. Вот сейчас Горбачев мужественно признает, что первомайские демонстрации следовало отменить, но вот побоялись паники в огромном городе. Паника - и вправду страшное дело. Представьте-ка себе людей, задавленных при штурме поездов! А теперь еще выясняется, что демонстрацию и отменять не следовало, поскольку катастрофических последствий не случилось.
И все же, все же… Только что объявленная гласность подверглась в эти дни тяжелому испытанию. При Брежневе об аварии на ЧАЭС просто никто бы не узнал. Никакого местного радио - одно сарафанное. При Горбачеве местное, честно говоря, тоже работало не очень, а сарафанное, наоборот, трудилось круглосуточно, но счет-то уже был иной! Как правильно подметил (в 1989 году) политобозреватель "Известий" Александр Бовин, все относительно. По сравнению с 1985 годом гласность - ошеломляющая, по сравнению с общественной потребностью - полугласность с натяжкой. И Горбачеву некого винить - планку он задал сам.
Вот только что считать правдой… Ее, эту правду ищут до сих пор, и пока что не нашли. Ответа нет на многие вопросы, вплоть до того: кто виноват? Разбираясь с документами и источниками, истины не обнаружить. Только уверишься, что виноваты эксплуатационники, затеявшие бессмысленный эксперимент на действующей (!) станции, как это утверждал, например, на заседании Политбюро авторитетнейший министр среднего машиностроения (Средмаш - это такой советский эвфемизм Атоммаша) Славский, как наталкиваешься на книгу Анатолия Дятлова, бывшего в момент аварии заместителем главного инженера ЧАЭС. В книге "Чернобыль. Как это было" утверждается, что программа испытаний была со всеми согласована, персонал регламента не нарушал, просто его не известили о конструктивных дефектах реактора, которые проявлялись в условиях малых мощностей. Дятлова после аварии судили, приговорили к 10 годам, в 1990 году он вышел на свободу, причем его освобождения добивалась общественность, включая академика Сахарова, в 1995 он умер от лучевой болезни. Вот и пойми, кто прав? За что-то же осудили? И реактор был не так уж безопасен, как о том сообщали Горбачеву. Михаил Сергеевич недоумевает до сих пор: академик Александров уверял его, что реактор РМБК безопасен как самовар, хоть на Красной площади ставь. Не исключено, что не одному Горбачеву это говорилось, оттого и утратили чувство самосохранения и забыли курчатовскую заповедь: "С ядерным реактором надо обращаться на "вы", он ошибок не прощает".
И власти в целом, и Михаилу Сергеевичу в частности, вменяют нынче даже свадьбы, сыгранные в ту субботу 26 апреля в Припяти. Скрупулезно сосчитали: их было 16. Ужасно, что люди играли свадьбы, не зная, что тут же, за леском совершилась крупнейшая техногенная катастрофа ХХ века, и вся их жизнь будет отныне идти под знаком этой беды. Но отчего виноватого ищут в Кремле, а не по соседству? В Москве счетчик Гейгера показывал в тот день обычные цифры. Что показывал он вблизи АЭС теперь известно - дозиметрический прибор, рассчитанный на 250 рентген, зашкаливал. Руководитель операции в особо опасной зоне ЧАЭС генерал-майор Николай Тараканов рассказывал в интервью, что начштаба гражданской обороны, померивший радиацию 26 апреля, доложил об этом директору станции. А тот приказал начальнику особого отдела арестовать начштаба, как провокатора. Как будто можно арестовать прибор! И тем не менее, история показательная - информацию изо всех сил зажимали и искажали. Причем на всех этапах - что-то на месте, что-то в Киеве. Начальственная паника и ведомственный страх делали свое грязное дело. Типично по-советски ведомства и начальники валили друг на друга, усиливая и без того чудовищную неразбериху, все более отягощая то, что казалось бы отяготить уже немыслимо. Чернобыль - и в этом, конечно, надо согласиться с Боннэр - надломил СССР, поскольку ярко продемонстрировал, насколько он сгнил изнутри. Эталонная закрытость атомных ведомств, как оказалось, прятала не государственные секреты, а обыкновенный, вернее необыкновенный бардак. Грянул Чернобыль - бушевал Горбачев на Политбюро - и никто не готов: ни гражданская оборона, ни медслужбы, дозиметрами не обеспечены и пожарная служба не знает, что ей делать. Обгадились (МС употребил слово грубее) все. Система оповещения - никуда не годная! Нет и автоматического отключения. Облако пошло после взрыва. Его по пути кто-то засек? Меры принял? Нет. Тогда же Горбачев привел поразительные цифры: за 11-ю пятилетку на Чернобыльской АЭС было 104 аварии. И никто не встревожился.
