Юридическая ничтожность отречения Государя Императора Николая Второго (2)
Окончание, начало здесь.
Теперь перейдем к анализу самого известного текста «отречения». Вот его полный текст:
«Ставка. Начальнику штаба. В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы, и, в согласии с Гocyдapcтвeннoю Думoю, признали Мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с Себя Верховную Власть. Не желая расстаться с любимым Сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед Ним, повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь Ему, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России. г. Псков. 2-е марта 15 час. 1917 г. Николай»..
В отношении появления этого документа есть некоторые неясности. В. В. Шульгин в своих воспоминаниях утверждает, что текст был полностью написан самим Государем еще до приезда В. В. Шульгина и А. И. Гучкова в Псков вечером 2 марта 1917 г.
Однако вряд ли мысль отречься от Престола в пользу Великого Князя Михаила Александровича возникла у Николая Второго до приезда сих «делегатов». Дело в том, что право Цесаревича Алексея Николаевича наследовать престол «прежде всех» было совершенно очевидно. Не могла послужить единственным основанием для такого решения и гемофилия, которой был болен Цесаревич.
[Начало этой болезни исходит от Королевы Англии Виктории...]Начало этой болезни исходит от Королевы Англии Виктории. Она передала эту болезнь своему сыну Леопольду (который умер 31 года), а две ее дочери Алиса и Беатрисса были передатчицами этой болезни своим сыновьям. Принцесса Алиса вышла замуж за Великого Герцога Гессенского Людвига IV. От этого брака было пять дочерей и два сына. Один из сыновей (Фридрих) умер от гемофилии 3 лет, и две дочери Ирена и Алиса, Российская Императрица Александра Федоровна, были передатчицами гемофилии своим сыновьям. Принцесса Ирена вышла замуж за принца Генриха Прусского. Оба сына ее были больны гемофилией. Принц Вальдемар умер 56 лет и принц Генрих 4 лет. От дочери Королевы Виктории Беатриссы гемофилия через ее дочь Викторию-Евгению, Королеву Испании, перешла к двум сыновьям последней - принцу Альфонсу (умер 31 года) и принцу Гонзало (умер 20 лет). Так, что лица, больные гемофилией, могут жить и очень мало, и дожить до 56 лет (принц Вальдемар Прусский) и иметь здоровое мужское потомство.
Здесь же было, скорее всего, другое обстоятельство. Как мы видели, Император Николай Второй хотел, чтобы Алексей Николаевич оставался с ним до совершеннолетия, как то и предусматривают Основные Государственные Законы. Однако такое положение было совершенно неприемлемо для заговорщиков. По воспоминаниям генерала А. С. Лукомского, 2 марта 1917 г., после разговора с А. И. Гучковым и В. В. Шульгиным, Государь хотел подписать отречение в пользу Наследника. Но на вопрос, можно ли ему будет жить в Крыму, А. И. Гучков ответил, что Государю придется немедленно выехать за границу. «А могу ли тогда взять с собой наследника?» - спросил Император. Гучков ответил, что «новый Государь при регенте должен оставаться в России».
Таким образом, заговорщики фактически требовали отречения в пользу Михаила Александровича. То, что такое требование, а равно и отречение как таковое незаконны и юридического значения не имеют, мы уже говорили. Сами заговорщики признавали незаконность отречения «минуя» Алексея Николаевича. Но несовершеннолетний Император не может отречься от Престола или «присягнуть конституции».
Следовательно, уже запланированное изменниками создание, как им казалось, «правового вакуума» в результате «отречения» Михаила Александровича, было бы невозможным. Отсюда вывод - единственной возможностью установления конституционной «монархии» или скорейшего провозглашения России республикой было, в случае отречения в пользу Алексея Николаевича, цареубийство. Таковое же, совершенно понятно, лишало «лиц, облеченных доверием страны» всякой видимости законного правопреемства. Поэтому революционеры пошли на полное игнорирование закона. Но dura lex sed lex, закон суров, но это закон. «Отречение» в пользу Великого Князя Михаила Александровича было, конечно же, абсолютно незаконным.
Согласно ст. 39 Основных Государственных Законов «Император или Императрица, Престол наследующие, при вступлении на оный и миропомазании, обязуются свято наблюдать… законы о наследии Престола».
