О так называемой "Влесовой книге"
Интересная полемическая статья проф. А.Г.Кузьмина, посвящённая разоблачению «Влесовой книги» и связанных с нею фальсификаций. Весьма убедительно и неплохо написана.
«Арийские руны» на «Влесовых струнах»
(кому и зачем нужны исторические фальшивки?)
В последние годы широким потоком хлынула "ведическая" литература, главным звеном которой является так называемая "Влесова книга". Рассказать о ней постоянно просят институты и школы, студенты и преподаватели. И обычно глубоко переживают разочарование, убеждаясь в том, что это - подделка отнюдь не высокого качества.
О том, что "Влесова книга" фальшивка, писали неоднократно специалисты самого высокого уровня. "Механизм" ее создания в ряде публикаций убедительно представил О.В. Творогов. Он, в частности, проанализировал брошюры Ю.П. Миролюбова, изданные после его смерти в Мюнхене, и установил, что до 1952 года "Влесовой книги" еще не было. Источниками для "восстановления" древней славянской религии служили ему "прабабка Варвара" и "старуха Захариха". Эти "источники" упоминаются в сочинении Миролюбова, воспроизведенном в "Молодой гвардии" (№ 7, 1993). О.В. Творогов отметил, между прочим, как Миролюбов, видимо, забывая, где и как он фантазировал, "перемещал" деревни, в которых проживали его "бабки". Главный "источник" преданий - село Юрьевка - то в ста верстах от железной дороги и более пятидесяти от Днепра ("застыли на тысячу лет"), то уже на Днепре и в десятке километров от железной дороги.
В 1952 году в сочинении "Ригведа и язычество" Миролюбов еще сожалел, что нет источников, но пообещал вернуться к теме, если источники появятся. Здесь же он высказал убеждение, что докириллическая письменность у славян была и, может быть, будет "однажды найдена", после чего крики критиков окажутся совершенно лишними". На ускорение "процесса обретения", видимо, повлияло знакомство с А. Куренковым (А. Кур), концепция которого также изложена в "Молодой гвардии" (№ 1, 1994). В 1953 году Миролюбов упомянет о лекции Куренкова и сообщит о великой находке. Сюжет о 15-летнем "переписывании дощечек" в жилище художника Изенбека, которым ныне открываются все издания "Влесовой книги", будет сочинен позднее.
В 1953 году А. Кур опубликовал "сенсацию" в издававшемся им в Сан-Франциско журнале "Жар-птица" и сообщил о фотографических снимках "с некоторых дощечек", якобы имевшихся в журнале. А в следующем году журнал напечатает письмо Миролюбова, в котором сказано, что "фотостатов мы не могли с них сделать, хотя где-то среди моих бумаг находится один или несколько снимков". Очевидно, Миролюбов справедливо опасался, что "фотостаты" быстро выявят подделку. "Пробный шар" это подтвердил. "Фотостат", якобы с 16-й дощечки, обошедший многие издания, сразу был разоблачен как подделка и с точки зрения палеографии, и с точки зрения языка известным палеографом и лингвистом, недавно ушедшей от нас Л.П. Жуковской. Больше ни Миролюбов, ни Куренков связываться с фотографиями не решались. (Тонкий палеограф Л.П. Жуковская указала и на то, что фотография копировала не дощечку, а прориси на бумаге).