Неразбериха была и впрямь невообразимая. Академики, которые вроде бы должны были знать, насколько опасна радиация, летали над станцией на вертолете в обычной одежде и без средств защиты. Правительственная комиссия, завершив эвакуацию, спокойно осталась ночевать и ужинать в гостинице "Полесье" в Припяти - опять же без респираторов и в цивильных костюмах. Те, кто должен был информировать генсека, и сами недооценивали опасность, оправдывается ныне Горбачев. Примем его оправдания? Тем более, что на его стороне такой признанный авторитет, как академик Легасов - член той самой комиссии. Отвечая на вопрос журналиста о первых днях после катастрофы академик (получивший в том Чернобыле лучевую болезнь и покончивший с собой во вторую годовщину Чернобыля) сказал: "Злого умысла, попытки что-то скрыть не было". Была - растерянность. Наверное, простительная, слишком фантастичны, по Легасову, были масштаб и характер аварии.
В этих невероятных условиях власти удалось сделать многое. Предотвратили взрывы на других реакторах. Свели к минимуму загрязнение почвенных вод и вод Днепра и его притоков, эвакуировали, дали новые квартиры и работу жителям населенных пунктов из 30-километровой зоны. Собрали и дезактивировали все фонящие обломки и топливо, В общем, все шаги, предпринятые после Чернобыля, были адекватными и по большей части своевременными. Почему же об этих успехах молчали? Почему не освещали, не (говоря современным языком) пиарили? У меня ответ есть: не были готовы к той степени откровенности с народом, которую продекларировали сами. Горбачев был порождением той системы, которая обнажила свои неизлечимые болезни. Да, он был кукушонком в этом гнезде, он не приемлил часть его порядков, но устав этого монастыря он выполнял так долго, что вмиг перестроиться не смог и сам.
Но главное он - отдадим ему должное - понял. Он не остался на уровне техники или управления, он увидел в чернобыльской катастрофе системный кризис. Он научился думать, говоря его собственными словами, "на уровне Чернобыля" - то есть учитывая вызовы нового времени, которому социализм СССР-овского, то есть сталинского образца, никак не соответствовал. И стало быть, был обречен. Желание угодить начальству отбивает все прочие инстинкты вплоть до инстинкта самосохрания. Такая система выжить не может.
Ц.Я.
P.S. Кстати, о вызовах нового времени и о вранье: это не одна лишь наша проблема. О чем свидетельствует знаменитый физик и нобелевский лауреат Ричард Фейнман. Он сказал эту фразу по поводу другой катастрофы, приключившейся в том же году, - аварии "Челленджера". Но фраза чудная и стоящая того, чтобы ее процитировать: "Для успешного развития технологий реальности должен быть отдан приоритет перед пиаром, ибо Природу не обманешь".
Письма соавтору (и всем желающим)
Тема: Катастройка
Знаток:
Доброе время суток!