Статья 25 гласит, что «Императорский Российский Престол есть наследственный», а в ст. 28 говорится, что «наследие Престола принадлежит прежде всех старшему сыну царствующего Императора». В соблюдении этого права наследства присягают также и все Члены Императорского Дома (ст. 206 Свода Основных Государственных Законов). К присяге «на верность подданства воцарившемуся Императору и законному Его Наследнику, хотя бы он и не был наименован в манифесте» о восшествии на Престол, приводятся «вообще все подданные мужского пола, достигшие двадцатилетнего возраста, всякого чина и звания» (Примечание 2 к ст. 55).
Следовательно, пока был жив Наследник Цесаревич Алексей Николаевич, Престол, во всяком случае, перейти к Великому Князю Михаилу Александровичу не мог. Великий Князь, присягнув Наследнику Николая Второго и законам о наследовании Престола, не вправе был вообще официально высказываться по вопросу о занятии Престола, кроме как само собой разумеется, о непринятии Престола вследствие нарушения Закона. Такою же верностью подданства был обязан и весь русский народ.
Столь же юридически ничтожны вряд ли самим Государем придуманные(v) слова об отречении «в согласии с Государственною Думою» и о праве законодательных учреждений устанавливать начала, которыми надлежало Михаилу Александровичу руководствоваться при управлении «делами государственными». Они, как и «ответственное министерство», противоречат принципу неотменимости Самодержавия. О принесении ненарушимой присяги вообще непонятно, кто должен ее приносить: Михаил Александрович или «представители народа».
Обратим также внимание на форму данного документа. Это, как видим, адресованная 2 марта 1917 г. не «всем Нашим верным подданным», как положено, а в Ставку, начальнику штаба Верховного Главнокомандующего генерал-предателю Алексееву телеграмма, подписанная, кстати, карандашом(vi). Основные Государственные Законы предусматривают, что даже отречение лица, имеющего право на наследование Престола, становится невозвратным, только когда оно согласно ст. 91 будет обнародовано, как уже упоминалось, Правительствующим Сенатом, и обращено в закон.
Следовательно, этот, с позволения сказать, «государственный документ», подложно названный потом «манифестом»(vii) об отречении, силы закона не приобрел и, как было рассмотрено ранее, приобрести не мог.
Дадим также юридическую оценку и заявлению Великого Князя Михаила Александровича от 3 марта 1917 г., которое также голословно объявляется отказом (viii):
«Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего Мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных. Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае восприять Верховную власть, если такова будет воля народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном Собрании, установить образ правления и новые Основные Законы Государства Российского. Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа. Петроград. Михаил 3 марта 1917 г.».
Прежде всего, как следует из данного заявления, Великий Князь Михаил Александрович принял твердое решение восприять Верховную Власть. Что же касается поставленного им условия, то оно никакого правового значения иметь не может в силу ряда следующих существенных обстоятельств.
Во-первых, такое условие абсолютно противоречит правилу о наследовании Престола исключительно на основании закона (ст. 53), без необходимости согласия народа, который уже выразил в 1613 году свою действительную волю, дав священную присягу на верность всей Династии. Условие о согласии народа на принятие Престола Основными Государственными Законами Российской Империи не только не предусмотрено, но и введено в них не может. Каждый Член Российского Императорского Дома, присягая при торжественном объявлении совершеннолетия, произносит, в том числе и в качестве церковной клятвы, следующие слова:
«…По званию моему Члена Императорского Дома (или же: лица, принадлежащего к Императорскому Дому) обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии Престола и порядке фамильного учреждения, в Основных Законах Империи изображенные, во всей их силе и неприкосновенности, как пред Богом и судом Его страшным ответ дать могу. Господь Бог мне в сем душевно и телесно да поможет. Аминь».
Никакого Временного Правительства, да еще по почину Государственной Думы возникшего, не измененными и неизменяемыми в этом отношении Основными Государственными Законами не предусматривалось. Тем более, «облеченного всею полнотой власти». Никакое «учредительное собрание» решать вопрос об образе правления, равно как и устанавливать новые законы, поскольку не отменены(ix) и не могли быть отменены старые, не может.
Потом не надо забывать, что «отречение» Николая Второго юридически ничтожно, и, следовательно, заявление Михаила Александровича, как бы ни бился в радостной истерике при его подписании господин, товарищ и брат Керенский, с точки зрения правовой, во внимание принято вообще быть не может.