Нынешние издатели и пропагандисты "Влесовой книги" спорят в основном именно с Л.П. Жуковской, стараясь "обезвредить" ее лингвистические аргументы. При этом обнаруживается такой разнобой мнений, как если бы речь шла о совершенно разных произведениях. А.И. Асов, имеющий, по его словам, "тело и душу Буса Кресеня, жившего задолго до нашей эры" ("Русские веды", М.,1992), считает "книгу" произведением новгородских волхвов IX века. В.В. Грицков, напротив, считает, что "только с воспаленным воображением можно предположить, что тонкие деревянные дощечки могли сохраниться в течение тысячи лет без какой-либо переписки на новую основу" ("Сказания русов". Часть I, М., 1992). Ю.К. Бегунов - единственный серьезный ученый-филолог, доверяющий "книге", - отмечает, что "орфография, графика и сам язык текстов "Влесовой книги" уникален и не принадлежит какому-то одному народу. Он имеет сходство не только с древнеславянским, но и польским, русским, украинским и даже чешским. Такое смешение лексических примет многих славянских языков говорит, впрочем, отнюдь не о великой древности памятника" ("Мифы древних славян", Саратов, 1993).
В частном разговоре Ю.К. Бегунов допускал, что "книга" создана в XVII веке, когда, кстати, и в Европе, и в России появляются фантастические "исторические" сочинения. Можно к этим соображениям добавить и еще одно "географическое" наблюдение: вплоть до XVII века на "дощечках" писали венгры. Все ведет к Прикарпатью. А на время создания указали сами соавторы.
Нашим "влесоведам" кажется важным, что Миролюбов сам "не понимал текста". Но "непонимание" - обязательный прием фальсификаторов. Наиболее известный из них - А. Сулакадзев - тоже постоянно повторял, что "не понимает" сочиненных им текстов. Да и как понять, если, например, "немец Фурвин" превращается в "нерехтца", "надувшего Фурвин дымом вонючим и поганым" (рукопись о "воздухолетании"). А ведь это "надувание" смутило целое поколение специалистов по истории техники.
Кстати, Л.П. Жуковская допускала, что Миролюбов мог воспользоваться фальшивками Сулакадзева, за что охотно ухватились и пропагандисты "книги". Но деликатная женщина просто оставляла мостик для отступления фальсификаторам: в наш просвещенный век каждый школьник знает то, чего не знали академики во времена Сулакадзева. Только Миролюбов и Куренков доступа к рукописному наследию Сулакадзева явно не имели. Зато, как показал О.Н. Творогов, легко могли придумать, передумать и заменить любого немца на мешок с чем-то дурно пахнущим.
"Книга" привлекла внимание и Г.С. Гриневича, нашедшего "праславянскую письменность" аж в V тысячелетии до н.э. Но автору представляется, что "знаки дощечек озвучены неверно". И это понятно. Хотя его "праславяне-рысичи" (так он именует русов) побывали и на Крите, и в Индостане, на Балканах они (и это верно) жили задолго до того, как великий Влес направил их из Семиречья к Карпатам.
"Рысичей" Г.С. Гриневич обнаружил в знаменитом "Фестском диске". Педантичный немец Гюнтер Нойман, знакомый со всем, что накручено около диска, с немецкой деловитостью уговаривал "ученых и неспециалистов" не крутить без толку маленькое глиняное колесо: "Тот, кто выберет этот памятник в качестве объекта своего исследования, должен трезво установить границы своих возможностей, если он желает, чтобы кто-нибудь, кроме него самого, верил в правильность его положений" ("Тайны древних письмен", М., 1976). Но он явно не учитывал широту нашего революционного размаха: надпись одновременно прочитали двое. Газета "Начало" в рубрике "Сенсация" воспроизвела беседу с автором открытия Дмитрием Герстле под названием "Русские - 37 веков назад". "Рысичей" здесь, правда, не оказалось. И вообще ни одного звука не совпало. Зато текст красивый. Трудно не согласиться с автором: "Чего стоит только одна мысль: "Разум мой - обрету с тобой беду". Ведь это основная идея поэмы "Горе от ума", высказанная за 36 веков до Грибоедова!" Да и предупреждение героя Гоголя тоже забывать не стоит: "Иной раз много ума хуже, чем если бы его совсем не было". Может быть, это и записано на диске в назидание потомкам?