Горбачеву, как ни странно, удалось выйти из "чернобыльского" положения без катастрофических репутационных потерь. Возможно, кое-кто понял, что система в принципе нереформируема, и "лицо" социализма есть перепуганная физиономия начальника, постоянно ожидающего головомойки от руководства повыше и отчаянно врущего, чтобы избежать экзекуции. Но таковых было немного, и Горбачеву по-прежнему верили. И на международном уровне МС все уладил: МАГАТЭ докладом и объяснениями удовлетворилось. В полном соответствии со стишком тех времен, наш мирный атом вся Европа крыла матом, но потом успокоилась. На информационном безрыбье западные газеты попугали обывателя страшными цифрами погибших и опасностями, исходящими от взорванного реактора, но потом им выдали правильные сообщения, и паника потихоньку сошла на нет. Они и после ужасно удивлялись, как можно было проводить эксперимент на действующей станции, а не на макете, но им, наверное, объяснили про чисто русский "avos"…
Авось и правда изумляет до ступора. Журналист Павел Гутионтов лично слушал выступление академика Александрова на встрече комсоргов атомных электростанций. Слегка даже похахатывая, директор Курчатовского института поведал заинтересованным лицам, что кое-где у нас порой на атомных станциях и трубопроводы не заваривают. Выскочивший следом за академиком на трибуну скромный неназванный особист, велел немедленно забыть сказанное большим ученым оригиналом. Но стенографистки уже зафиксировали выступление, и Гутионтов стенограммой немедленно завладел. Ну, и чего было ждать в стране незаваренных на АЭС трубопроводов? Ну примерно того же, что в стране построенных в горах без цемента домов. Или в стране слепого ПВО, где хулиганистый немецкий пацан нагло садится в паре шагов от Кремля, наглядно демонстрируя всему миру степень боеготовности "империи зла".
Ц.Я.
Письма соавтору (и всем желающим)
Тема: Катастройка
Любопытный:
Доброе время суток!
Еще об этих пресловутых свадьбах в виду горящего реактора и гуляющих на солнышке детях. И это город атомных энергетиков? Ладно, Киев, там могли не знать азов радиационой безопасности, но тут! Люди, работающие на АЭС не знали, что нужно закрыть форточки и нос не высовывать на улицу, а квартиру хорошо вымыть? Ну, это, брат, ни в какие ворота!
Что же до киевских проблем с демонстрацией-эвакуацией, приведу авторитетнейшее мнение. Крупнейший в нашей стране специалист по лечению лучевой болезни, доктор медицинских наук Антонина Гуськова считает, что директору института биофизики Леониду Ильину надо поставить памятник за то, что он взял на себя ответственность и не позволил эвакуировать Киев. Он спас тысячи жизней, уверяет профессор Гуськова, ведь при эвакуации многомиллионного города гибели людей было бы не избежать.
Ц.Я.
Катастройка
- Смотри, Щербицкий с внуком!
- Слава Богу, значит, ничего страшного!
Киевляне, вышедшие в 1986 году на первомайскую демонстрацию, наблюдали за начальством особенно пристально. Ловили и интерпретировали каждый знак, уж очень напряжены были нервы. Общую тревогу усугублял информационный голод - его не утоляли три слова по телевизору да крошечное извещение в газете "Правда". Напротив, вопросов становилось все больше. Но раз Щербицкий с внуком… Ну, он-то знает, что произошло, он бы ребенком рисковать не стал, отправил бы куда подальше из зараженного Киева.
На самом деле правды в тот момент не знал никто. Полной картины Чернобыльской катастрофы на шестой день не было ни у правительственной комиссии, ни даже у непосредственных участников событий. Авария, случившаяся на Чернобыльской атомной электростанции, была беспрецедентна. По всем параметрам.
Сегодня, спустя 20 лет, известно многое. Но не все. Не тайна, что рвануло 26 апреля 1986 года в 1 час 23 минуты 48 секунд ночи на четвертом энергоблоке, сданном в эксплуатацию всего-то-навсего за пару лет до аварии. Дежурная смена проводила эксперимент, завершившийся двумя взрывами и пожаром. Многотонное перекрытие реактора отбросило на 150 метров, куски ядерного топлива и обломки разбросало по крышам и вокруг. Радиоактивные осадки и пыль разнеслись по Украине, Белоруссии и добрались до Западной Европы. В понедельник, 28 апреля шведы забили тревогу.
Горбачев узнал о катастрофе ранним утром 26-го. Руководство АЭС доложило по инстанции профильному министру - Анатолию Майорцу. Министр энергетики доложил непосредственному начальнику - предсовмина Рыжкову, тот позвонил генсеку. Телефон работал, но был он пока испорченным: масштабы случившегося не удавалось осознать враз. Непосредственные участники событий как могли усиливали хаос, придерживая, а то и искажая имеющуюся информацию - опасались оргвыводов. И лишь постепенно стало ясно, что оргвыводы будет делать Господь Бог.