Даже если бы законодательством и была предусмотрена возможность отречения в пользу Михаила Александровича, поскольку последний обусловил принятие Престола определенными обстоятельствами, а согласия на передачу Престола на этих условиях от отрекающегося от Престола получено не было, Верховная Власть, не становясь «бесхозяйной», осталась бы принадлежащей Николаю Второму.
В заключение отметим еще одно очень важное, если не главное, наряду с нарушением установленных законодательством основ правопорядка, правил принятия, обнародования и оформления рассмотренных «документов», обстоятельство.
Главным условием признания того или иного деяния в качестве имеющего правовое значение является «свобода воли».
В. В. Шульгин, в революционном ослеплении полагал, что «в случае отречения… революции как бы не будет (вот, именно, «как бы»). Государь отречется от престола по собственному желанию, власть перейдет к регенту, который назначит новое правительство. Государственная Дума, подчинившая указу о роспуске и подхватившая власть (вот так «подчинившаяся»)… - передаст власть этому новому правительству».
И именно отсутствие этого самого «собственного» желания окончательно убеждает в юридической ничтожности всех этих «актов» и «манифестов». Если действие, и это верно не только для гражданско-правовых отношений, совершается под влиянием насилия, угрозы, обмана, заблуждения или стечения тяжелых обстоятельств, то воля самого действующего лица на совершение соответствующего действия отсутствует, имеющее же место волеизъявление отражает волю другого лица - при насилии или угрозе, либо воля действующего лица в других случаях сформирована под воздействием обстоятельств, искажающих его истинную волю.
Все эти обстоятельства при «отречении» Императора Николая Второго, а равно и Великого Князя Михаила Александровича, имели место.
Император заблуждался относительно провозглашенной в воззвании Временного комитета приверженности «думцев» «незыблемости монархического начала». Военный министр генерал Беляев, не предпринимая никаких мер к восстановлению порядка, безответственно телеграфировал «об успокоении». Командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов предлагал в качестве способа усмирения мятежа запасных частей развести мосты, это когда по льду Невы ходили трамваи. Морской министр Григорович, с целью «сохранения ценных кораблестроительных карт», требовал ухода из Адмиралтейства верных Государю войск. Императорский поезд не пропускали в Петроград. Государя не подпускали к телеграфу и телефону (штаб Северного фронта имел прямую телефонную и телеграфную связь с Петроградом). Приказы Верховного Главнокомандующего саботировались и, даже, без Его ведома отменялись. И Родзянко, и Алексеев, все безсовестно лгали Государю об истинном положении в столице, а, ведь, по признанию захватившего Министерство путей сообщения Бубликова достаточно было одной дивизии, чтобы подавить бунт - в Таврическом дворце при сообщении о движении войск на Петроград несколько раз поднималась паника, при случайных выстрелах на улице «революционные солдаты» выскакивали в окна.
Царя самым подлым образом обманывали и отношении действительного настроения петроградского населения, которое якобы выступало против Государя лично, и в отношении войск, среди которых якобы не было надежных частей. Августейшая семья, не имея возможности вследствие болезни детей выехать из Царского Села, подвергалась величайшей опасности. Ну, конечно, и угроза внутренних беспорядков во время напряженнейшей борьбы с внешним врагом, накануне победы, свидетельствовала о стечении тяжелых обстоятельств, о которых прямо говорится в телеграмме от 2 марта 1917 г. Императору почти открыто угрожали убийством Сына и гибелью всей династии. Воистину, кругом царила «измена, трусость и обман».
Интересны обстоятельства принятия Великим Князем Михаилом Александровичем рассмотренного решения. 3 марта 1917 г. в дом № 12 по Миллионной улице в Петрограде, где находился Великий Князь питерские заговорщики прибыли чуть ли не в полном составе: князь Львов, Гучков, Родзянко, Милюков, Керенский, Некрасов, Ефремов, Ржевский, Бубликов Терещенко, Шидловский, Шульгин, Набоков, Нольдеx и другие лица и убеждали его отказаться от Престола в пользу народа, который впоследствии сам изберет его или кого-нибудь другого. При этом Керенский заявил: «Я не вправе скрыть здесь, каким опасностям вы лично подвергаетесь в случае решения занять престол… Во всяком случае… я не ручаюсь за жизнь вашего высочества!..».
Все это совершенно определенно говорит о том, что отречение не состоялось.