Все это очень интересно, но тема все-таки особая. Вернуться к ней стоит специально, может быть, после нового перевода "Влесовой книги". Здесь ограничимся лишь размышлением: были ль когда-то и мы "рысаками"? Среди многих сотен написаний имени "русь" в латинском, греческом, кельтском, германских, романских и прочих языках "рысичи" не обретаются, а сами разночтения (коих более двух десятков) в конечном счете сводятся к одному индоевропейскому корню (по моему мнению - обозначению красного цвета, по мнению О.Н. Трубачева - белого; и в том, и в другом случае имеется в виду и внешний вид, и социальное положение). Но это, разумеется, тоже особая тема.
Издатели обычно делят тексты "книги" на три категории: публикации Лесного, Куренкова и Скрипника (из архива Миролюбова посмертно). Версии в них весьма различны, поэтому предполагается "народная академия" из трех волхвов. Но народных академиков с душой и телом волхвов IX века было все-таки лишь двое (С. Лесной, возможно, лишь интерпретировал тексты, которые Миролюбов "не понимал"). Историю же славян и русов спарринг-партнеры представляли различно. Миролюбов в целом исходил из взглядов, преобладавших у нас в 50-е годы. Русы у него славяне. Погулять же их от Семиречья до Карпат по необозримым степным просторам побуждало настойчивое желание ряда авторов заставить и скифов изъясняться по-славянски. Куренков же полагал, что русы вышли из Месопотамии, а славяне как этнос вообще до XII века не упоминаются: их придумал летописец-фальсификатор Сильвестр по заданию Владимира Мономаха, незаконно занявшего киевский стол.
Семиречье явилось нейтральной полосой, на которой соединились две разные концепции. Славяне-русы Миролюбова пошли севернее Каспия, а русы Куренкова устремились в Двуречье.
Родоначальником славян-русов у Миролюбова являлся Богумир. Имя двусоставное, на манер имен-титулов славянских князей VIII - XII веков. Восходят они к давней кельтской традиции, отразившейся также в иллиро-венетских языках. Так, Вальдемар в кельтском будет "великий владетель". Примерно тоже и в форме Володимер, сохраняющейся в летописях наряду со вполне славянизированным "Владимиром". Но последнего немецкий автор в начале XI века объяснял как "владеющего вселенной".
Любящий мир Миролюбов дал своему первопроходцу имя, навеянное болгарским "Богомиром", которое означает "мир от Бога". Он, очевидно, не знал, что имя это новое, а главное, что "мир" в значении "покой" пишется через "и восьмеричное" (нынешнее), а "мир" в значении "вселенная" - через "десятиричное" (они и произношение имели разное). Он записал имя через "десятиричное", чем кощунственно поставил его над всеми богами.
Богумир привел "скифов" в приднестровские степи. Жену его звали Славуней, а дочерей - Древа, Скрева и Полева. Как и во времена Адама и Евы, оказалось трудным найти мужей для дочерей. Но Богумиру удалось подцепить в степи трех мужей. Они хорошо поговорили, на чистом украинском языке, поскольку иных в природе просто не существовало. Да и имена их - "Утрие, Ополудне, Вщерне" иначе как из карпато-украинской мовы не объяснить.
В семье пастуха Богумира был, похоже, матриархат. От Славуни пошли славяне, от Древы, как все сразу догадались, - древляне, от Скревы - кривичи, от Полевы - поляне. Правда, северяне и русы произошли от мужчин: сыновей Богумира - Сева и Руса. Хотя жен им подыскать Миролюбов, видимо, не успел.
В общем, определились, и можно было бы спокойно жить-поживать и добра наживать, отражая набеги разных ворогов. Оставалось только размежевать территории "полян" и "руси", которые в летописях (да и археологически) отождествляются. Но генерал-ассиролог (как обычно влесоведы раскрывают профессию генерала Куренкова) не смог примириться с тем, что и скифы, и русы оказались ненавистными славянами.