Первым делом на место событий отправили правительственную комиссию. 27 апреля от нее начала поступать информация, сначала противоречивая и невнятная. Но то, что открывалось, было страшным настолько, что к обеду того же дня приступили к эвакуации всех 47 тысяч, проживающих в городе Припять. Позже вывезли в полном составе поселок Чернобыль и всех обитающих в радиусе десяти километров. Еще через некоторое время радиус эвакуации увеличили до 30 километров.
28 апреля Горбачев собрал Политбюро. Все, что оно смогло констатировать, - информация скудная и очень тревожная. Сообщать народу было особенно нечего, но и молчать долее было невозможно: с ножом к горлу подступили шведские власти. Пришлось дать краткое сообщение. На следующий день совещались широким кругом: Политбюро, ЦК, ученые. Обсудили ставшее к этому времени известным и сделали выводы, первый из которых, понятно, заглушить источник радиации. Поставили под ружье химвойска и медиков, создали, как водится, оперативный круглосуточный штаб, и - что важно - решили, что делать с информированием своей и международной общественности. В решении записали так: "В работе с населением должны быть честность и взвешенность. Шире использовать информацию по местному радио".
Записать решение было намного проще, чем выполнить. Но записать тоже было нелегко: часть членов Политбюро противилась. Опасались паники, да и просто привыкли держать население на скудном информационном пайке. Объявленная Горбачевым гласность едва начинала обживать страницы газет и экраны телевизоров, барьер (и прежде всего психологический) был еще слишком высок. Михаил Сергеевич взял его только в середине мая. Эта задержка, пусть даже и вызванная объективными причинами, стоила ему многого - обвинений в трусости и лжи, потерей некоторой доли доверия. Пока - только некоторой доли.
Главного он в том телевыступлении не сказал. О том, что "авария на Чернобыльской атомной станции явилась самым наглядным и страшным свидетельством не только изношенности нашей техники, но и исчерпанности возможностей прежней системы" он напишет много позже, в "Жизни и реформах". И тут же горько посетует: "Она тяжелейшим образом отозвалась на начатых нами реформах". Да, уж, куда тяжелее: помимо лавины политических, социальных, человеческих и психологических проблем, Чернобыль породил и гигантские материальные. Есть сведения, что он стоил стране до 20 миллиардов рублей, то есть весомые проценты национального дохода. В условиях падающих цен на нефть и обмеления реки "водочных" денег это пахло полномасштабным кризисом. И нюх не обманулся.
Тяжкий урок Чернобыля следовало выучить как следует - во избежание дальнейших зол. Надо отдать должное Горбачеву: он старался, как мог. 3 июля на заседании Политбюро рассматривали политический ущерб, нанесенный стране Чернобылем. Как ни кощунственно в виду человеческих трагедий выглядит такая постановка вопроса, она, однако, была правильной. Невнимательный исследователь может решить, что долгий диспут с участием всех заинтересованных лиц от ученых атомщиков до энергетиков-эксплуатационников, имел своей целью поиск стрелочника и адресата начальственного гнева. Да, безусловно, пинки были розданы щедро. Но истинная цель генсека ускользнула от многих аналитиков. Немало переживший и продумавший за эти сложные месяцы Горбачев инициировал прения сторон, имея в виду и другое - публичную демонстрацию порочности системы и вынесение ей приговора. Сам он уже понял, но хотел, чтобы осознали другие: система, выстроенная в СССР, со всей ее ведомственной разобщенностью и секретностью, наплевательским отношением к людям и технологической дисциплине, со всей ее штурмовщиной к праздничку и страхом перед вышестоящим начальством, диктующим неверные и катастрофические решения, система, построенная на показухе, но закрытая от контроля обществом, эта система была просто беременна Чернобылем. Она и разродилась.
Письма соавтору (и всем желающим)
Тема: Катастройка
Любопытный:
Доброе время суток!
Глубинную причину случившегося в Чернобыле гениально сформулировала Елена Боннэр: "Социальная катастрофа, такая катастрофа, как на Чернобыле, может быть только там, где люди, технически подготовленные, работают с трудным техническим объектом, но начальства боятся больше, чем законов техники и физики".