Святой Царь-Мученик остался законным Государем Российский Империи вплоть до Его, подобной Господней Жертве на Кресте, кончины 17 июля 1918 г. Власть Временного правительства, равно как и власть его «наследников» - власть узурпированная, власть незаконная. Со 2 марта 1917 г. на всей территории Российской Империи ни одного мгновения не существовало и не существует какого бы то ни было рода или вида («ветви») государственной власти, которая могла бы претендовать на какой угодно род или вид законной преемственности. Все имеющиеся документальные акты перехода власти от законных ее носителей, отказа от нее и проч. - все это с юридической точки зрения не выдерживает самой снисходительной критики. Россия юридически и по сей день - Самодержавная Православная Монархия. Всякий «избиратель» или его «избранник» - лишь звено в эстафете преступников, продолжение которой и есть залог достигнутого 87 лет назад губительного успеха.
В 1613 году Народ Русский присягнул Дому Романовых до скончания века, «твердо и неразрушимо в предъидущие лета, в роды и роды». «А кто убо не похощет послушати сего Соборного Уложения… по священным правилам святых Апостол и Вселенских седми Соборов Св. Отец и Поместных… извержен будет, и от Церкви Божией отлучен, яко раскольник Церкви Божией и всего Православного Христианства…»
_________________________________
i) Не о тверди небесной, естественно, идет речь, а небесах духовных.
ii) Не в физическом, конечно же, только смысле, но в смысле прерогатив Священного Царского служения.
iii) Мы не говорим о действиях лиц, в результате усилий которых такая телеграмма появилась, они то уж, конечно, имеют юридической значение, но с точки зрения уголовного права. Этой проблемы мы здесь касаться не будем.
iv) Не в смысле Совета Министров, а в смысле прав по управлению государством.
v) В первых телеграммах ни о какой Государственной Думе и т.п., как видим, не говорится вовсе.
vi) Это был единственный документ, подписанный Николаем Вторым карандашом.
vii) Согласно ст. ст. 54, 139, 187 Свода Основных Государственных Законов Манифестами объявлялось только о восшествии на Престол, рождении, вступлении в брак и кончине Великий Князей. Ни о каких манифестах об отречении от Престола, в имперском законодательстве речи нет.
viii) Престол переходит к законному Наследнику в самый миг наступления соответствующего события и Наследник, став в силу прямого указания закона Императором, не может отказываться от лежащего на нем долга. Гражданско-правовой порядок отказа от принятия наследства здесь не применим.
ix) Согласно ст. 94 «доколе новым законом положительно не отменен закон существующий, он сохраняет полную свою силу». Законы же должны были быть одобрены и Государственной думой и Государственным Советом (ст. 111), а потом утверждены Государем.
x) Трое последних и составили цитируемый «акт».
Сорокин, Андрей Юрьевич
Теперь перейдем к анализу самого известного текста «отречения». Вот его полный текст:
«Ставка. Начальнику штаба. В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы, и, в согласии с Гocyдapcтвeннoю Думoю, признали Мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с Себя Верховную Власть. Не желая расстаться с любимым Сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед Ним, повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь Ему, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России. г. Псков. 2-е марта 15 час. 1917 г. Николай»..
В отношении появления этого документа есть некоторые неясности. В. В. Шульгин в своих воспоминаниях утверждает, что текст был полностью написан самим Государем еще до приезда В. В. Шульгина и А. И. Гучкова в Псков вечером 2 марта 1917 г.
Однако вряд ли мысль отречься от Престола в пользу Великого Князя Михаила Александровича возникла у Николая Второго до приезда сих «делегатов». Дело в том, что право Цесаревича Алексея Николаевича наследовать престол «прежде всех» было совершенно очевидно. Не могла послужить единственным основанием для такого решения и гемофилия, которой был болен Цесаревич.