Повод, видимо, дал сам Миролюбов. Он ввел еще одного героя с именем в одних случаях Ирей, в других - Орей с неясными функциями и задачами. Чтобы избежать путаницы, А. Асов читает имя как "Арий", не без основания полагая, что имеется в виду, конечно, родоначальник высокочтимых ариев. И в редакции Куренкова Арий определенно выступает как конкурирующая фирма. Именно Арий оказывается преемником Богумира. В переводе А. Асова куренковская редакция звучит как поэма: "Принеся в жертву белых коней, ушли мы из Семиречья с гор Арийских из Загорья и шли век. И так как пришли в Двуречье, мы разбили там всех своей конницей, и пошли в землю Сирии. И там остановились, а после шли горами великими, и снегами, и льдами, и притекли в степи и были там со своими стадами. И там скифами перво-наперво были наречены наши пращуры... И вот после этих битв мы пришли к Карпатским горам, и там поставили над собой пять князей... И тот Арий старый отец (еще бы! только до Двуречья шли века! - А.К.) сказал: "Идем из земли той, где гунны наших братьев убивают"... Как только старый отец это изрек, мы ушли в иные земли, в которых течет мед и молоко. И в эти земли притекли все три сына Ария. И были это - Кий, Пащек и Горовато, от коих истекли три славных племени".
Далее в переводе А. Асова вся компания именуется "славянами". В оригинале никаких "славян" нет. Там "русищи". Куренков, видимо, не придумал, как ему свою версию согласовать с миролюбовской, и оставил пропуски и "темные места". А Кий, конечно, построил Киев и сделал его городом русским. Богумировскому Русу и его сестрице Полеве пришлось потесниться.
А. Канавщиков, который, оказывается, готов и продолжить перечень “противоречий” “Влесовой книги”, считает, что на 10-15% она все-таки достоверна, и потому ее надо оберегать. А, скажем, у знаменитого А. Сулакадзева были подделки и всего на какой-нибудь один процент: запись на полях рукописи ХIV века о том, что она принадлежит княжившему в Х веке Святославу. С точки зрения многотысячелетнего Кресеня-Асова-Барашкова, пожалуй, допустимо, что в “библиотеке” Святослава могли быть и издания “Русских ведов” 1992 г. (тираж 50 тыс.), и 1994 г. (тираж 5 тыс.), а заодно и “Мифы древних славян”, где воспроизводится “Влесова книга” (тираж 100 тыс.). Как аргумент Асов-Кресень привлекает и свою популярность: у него тысячи единомышленников. Боюсь, что их уже миллионы. И это совсем не удивительно, если учесть, что страна стала свалкой всякого религиозного мусора, что разного рода оккультных сект более 20 тысяч, и в такой же прогрессии сокращается численность допустившего все это народа. Поистине, когда Господь хочет наказать - лишает человека (и народ!) разума. Но крестьянин веками знал и другое: на Бога надейся, а сам не плошай.
А. Канавщиков также не намерен прислушиваться к мнению оппонентов, потрясающих “академическими томами”. А напрасно. Ведь одной книги Ю. Шилова “Прародина ариев” (Киев, 1995) достаточно, чтобы вообще снять проблему “Влесовой книги”, поскольку в ней убедительно показано на археологическом материале, что правы были те лингвисты, которые выводили индоариев из Причерноморья. Иными словами, арии шли не от Индии и Китая, а в противоположном направлении. Правда, Ю. Шилову придется определиться по отношению к “Першиму уроку”, где и его имя употреблено для доказательства, что “украиньска мова” является “матирью всих индоевропейских мов”.
На этом можно было бы и разойтись по домам. Но пропагандисты подделки, демонстрируя неуважение к науке, сыплют направо и налево обвинения в “подлогах” и “фальсификациях” именно ученых, косвенно признавая таким образом, что без достоверных фактов знания не бывает.