Ну, не убавить и не прибавить! А прибавлять все же придется, ведь есть еще одна фраза Боннэр, впрямую обращенная к нашему персонажу. "Конечно, Чернобыль подтолкнул [распад СССР], и он очень сильно продемонстрировал и внутри страны, и за ее пределами ненадежность, нестойкость и какую-то глубочайшую испорченность этого строя. Ведь столько лжи, сколько страна услышала после чернобыльской катастрофы, представить невозможно".
Что и говорить, лжи и фигур умолчания было достаточно. Достаточно для того, чтобы народ осознал, что это ложь, и закрепил это знание в анекдотах. Многие помнят: чем будет питаться население Киева в будущем году? Лапшой, которую вешают им на уши газеты, радио и телевидение. Или этот: два первых сообщения о радиации. Первое: "Радиоактивности не обнаружено". Второе: "Уровень радиоактивности за вторую неделю значительно упал и составляет половину от уровня первой недели". Впрочем, одним из первых начал циркулировать анекдот о двух умерших, которые беседуют на небе. Ты откуда? Из Чернобыля. Отчего скончался? От радиации. А ты откуда? Из Киева? А ты отчего умер? От информации. Народ и здесь подметил точно: информация пугала до смерти. Теперь, спустя 20 лет, зарубежные исследователи утверждают, что радиофобия нанесла здоровью людей больше вреда, чем собственно радиация. Еще раз, медленнее, чтобы все поняли: на Чернобыльском форуме, который прошел в Вене в октябре 2006 года, эксперты ООН представили доклад. В результате многолетних исследований выяснилось, что из огромного числа облученных ликвидаторов аварии скончалось несколько десятков. Заболеваемость и смертность от рака выросли незначительно, во всяком случае далеко не так, как предсказывали. А эвакуированным из зоны нанесена неизлечимая душевная травма. Что я хочу этим сказать? Что правда была не нужна и даже губительна? Да нет, конечно, не это. А то, что ни тогда, и ни теперь никто не может с уверенностью сказать, как следовало поступать в этих условиях. Возразишь, что это работа такая у генсека - понимать то, что другие не понимают, и принимать тяжелые решения? Да, все так, но он все же не Бог. И от ошибок не застрахован. Вот сейчас Горбачев мужественно признает, что первомайские демонстрации следовало отменить, но вот побоялись паники в огромном городе. Паника - и вправду страшное дело. Представьте-ка себе людей, задавленных при штурме поездов! А теперь еще выясняется, что демонстрацию и отменять не следовало, поскольку катастрофических последствий не случилось.
И все же, все же… Только что объявленная гласность подверглась в эти дни тяжелому испытанию. При Брежневе об аварии на ЧАЭС просто никто бы не узнал. Никакого местного радио - одно сарафанное. При Горбачеве местное, честно говоря, тоже работало не очень, а сарафанное, наоборот, трудилось круглосуточно, но счет-то уже был иной! Как правильно подметил (в 1989 году) политобозреватель "Известий" Александр Бовин, все относительно. По сравнению с 1985 годом гласность - ошеломляющая, по сравнению с общественной потребностью - полугласность с натяжкой. И Горбачеву некого винить - планку он задал сам.
Вот только что считать правдой… Ее, эту правду ищут до сих пор, и пока что не нашли. Ответа нет на многие вопросы, вплоть до того: кто виноват? Разбираясь с документами и источниками, истины не обнаружить. Только уверишься, что виноваты эксплуатационники, затеявшие бессмысленный эксперимент на действующей (!) станции, как это утверждал, например, на заседании Политбюро авторитетнейший министр среднего машиностроения (Средмаш - это такой советский эвфемизм Атоммаша) Славский, как наталкиваешься на книгу Анатолия Дятлова, бывшего в момент аварии заместителем главного инженера ЧАЭС. В книге "Чернобыль. Как это было" утверждается, что программа испытаний была со всеми согласована, персонал регламента не нарушал, просто его не известили о конструктивных дефектах реактора, которые проявлялись в условиях малых мощностей. Дятлова после аварии судили, приговорили к 10 годам, в 1990 году он вышел на свободу, причем его освобождения добивалась общественность, включая академика Сахарова, в 1995 он умер от лучевой болезни. Вот и пойми, кто прав? За что-то же осудили? И реактор был не так уж безопасен, как о том сообщали Горбачеву. Михаил Сергеевич недоумевает до сих пор: академик Александров уверял его, что реактор РМБК безопасен как самовар, хоть на Красной площади ставь. Не исключено, что не одному Горбачеву это говорилось, оттого и утратили чувство самосохранения и забыли курчатовскую заповедь: "С ядерным реактором надо обращаться на "вы", он ошибок не прощает".