[Начало этой болезни исходит от Королевы Англии Виктории...]Начало этой болезни исходит от Королевы Англии Виктории. Она передала эту болезнь своему сыну Леопольду (который умер 31 года), а две ее дочери Алиса и Беатрисса были передатчицами этой болезни своим сыновьям. Принцесса Алиса вышла замуж за Великого Герцога Гессенского Людвига IV. От этого брака было пять дочерей и два сына. Один из сыновей (Фридрих) умер от гемофилии 3 лет, и две дочери Ирена и Алиса, Российская Императрица Александра Федоровна, были передатчицами гемофилии своим сыновьям. Принцесса Ирена вышла замуж за принца Генриха Прусского. Оба сына ее были больны гемофилией. Принц Вальдемар умер 56 лет и принц Генрих 4 лет. От дочери Королевы Виктории Беатриссы гемофилия через ее дочь Викторию-Евгению, Королеву Испании, перешла к двум сыновьям последней - принцу Альфонсу (умер 31 года) и принцу Гонзало (умер 20 лет). Так, что лица, больные гемофилией, могут жить и очень мало, и дожить до 56 лет (принц Вальдемар Прусский) и иметь здоровое мужское потомство.
Здесь же было, скорее всего, другое обстоятельство. Как мы видели, Император Николай Второй хотел, чтобы Алексей Николаевич оставался с ним до совершеннолетия, как то и предусматривают Основные Государственные Законы. Однако такое положение было совершенно неприемлемо для заговорщиков. По воспоминаниям генерала А. С. Лукомского, 2 марта 1917 г., после разговора с А. И. Гучковым и В. В. Шульгиным, Государь хотел подписать отречение в пользу Наследника. Но на вопрос, можно ли ему будет жить в Крыму, А. И. Гучков ответил, что Государю придется немедленно выехать за границу. «А могу ли тогда взять с собой наследника?» - спросил Император. Гучков ответил, что «новый Государь при регенте должен оставаться в России».
Таким образом, заговорщики фактически требовали отречения в пользу Михаила Александровича. То, что такое требование, а равно и отречение как таковое незаконны и юридического значения не имеют, мы уже говорили. Сами заговорщики признавали незаконность отречения «минуя» Алексея Николаевича. Но несовершеннолетний Император не может отречься от Престола или «присягнуть конституции».
Следовательно, уже запланированное изменниками создание, как им казалось, «правового вакуума» в результате «отречения» Михаила Александровича, было бы невозможным. Отсюда вывод - единственной возможностью установления конституционной «монархии» или скорейшего провозглашения России республикой было, в случае отречения в пользу Алексея Николаевича, цареубийство. Таковое же, совершенно понятно, лишало «лиц, облеченных доверием страны» всякой видимости законного правопреемства. Поэтому революционеры пошли на полное игнорирование закона. Но dura lex sed lex, закон суров, но это закон. «Отречение» в пользу Великого Князя Михаила Александровича было, конечно же, абсолютно незаконным.
Согласно ст. 39 Основных Государственных Законов «Император или Императрица, Престол наследующие, при вступлении на оный и миропомазании, обязуются свято наблюдать… законы о наследии Престола».
Статья 25 гласит, что «Императорский Российский Престол есть наследственный», а в ст. 28 говорится, что «наследие Престола принадлежит прежде всех старшему сыну царствующего Императора». В соблюдении этого права наследства присягают также и все Члены Императорского Дома (ст. 206 Свода Основных Государственных Законов). К присяге «на верность подданства воцарившемуся Императору и законному Его Наследнику, хотя бы он и не был наименован в манифесте» о восшествии на Престол, приводятся «вообще все подданные мужского пола, достигшие двадцатилетнего возраста, всякого чина и звания» (Примечание 2 к ст. 55).
Следовательно, пока был жив Наследник Цесаревич Алексей Николаевич, Престол, во всяком случае, перейти к Великому Князю Михаилу Александровичу не мог. Великий Князь, присягнув Наследнику Николая Второго и законам о наследовании Престола, не вправе был вообще официально высказываться по вопросу о занятии Престола, кроме как само собой разумеется, о непринятии Престола вследствие нарушения Закона. Такою же верностью подданства был обязан и весь русский народ.
Столь же юридически ничтожны вряд ли самим Государем придуманные(v) слова об отречении «в согласии с Государственною Думою» и о праве законодательных учреждений устанавливать начала, которыми надлежало Михаилу Александровичу руководствоваться при управлении «делами государственными». Они, как и «ответственное министерство», противоречат принципу неотменимости Самодержавия. О принесении ненарушимой присяги вообще непонятно, кто должен ее приносить: Михаил Александрович или «представители народа».