В “научных” аргументах Асова не последнее место занимает и утверждение, будто Л.П. Жуковская была связана с КГБ, который и заставил ее выступить против “Влесовой книги”. Но ведь по такой логике придется считать, что создавали “Влесову книгу” по заданию Моссад? Уж не потому ли и загнал Куренков русов в Двуречье, на родину Авраама? И не концепция ли Г. Бараца - известного сионистского деятеля, настаивавшего на еврейском происхождении Руси, подкрепляла аргументацию Куренкова, считавшего, кстати, что никаких славян вообще не было в природе и их придумал летописец ХII века? И в свете этой “концепции” замена в переводе куренковских “русищей” “славянами” - очевидный подлог.
В.В. Грицкову досталось за “воспаленное воображение”, у которого “на одно верное суждение приходится два неверных по причине малой научной культуры”. С высоты “большой научной культуры” Асов дает многочисленным скептикам вопрос: как же “деревянные вещи... поднимают из скифских курганов?”. А так и поднимают, чтобы немедленно обеспечить специальные условия хранения. И не только деревянные вещи. Это ведь любому школьнику известно.
И уже совершенно недосягаемой вершиной “научной культуры” является пассаж об академике Д.С. Лихачеве. Оказывается он “глава исторической и палеографической науки”, исследующий творчество А.С. Пушкина! Неужели в журнале “Наука и религия”, пропагандировавшем “Влесову книгу”, никто не знал, чем более полувека занимается Д.С. Лихачев? Или сотрудник журнала таким образом защищается от критики: мол, “неспециалист”! При всех моих расхождениях (и глубоких) с академиком, в вопросе о “подделках” нам довелось занимать с ним близкие позиции, защищая подлинность “Слова о полку Игореве”. Для квалифицированного филолога это вообще не слишком сложная проблема - отличить подлинное от фальсификации.
И, наконец, о единственном аргументе Асова по существу: функции бога Велеса. Профессор, оказывается, не знает, что “скот” - это домашние животные. Слова, взятые им в “кавычки” - не цитаты. Цитировать Буса Кресень, А. Асов и А. Барашков пока не научились. Поэтому не стоит за этой троицей говорить о “подлогах”. Более того: умноженное наглостью невежество в данном случае хороший стимул поговорить по существу. Книга названа “Влесовой” и должно предполагать, что и создатели книги и “влесоведы” изучали вопрос о его прерогативах. Но явно не доизучили.
Имя Велеса (Волоса) в качестве “скотьего бога” впервые упоминается в договорах Олега 907 года и Святослава 971-го. Оба договора - относительно вольный пересказ действительных текстов соглашений. Но в данном случае это не существенно, поскольку эти вольные записи появились в составе летописей, видимо, раньше, чем в “Повести временных лет” оказались более приближенные к текстам оригинала договоры 911 и 945 гг. И понять надо именно эпитет “скотий”: что он значил вообще в языческую эпоху и какую роль играл в данных упоминаниях.
Удивительно, но набрасываясь на оппонента с кулаками, автор не удосужился посмотреть хотя бы словари Даля, Срезневского, Фасмера. Почти два столетия ученые разных стран ищут истоки слова, означающего во многих языках примерно одно и то же: деньги, богатство, имущество и (очевидно производное) подать, налог. Одним из аргументов норманистов изначально было шведское слово “скатт” - драгоценность, сокровище, клад, а также налог. Но оказалось, что слово это было известно и готам, и древним саксам, и другим германским континентальным племенам в значении именно денег, имущества.
Мое включение в полемику свелось, в сущности, лишь к тому, что я обратился к трехтомному словарю старой кельтики А. Хольдера, у которого нашел буквальное совпадение с древнерусским, все с тем же значением “имущество, богатство, деньги” (см. “Об этнической природе варягов” в журнале “Вопросы истории”, М., 1974, №11). А специального исследования заслуживает вопрос о том, как деньги стали “скотом” в современном понимании.