И власти в целом, и Михаилу Сергеевичу в частности, вменяют нынче даже свадьбы, сыгранные в ту субботу 26 апреля в Припяти. Скрупулезно сосчитали: их было 16. Ужасно, что люди играли свадьбы, не зная, что тут же, за леском совершилась крупнейшая техногенная катастрофа ХХ века, и вся их жизнь будет отныне идти под знаком этой беды. Но отчего виноватого ищут в Кремле, а не по соседству? В Москве счетчик Гейгера показывал в тот день обычные цифры. Что показывал он вблизи АЭС теперь известно - дозиметрический прибор, рассчитанный на 250 рентген, зашкаливал. Руководитель операции в особо опасной зоне ЧАЭС генерал-майор Николай Тараканов рассказывал в интервью, что начштаба гражданской обороны, померивший радиацию 26 апреля, доложил об этом директору станции. А тот приказал начальнику особого отдела арестовать начштаба, как провокатора. Как будто можно арестовать прибор! И тем не менее, история показательная - информацию изо всех сил зажимали и искажали. Причем на всех этапах - что-то на месте, что-то в Киеве. Начальственная паника и ведомственный страх делали свое грязное дело. Типично по-советски ведомства и начальники валили друг на друга, усиливая и без того чудовищную неразбериху, все более отягощая то, что казалось бы отяготить уже немыслимо. Чернобыль - и в этом, конечно, надо согласиться с Боннэр - надломил СССР, поскольку ярко продемонстрировал, насколько он сгнил изнутри. Эталонная закрытость атомных ведомств, как оказалось, прятала не государственные секреты, а обыкновенный, вернее необыкновенный бардак. Грянул Чернобыль - бушевал Горбачев на Политбюро - и никто не готов: ни гражданская оборона, ни медслужбы, дозиметрами не обеспечены и пожарная служба не знает, что ей делать. Обгадились (МС употребил слово грубее) все. Система оповещения - никуда не годная! Нет и автоматического отключения. Облако пошло после взрыва. Его по пути кто-то засек? Меры принял? Нет. Тогда же Горбачев привел поразительные цифры: за 11-ю пятилетку на Чернобыльской АЭС было 104 аварии. И никто не встревожился.
Неразбериха была и впрямь невообразимая. Академики, которые вроде бы должны были знать, насколько опасна радиация, летали над станцией на вертолете в обычной одежде и без средств защиты. Правительственная комиссия, завершив эвакуацию, спокойно осталась ночевать и ужинать в гостинице "Полесье" в Припяти - опять же без респираторов и в цивильных костюмах. Те, кто должен был информировать генсека, и сами недооценивали опасность, оправдывается ныне Горбачев. Примем его оправдания? Тем более, что на его стороне такой признанный авторитет, как академик Легасов - член той самой комиссии. Отвечая на вопрос журналиста о первых днях после катастрофы академик (получивший в том Чернобыле лучевую болезнь и покончивший с собой во вторую годовщину Чернобыля) сказал: "Злого умысла, попытки что-то скрыть не было". Была - растерянность. Наверное, простительная, слишком фантастичны, по Легасову, были масштаб и характер аварии.
В этих невероятных условиях власти удалось сделать многое. Предотвратили взрывы на других реакторах. Свели к минимуму загрязнение почвенных вод и вод Днепра и его притоков, эвакуировали, дали новые квартиры и работу жителям населенных пунктов из 30-километровой зоны. Собрали и дезактивировали все фонящие обломки и топливо, В общем, все шаги, предпринятые после Чернобыля, были адекватными и по большей части своевременными. Почему же об этих успехах молчали? Почему не освещали, не (говоря современным языком) пиарили? У меня ответ есть: не были готовы к той степени откровенности с народом, которую продекларировали сами. Горбачев был порождением той системы, которая обнажила свои неизлечимые болезни. Да, он был кукушонком в этом гнезде, он не приемлил часть его порядков, но устав этого монастыря он выполнял так долго, что вмиг перестроиться не смог и сам.