Обратим также внимание на форму данного документа. Это, как видим, адресованная 2 марта 1917 г. не «всем Нашим верным подданным», как положено, а в Ставку, начальнику штаба Верховного Главнокомандующего генерал-предателю Алексееву телеграмма, подписанная, кстати, карандашом(vi). Основные Государственные Законы предусматривают, что даже отречение лица, имеющего право на наследование Престола, становится невозвратным, только когда оно согласно ст. 91 будет обнародовано, как уже упоминалось, Правительствующим Сенатом, и обращено в закон.
Следовательно, этот, с позволения сказать, «государственный документ», подложно названный потом «манифестом»(vii) об отречении, силы закона не приобрел и, как было рассмотрено ранее, приобрести не мог.
Дадим также юридическую оценку и заявлению Великого Князя Михаила Александровича от 3 марта 1917 г., которое также голословно объявляется отказом (viii):
«Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего Мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных. Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае восприять Верховную власть, если такова будет воля народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном Собрании, установить образ правления и новые Основные Законы Государства Российского. Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа. Петроград. Михаил 3 марта 1917 г.».
Прежде всего, как следует из данного заявления, Великий Князь Михаил Александрович принял твердое решение восприять Верховную Власть. Что же касается поставленного им условия, то оно никакого правового значения иметь не может в силу ряда следующих существенных обстоятельств.
Во-первых, такое условие абсолютно противоречит правилу о наследовании Престола исключительно на основании закона (ст. 53), без необходимости согласия народа, который уже выразил в 1613 году свою действительную волю, дав священную присягу на верность всей Династии. Условие о согласии народа на принятие Престола Основными Государственными Законами Российской Империи не только не предусмотрено, но и введено в них не может. Каждый Член Российского Императорского Дома, присягая при торжественном объявлении совершеннолетия, произносит, в том числе и в качестве церковной клятвы, следующие слова:
«…По званию моему Члена Императорского Дома (или же: лица, принадлежащего к Императорскому Дому) обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии Престола и порядке фамильного учреждения, в Основных Законах Империи изображенные, во всей их силе и неприкосновенности, как пред Богом и судом Его страшным ответ дать могу. Господь Бог мне в сем душевно и телесно да поможет. Аминь».
Никакого Временного Правительства, да еще по почину Государственной Думы возникшего, не измененными и неизменяемыми в этом отношении Основными Государственными Законами не предусматривалось. Тем более, «облеченного всею полнотой власти». Никакое «учредительное собрание» решать вопрос об образе правления, равно как и устанавливать новые законы, поскольку не отменены(ix) и не могли быть отменены старые, не может.
Потом не надо забывать, что «отречение» Николая Второго юридически ничтожно, и, следовательно, заявление Михаила Александровича, как бы ни бился в радостной истерике при его подписании господин, товарищ и брат Керенский, с точки зрения правовой, во внимание принято вообще быть не может.
Даже если бы законодательством и была предусмотрена возможность отречения в пользу Михаила Александровича, поскольку последний обусловил принятие Престола определенными обстоятельствами, а согласия на передачу Престола на этих условиях от отрекающегося от Престола получено не было, Верховная Власть, не становясь «бесхозяйной», осталась бы принадлежащей Николаю Второму.
В заключение отметим еще одно очень важное, если не главное, наряду с нарушением установленных законодательством основ правопорядка, правил принятия, обнародования и оформления рассмотренных «документов», обстоятельство.
Главным условием признания того или иного деяния в качестве имеющего правовое значение является «свобода воли».
В. В. Шульгин, в революционном ослеплении полагал, что «в случае отречения… революции как бы не будет (вот, именно, «как бы»). Государь отречется от престола по собственному желанию, власть перейдет к регенту, который назначит новое правительство. Государственная Дума, подчинившая указу о роспуске и подхватившая власть (вот так «подчинившаяся»)… - передаст власть этому новому правительству».
И именно отсутствие этого самого «собственного» желания окончательно убеждает в юридической ничтожности всех этих «актов» и «манифестов». Если действие, и это верно не только для гражданско-правовых отношений, совершается под влиянием насилия, угрозы, обмана, заблуждения или стечения тяжелых обстоятельств, то воля самого действующего лица на совершение соответствующего действия отсутствует, имеющее же место волеизъявление отражает волю другого лица - при насилии или угрозе, либо воля действующего лица в других случаях сформирована под воздействием обстоятельств, искажающих его истинную волю.
Все эти обстоятельства при «отречении» Императора Николая Второго, а равно и Великого Князя Михаила Александровича, имели место.