Но раньше надо точнее определить функции Велеса. Не случайно, конечно, что в договорах дружину и торговцев сопровождают Перун и Велес. Перун - бог дружинников, Велес - бог торговцев. В Х веке дружинник и торговец чаще всего был в одном лице (и дальние походы совершали за моря ради добычи и торговли, а договоры предполагали именно правила торговых отношений). Никакие “стада”, конечно, по морям не плавали. Была у Велеса и еще одна функция: он покровитель поэзии. Легендарный Боян в “Слове о полку Игореве” Велесов внук. Иными словами, его функции те же, что и у римского Меркурия: покровитель торговцев, путешественников, служителей муз (а они чаще всего тоже были путешественниками).
Соответственно в Х веке и позднее должность “скотник” означала казначея, а “скотница” - хранилище казны. Под 996 годом в летописи говорится как о достаточно обычном событии - раздачи горожанам подарков “из скотниц кунами”. Под 1018 годом новгородцы собирают для Ярослава “скот” кунами и гривнами. И в таком значении эти понятия долго будут существовать. “Скотом” же в современном понимании деньги и прочее имущество станет не сразу. И решение этого вопроса, видимо подскажет нумизматика.
Дело в том, что, скажем, зверек куница - это меховой эквивалент серебряного динара - “куны” (от латинского “коен” - кованый), зверек бела (горностай) - эквивалент арабского диргема. То есть названия зверьков в данном случае вторичны по отношению к серебряным монетам. А Срезневский собрал внушительный круг источников, свидетельствующий о появлении аналогичного эквивалента для меры богатства - “скота”. Таковым стала корова (“от скот же и волов и овец”, полониша скоты и коне, вельблуды и челядь”, и т.п.). Хотя по “Русской правде” больше подходил бы вол: как рабочий скот он ценился несколько выше коровы, именно ровно гривну, что равнялось 25 кунам (корова - 20 кун).
Жаль, что серьезные вещи приходится обсуждать на столь несерьезном уровне. Но слишком уж это сейчас актуально. Ведь под флагом “плюрализма” убивается наука и знание, без которых ни один народ в конце ХХ столетия не выживет. Когда А.Асов пытается впрячь в одну повозку и “Слово о полку Игореве”, и “Влесову книгу”, и приднепровских славян, и враждебных им земляков праотца Авраама русов, это, как он выражается, “его проблемы”. Но вот и А.Канавщиков напористо разъясняет профессору, что фальшивки нужны, и что все “карамзины” прошлого и настоящего - фальсификаторы.
Фальсификаторов действительно много. Скажем, вся кампания против подлинности “Слова о полку Игореве” так и воспринималась обеими сторонами. Помнится, 30 лет назад Р.В. Фридман, которую я, будучи студентом, весьма уважал за прочитанный курс античной литературы, а она меня за постоянно задаваемые вопросы, поделилась со мной - уже коллегой-доцентом - радостью: “Какой все-таки Сашка Зимин молодец! Как он ударил по русскому шовинизму!”. “Да, - возразил я. - Но памятник-то - шедевр мировой культуры”. “Правда, - легко согласилась она. - Надо так ударить, чтобы памятник не пострадал”. Такой замысел мне показался нелепостью. И некоторое время спустя пришлось реагировать на книгу Олжаса Сулейменова, где автор “Слова” - половец, сами же половцы - младший брат “Главного народа”.
К сожалению, прав автор и в отношении многих ученых прошлого и настоящего. Скажем, спор норманистов и антинорманистов с самого начала питался не столько научными, сколько политическими соображениями, а потому подавляющая часть материалов в этой полемике не привлекалась (за очень редким исключением, вроде С. Гедеонова). Но в отношении многих оппонентов с той и другой стороны, следовало бы говорить о тенденциозности, а не о фальсификациях: материал практически необозрим и в полном объеме никто и никогда им не владел.