Но главное он - отдадим ему должное - понял. Он не остался на уровне техники или управления, он увидел в чернобыльской катастрофе системный кризис. Он научился думать, говоря его собственными словами, "на уровне Чернобыля" - то есть учитывая вызовы нового времени, которому социализм СССР-овского, то есть сталинского образца, никак не соответствовал. И стало быть, был обречен. Желание угодить начальству отбивает все прочие инстинкты вплоть до инстинкта самосохрания. Такая система выжить не может.
Ц.Я.
P.S. Кстати, о вызовах нового времени и о вранье: это не одна лишь наша проблема. О чем свидетельствует знаменитый физик и нобелевский лауреат Ричард Фейнман. Он сказал эту фразу по поводу другой катастрофы, приключившейся в том же году, - аварии "Челленджера". Но фраза чудная и стоящая того, чтобы ее процитировать: "Для успешного развития технологий реальности должен быть отдан приоритет перед пиаром, ибо Природу не обманешь".
Письма соавтору (и всем желающим)
Тема: Катастройка
Знаток:
Доброе время суток!
Горбачеву, как ни странно, удалось выйти из "чернобыльского" положения без катастрофических репутационных потерь. Возможно, кое-кто понял, что система в принципе нереформируема, и "лицо" социализма есть перепуганная физиономия начальника, постоянно ожидающего головомойки от руководства повыше и отчаянно врущего, чтобы избежать экзекуции. Но таковых было немного, и Горбачеву по-прежнему верили. И на международном уровне МС все уладил: МАГАТЭ докладом и объяснениями удовлетворилось. В полном соответствии со стишком тех времен, наш мирный атом вся Европа крыла матом, но потом успокоилась. На информационном безрыбье западные газеты попугали обывателя страшными цифрами погибших и опасностями, исходящими от взорванного реактора, но потом им выдали правильные сообщения, и паника потихоньку сошла на нет. Они и после ужасно удивлялись, как можно было проводить эксперимент на действующей станции, а не на макете, но им, наверное, объяснили про чисто русский "avos"…
Авось и правда изумляет до ступора. Журналист Павел Гутионтов лично слушал выступление академика Александрова на встрече комсоргов атомных электростанций. Слегка даже похахатывая, директор Курчатовского института поведал заинтересованным лицам, что кое-где у нас порой на атомных станциях и трубопроводы не заваривают. Выскочивший следом за академиком на трибуну скромный неназванный особист, велел немедленно забыть сказанное большим ученым оригиналом. Но стенографистки уже зафиксировали выступление, и Гутионтов стенограммой немедленно завладел. Ну, и чего было ждать в стране незаваренных на АЭС трубопроводов? Ну примерно того же, что в стране построенных в горах без цемента домов. Или в стране слепого ПВО, где хулиганистый немецкий пацан нагло садится в паре шагов от Кремля, наглядно демонстрируя всему миру степень боеготовности "империи зла".
Ц.Я.
Письма соавтору (и всем желающим)
Тема: Катастройка
Любопытный:
Доброе время суток!
Еще об этих пресловутых свадьбах в виду горящего реактора и гуляющих на солнышке детях. И это город атомных энергетиков? Ладно, Киев, там могли не знать азов радиационой безопасности, но тут! Люди, работающие на АЭС не знали, что нужно закрыть форточки и нос не высовывать на улицу, а квартиру хорошо вымыть? Ну, это, брат, ни в какие ворота!
Что же до киевских проблем с демонстрацией-эвакуацией, приведу авторитетнейшее мнение. Крупнейший в нашей стране специалист по лечению лучевой болезни, доктор медицинских наук Антонина Гуськова считает, что директору института биофизики Леониду Ильину надо поставить памятник за то, что он взял на себя ответственность и не позволил эвакуировать Киев. Он спас тысячи жизней, уверяет профессор Гуськова, ведь при эвакуации многомиллионного города гибели людей было бы не избежать.
Ц.Я.