ВИЗИТ ДЕПУТАТА К ВОЛАНДУ
Да простят нас поклонники Михаила Булгакова за столь вольное обращение с его великим романом. Но где гарантии того, что живи автор в наше время, он не решил бы именно так изобразить нынешнюю ситуацию. Мы не знаем и доискиваться, конечно, не станем, тем более, что настает пора переходить к нашему правдивому повествованию. За мной, читатель!
Маленький человечек назывался Андрей Фокич, а был он депутатом Государственной думы и одним из авторов закона «Об оскорблении чувств верующих и осквернении святынь», по которому полагалось за все это дело до трех лет лагерей. Пока шло обсуждение законопроекта, всяческие нехорошие блогеры и другие враги, как внешние, так и внутренние, нещадно критиковали и обсмеивали эту идею. А сами депутаты и их верные оруженосцы-хоругвеносцы требовали запретить все, что, по их мнению, оскорбляет церковь, включая оперу «Иисус Христос - суперзвезда» и даже, страшно сказать, роман Булгакова «Мастер и Маргарита». И вот Андрею Фокичу поручено было сходить к приезжему магу и профессору, известному читателям под именем Воланд, дабы получить от него экспертное заключение и тем самым окончательно прекратить кривотолки вокруг нового законопроекта. Только специалист по черной магии смог бы, по мнению депутатов, подтвердить необходимость нового закона и снять с них клеймо инквизиторов и мракобесов.
Итак, депутат добрался до пятого этажа и позвонил в квартиру № 50. Ему открыли немедленно, но Андрей Фокич вздрогнул, попятился и вошел не сразу. Это было понятно. Открыла дверь девица, на которой ничего не было, кроме кокетливого кружевного фартучка и белой наколки на голове. Сложением девица отличалась безукоризненным, и единственным дефектом в ее внешности можно было считать багровый шрам на шее.
- Ну что ж, входите, раз звонили! - сказала девица, уставив на депутата зеленые распутные глаза.
Андрей Фокич не знал, куда девать глаза, переминался с ноги на ногу и думал: «Ай да горничная у иностранца! Не то, что наши депутаточки-спортсменочки скромненькие. Тьфу ты, пакость какая!» И чтобы спастись от пакости, стал коситься по сторонам.
Войдя туда, куда его пригласили, Андрей Фокич даже про дело свое позабыл, до того его поразило убранство комнаты. Сквозь цветные стекла больших окон лился необыкновенный, похожий на церковный, свет. В старинном громадном камине, несмотря на жаркий весенний день, пылали дрова. А жарко между тем нисколько не было в комнате, и даже наоборот, входящего охватывала какая-то погребная сырость. Был стол, при взгляде на который богобоязненный депутат Госдумы вздрогнул: стол был покрыт церковной парчой. На парчовой скатерти стояло множество бутылок - пузатых, заплесневевших и пыльных. Пахло не только жареным, но еще какими-то крепчайшими духами и ладаном.
Ошеломленный народный избранник неожиданно услышал тяжелый бас:
- Ну-с, чем я вам могу быть полезен?
Тут Андрей Фокич и обнаружил в тени того, кто был ему нужен. Воланд, а это был именно он, раскинулся на каком-то необъятном диване, низком, с разбросанными на нем подушками.
- Я, - горько заговорил депутат, - являюсь народным избранником фракции большинства в Госдуме…
Воланд вытянул вперед руку, на пальцах которой сверкали камни, как бы заграждая уста Андрею Фокичу, и заговорил с большим жаром:
- Нет, нет, нет! Ни слова больше! Ни в каком случае и никогда! Слышать больше не хочу о том, что происходит в вашей Госдуме ! Я, почтеннейший, проходил вчера мимо вашего зала заседаний и до сих пор не могу забыть ни драконовских законопроектов, ни дележки постов и комитетов, ни единогласного голосования чужими карточками. Драгоценный мой! Демократия не бывает единогласной и по указанию сверху, это вас кто-то обманул. Ей полагается быть честной и существовать только во благо избирателей. Да, а внутренние склоки и лизоблюдство перед властью? Ведь это же помои! Я своими глазами видел, как в кулуарах какие-то депутаты в крик переругались между собой из-за семейственности и тайных доходов друг друга. А законы между тем эти же люди продолжали принимать. Причем, единогласно. Нет, милейший, так невозможно!
- Я извиняюсь, - заговорил ошеломленный этим внезапным нападением Андрей Фокич, - я не по этому делу, и наша фракция в Госдуме здесь ни причем.
- То есть как это ни причем, если она испорчена по сути своей!
- Депутатов набрали второй умственной свежести, но зато очень преданных - сообщил Андрей Фокич.
- Голубчик, это вздор!
- Чего вздор?