Гораздо серьезней нынешняя ситуация, когда чуть ли не строем наши историки и социологи бросились яростно обличать собственные научные труды (правда, не упоминая себя при этом, и не предлагая снять с себя незаслуженно полученные степени и звания). На таком фоне легко расцвести любому шарлатанству, тем более, что для нынешней власти гораздо интересней шарлатаны, нежели ученые. Но это не значит, что науки нет вообще и, тем более, не значит, что она не нужна вовсе. Все-таки “ложь во спасение” оправдана лишь там, где правда и истина в принципе не допускаются. А замена науки шарлатанством всегда на пользу лишь самим шарлатанам.
Не будет никакого “возрождения” страны и народа, пока ученые и политики не осознают, чем жил и живет народ, что его делало могучей силой на протяжении веков - отнюдь не безбедного существования. Фальшивыми призывами и посулами можно на время сбить с толку (и сбили!). А пробудить по-настоящему можно лишь апеллируя к тем историческим реалиям, которыми народ создавался, что порождало его сильные и слабые стороны.
Сказками Шехерезады живет большинство малых народов. Это и комплекс неполноценности, и отчаянные попытки сохраниться как особая этническая единица. Аналогичное мифотворчество “больших” в большей степени их и унижает: вполне достаточно уяснить, благодаря чему они стали большими и почему “большие” нередко превращались в малые и исчезали вовсе. А. Канавщиков отстаивает свое право на фантазию. Мне приходилось рецензировать десятки исторических романов, по большей части именно в рукописях. К чему обычно сводились требования? Фантазируйте за пределами достоверно известных фактов и не слишком модернизируйте эпоху. Поныне считаю непревзойденным образцом изображение Византии VI века в романе Валентина Иванова “Русь изначальная”: все достоверно, на высочайшем уровне социологического анализа и современно за счет вскрытия механизма власти во все времена (не говоря уже о художественных достоинствах). А вот когда А. Канавщиков в “Россиянине” (№ 6, 1995) женит киевских правителей Дира и Аскольда на дочерях великолукского волхва Мала, вспоминаются Нью-Васюки. “Луки” (еще не “Великие”) впервые упоминаются древнейшей новгородской летописью лишь в 1166 году, то есть три века после того, как жили Дир и Аскольд. И хотя как “пригород Новгорода” поселение возникло несомненно раньше, но никак не на три столетия.
А. Канавщиков верно заметил, что сопоставление обычаев полян и других славянских племен свидетельствует об их разных истоках. Только напрасно он делает из полян “Ариев”, которые у него к тому же настолько человеколюбивы, что не допускают человеческих жертвоприношений. В упомянутой книге Ю. Шилова есть целая глава, посвященная человеческим жертвоприношениям у ариев. При этом он стремится и объяснить, и оправдать этот ритуал. (Для оправдания достаточно сопоставить с нашими временами: “Буря в пустыне” или бомбы НАТО над Сербией, конечно, похлеще). Но в прошлом столетии в спорах норманистов и антинорманистов обычно присутствовал и такой аргумент: у славян человеческих жертвоприношений не было, а у норманнов и некоторых групп русов были. Мы сейчас не будем разбирать, у каких именно, и у русов ли (в канун христианизации обычай этот сохранялся у многих народов Европы и Азии). Отсутствие же его у славян - факт огромной важности, связанный с формами хозяйствования и общежития, которыми и создается национальный характер.
А то, что язычество не изучено - это верно. Но требуется методологический ключ, который позволит размежевать славянское и русское язычество, и вычленить то и другое из комплекса индоевропейских верований. Только все это за пределами домашнего спора о “Влесовой книге”.
И все-таки. А зачем все эти псевдопроблемы - куда, конечно, надо включить и напористо распространяемые отнюдь не “благоглупости” Фоменко и компании? Цель очевидна: превратить человека (именно русского) в обезьяну. А далее - тех, кто выживет - в клетку.