- Вторая свежесть - вот что вздор! Свежесть бывает только одна - первая, она же и последняя. А если депутат второй умственной свежести, то это означает, что он идиот!
- Я извиняюсь, - начал было опять Андрей Фокич, не зная, как отделаться от придирающегося к нему хозяина.
- Извинить не могу, - твердо сказал тот.
- Я не по этому делу пришел, - совсем расстраиваясь, проговорил депутат.
- Не по этому? - удивился иностранный маг. - А какое же еще дело могло привести вас ко мне? Если память не изменяет мне, из лиц, близких вам по профессии, я знался только с одной маркитанткой, но и то давно, когда вас еще не было на свете. Итак, я слушаю ваше дело.
- Извольте. Мы, депутаты… Ну, соответственно, лучшие люди страны… подготовили законопроект о том, что за оскорбление чувств верующих и их святых мест надобно богохульников отправлять в места не столь отдаленные на сроки до трех лет.
- Дорогой мой, - воскликнул в изумлении маг, - помилосердствуйте! А как же вы определять-то будете, что оскорбление или святотатство состоялось? Критерии оценки? Да и религии-то разные.
- У нас для этого имеются правила Трульского и Лаодокийского соборов. Евангелие, в конце концов!
- Помилуйте, - снисходительно усмехнувшись, отозвался Воланд, - уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнем ссылаться на евангелия как на исторический источник… - он еще раз усмехнулся.
- Это, может быть, и так, и не так, - заметил депутат, - Мы по этому поводу законопроекта еще не принимали и разъяснений сверху пока не получали. Но, по моему личному мнению, боюсь, что никто не может подтвердить и обратного. Кто же знает, как все происходило на самом деле?
- О нет! Это можно подтвердить! - чрезвычайно уверенно ответил Воланд и неожиданно таинственно поманил Андрея Фокича к себе поближе.
- Дело в том… - тут Воланд оглянулся и заговорил шепотом, - что я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Га-Ноцри разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас - никому ни слова и полный секрет!.. Тсс!
- Но вы-то не можете доказать, что действительно были там, тем более еще и иностранец, так что для российского суда свидетелем не являетесь. Так что мы будем сажать святотатцев и кощунов только по евангелию и решениям средневековых соборов. Однако, все же хотелось узнать ваше суждение, профессор. Дабы мы смогли вашим громким именем успокоить мировую общественность и подтвердить, что у нас отнюдь не инквизиция, как это пытаются выставить многие. Ваше мнение, как независимого специалиста, спасет престиж страны и позволит заткнуть рты, так называемой, оппозиции.
- А как же быть с милосердием?, - спросил Воланд, не спуская с депутата огненного глаза. - Иногда совершенно неожиданно и коварно оно проникает в самые узенькие щелки. Как этой субстанцией обстоят дела в вашей Думе? Ведь те, кого вы собираетесь массово отправлять на Соловки, и есть ваши избиратели, доверившие вам власть.
- При чем тут милосердие, профессор? - промямлил огорченный нетактичными вопросами Воланда Андрей Фокич, - Мы говорим о деле, а не о каком то там милосердии. Нужно ваше официальное мнение, которое я, с вашего позволения, зафиксирую и впоследствии опубликую.
- Увольте, дорогой мой, - низким тягучим голосом ответил Воланд, - я не могу быть экспертом, так как в этом случае, вам, любезнейший, придется просить мнение и у противоположной стороны, а она, эта сторона, находится очень высоко и с вами беседовать, разумеется, не будет. Во всяком случае, в настоящее время. Кстати, а что случится, если вы вернетесь в эту вашу думу без моего экспертного мнения?
- Меня лишат мандата и выкинут из парламента, - грустно промолвил Андрей Фокич - Да, да, выкинут на улицу. В нищету.
- Это низко! - возмутился Воланд, - вы человек бедный… ведь вы - человек бедный?
Депутат втянул голову в плечи, так что стало видно, что он человек бедный.
- У вас сколько имеется сбережений?
Вопрос был задан участливым тоном, но все-таки такой вопрос нельзя не признать неделикатным. Андрей Фокич замялся.
- Сорок пять миллионов долларов в пяти европейских банках, - отозвался из соседней комнаты треснувший голос, - и дома под полом документы на владение особняком в Лондоне и поместьем на Юге Франции.
Депутат как будто прикипел к своему табурету.
- Ну, конечно, это не сумма, - снисходительно сказал Воланд своему гостю, - хотя, впрочем, и она, собственно, вам не нужна. Вы когда умрете?
Тут уж Андрей Фокич возмутился.
- Это никому не известно и никого не касается, тем более учитывая мою неприкосновенность - ответил он.
- Ну да, неизвестно, - послышался все тот же дрянной голос из кабинета, - подумаешь, бином Ньютона! Умрет он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени в очень дорогой клинике в Берлине, в четвертой палате. И никакая неприкосновенность ему не поможет.
Депутат стал желт лицом.
- Девять месяцев, - задумчиво считал Воланд, - сорок пять миллионов… Это выходит круглым счетом пять миллионов долларов в месяц? Маловато, но при скромной жизни хватит. Да еще и недвижимость. Так, что за мандат свой не переживайте, как-нибудь проживете.
Депутат сидел неподвижно и очень постарел. Темные кольца окружили его глаза, щеки обвисли и нижняя челюсть отвалилась.
- Впрочем, мы размечтались, - воскликнул хозяин, - к делу... Ладно, покажите ваш законопроект.
Депутат, волнуясь, вытащил из портфеля пакет с заранее распечатанным на принтере законопректом , развернул его и остолбенел. В пакете лежали плотно упакованные в пачки стодолларовые бумажки.
- Дорогой мой, вы действительно нездоровы, - сказал Воланд, пожимая плечами.
Андрей Фокич, дико улыбаясь, поднялся с табурета.
- А, это… - заикаясь, проговорил он, - я, наверное, пакеты перепутал…
- Гм… - задумался великий маг, - ну, тогда приходите к нам опять. Милости просим! Рад нашему знакомству.
Тут же выскочил из кабинета Коровьев, вцепился в руку депутату, стал ее трясти и упрашивать Андрея Фокича всем, всем передать поклоны. И в особенности председателю Госдумы и всем ее вице-спикерам. Плохо что-либо соображая, депутат тронулся в переднюю.
- Гелла, проводи! - кричал Коровьев.
Опять-таки эта рыжая нагая в передней! Народный избранник протиснулся в дверь, пискнул «до свиданья» и пошел, как пьяный. Пройдя немного вниз, он остановился, сел на ступеньки, вынул пакет, проверил - доллары были на месте. А законопроекта как не было, так и нет.
Лишь только депутат покинул квартиру, из спальни донесся низкий голос:
- Мне этот Андрей Фокич не понравился. Он выжига и плут. Нельзя ли сделать так, чтобы он больше не приходил?
- Мессир, вам стоит это приказать!.. - отозвался откуда-то Коровьев, но не дребезжащим, а очень чистым и звучным голосом.
Но тут в спальне профессора и мага произошло очередное событие, изменившее судьбу, как несчастного Андрея Фокича, так и всех его соратников и даже нас, обычных людей, не имеющих депутатской неприкосновенности. Из стены вышел оборванный, выпачканный в глине мрачный человек в хитоне, в самодельных сандалиях, чернобородый.
- Ба! - воскликнул Воланд, с насмешкой глядя на вошедшего, - менее всего можно было ожидать тебя здесь! Ты с чем пожаловал, незваный, но предвиденный гость?
- Я к тебе, дух зла и повелитель теней, - ответил вошедший, исподлобья недружелюбно глядя на Воланда.
- Если ты ко мне, то почему же ты не поздоровался со мной, бывший сборщик податей? - заговорил Воланд сурово.
- Потому что я не хочу, чтобы ты здравствовал, - ответил дерзко вошедший.
- Но тебе придется примириться с этим, - возразил Воланд, и усмешка искривила его рот - Ну, говори кратко, не утомляя меня, зачем появился?
- Он прислал меня.
- Что же он велел передать тебе, раб?
- Я не раб, - все более озлобляясь, ответил Левий Матвей, - я его ученик. Он прочитал законопроект «Об оскорблении чувств верующих и осквернении святынь», который только что приносил тебе этот человечек , - заговорил Левий Матвей, - и просит тебя, чтобы ты остановил этих людей, именуемых депутатами . Неужели это трудно тебе сделать, дух зла?
- Мне ничего не трудно сделать, - ответил Воланд, - и тебе это хорошо известно. - Он помолчал и добавил - А что же вы не сделаете это сами, там у себя в свете?
- Учитель, когда прочитал некоторые законы, которые эти люди принимают, то понял, что их действия больше по твоей части, - печальным голосом проговорил Левий.
- Передай, что будет сделано, - ответил Воланд и прибавил, причем глаз его вспыхнул: - И покинь меня немедленно.
- Он еще просит, чтобы эти люди и впредь больше никогда не придумывали и не принимали таких законов, - в первый раз моляще обратился Левий к Воланду.
- Без тебя бы мы никак не догадались об этом. Уходи.
Левий Матвей после этого исчез, а Воланд подозвал к себе Азазелло и приказал ему:
- Лети за нашим первым гостем и все устрой.
- Будет сделано, мессир.
Андрей Фокич проснулся у себя на даче. Тихо грустило осеннее утро. И не было ни законопроекта «Об оскорблении чувств верующих» , ни других таких же законов, ни фракций, ни даже самой Государственной Думы. Было хорошо и светло. И так хотелось верить…