Император заблуждался относительно провозглашенной в воззвании Временного комитета приверженности «думцев» «незыблемости монархического начала». Военный министр генерал Беляев, не предпринимая никаких мер к восстановлению порядка, безответственно телеграфировал «об успокоении». Командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов предлагал в качестве способа усмирения мятежа запасных частей развести мосты, это когда по льду Невы ходили трамваи. Морской министр Григорович, с целью «сохранения ценных кораблестроительных карт», требовал ухода из Адмиралтейства верных Государю войск. Императорский поезд не пропускали в Петроград. Государя не подпускали к телеграфу и телефону (штаб Северного фронта имел прямую телефонную и телеграфную связь с Петроградом). Приказы Верховного Главнокомандующего саботировались и, даже, без Его ведома отменялись. И Родзянко, и Алексеев, все безсовестно лгали Государю об истинном положении в столице, а, ведь, по признанию захватившего Министерство путей сообщения Бубликова достаточно было одной дивизии, чтобы подавить бунт - в Таврическом дворце при сообщении о движении войск на Петроград несколько раз поднималась паника, при случайных выстрелах на улице «революционные солдаты» выскакивали в окна.
Царя самым подлым образом обманывали и отношении действительного настроения петроградского населения, которое якобы выступало против Государя лично, и в отношении войск, среди которых якобы не было надежных частей. Августейшая семья, не имея возможности вследствие болезни детей выехать из Царского Села, подвергалась величайшей опасности. Ну, конечно, и угроза внутренних беспорядков во время напряженнейшей борьбы с внешним врагом, накануне победы, свидетельствовала о стечении тяжелых обстоятельств, о которых прямо говорится в телеграмме от 2 марта 1917 г. Императору почти открыто угрожали убийством Сына и гибелью всей династии. Воистину, кругом царила «измена, трусость и обман».
Интересны обстоятельства принятия Великим Князем Михаилом Александровичем рассмотренного решения. 3 марта 1917 г. в дом № 12 по Миллионной улице в Петрограде, где находился Великий Князь питерские заговорщики прибыли чуть ли не в полном составе: князь Львов, Гучков, Родзянко, Милюков, Керенский, Некрасов, Ефремов, Ржевский, Бубликов Терещенко, Шидловский, Шульгин, Набоков, Нольдеx и другие лица и убеждали его отказаться от Престола в пользу народа, который впоследствии сам изберет его или кого-нибудь другого. При этом Керенский заявил: «Я не вправе скрыть здесь, каким опасностям вы лично подвергаетесь в случае решения занять престол… Во всяком случае… я не ручаюсь за жизнь вашего высочества!..».
Все это совершенно определенно говорит о том, что отречение не состоялось.
Святой Царь-Мученик остался законным Государем Российский Империи вплоть до Его, подобной Господней Жертве на Кресте, кончины 17 июля 1918 г. Власть Временного правительства, равно как и власть его «наследников» - власть узурпированная, власть незаконная. Со 2 марта 1917 г. на всей территории Российской Империи ни одного мгновения не существовало и не существует какого бы то ни было рода или вида («ветви») государственной власти, которая могла бы претендовать на какой угодно род или вид законной преемственности. Все имеющиеся документальные акты перехода власти от законных ее носителей, отказа от нее и проч. - все это с юридической точки зрения не выдерживает самой снисходительной критики. Россия юридически и по сей день - Самодержавная Православная Монархия. Всякий «избиратель» или его «избранник» - лишь звено в эстафете преступников, продолжение которой и есть залог достигнутого 87 лет назад губительного успеха.
В 1613 году Народ Русский присягнул Дому Романовых до скончания века, «твердо и неразрушимо в предъидущие лета, в роды и роды». «А кто убо не похощет послушати сего Соборного Уложения… по священным правилам святых Апостол и Вселенских седми Соборов Св. Отец и Поместных… извержен будет, и от Церкви Божией отлучен, яко раскольник Церкви Божией и всего Православного Христианства…»
_________________________________
i) Не о тверди небесной, естественно, идет речь, а небесах духовных.
ii) Не в физическом, конечно же, только смысле, но в смысле прерогатив Священного Царского служения.
iii) Мы не говорим о действиях лиц, в результате усилий которых такая телеграмма появилась, они то уж, конечно, имеют юридической значение, но с точки зрения уголовного права. Этой проблемы мы здесь касаться не будем.
iv) Не в смысле Совета Министров, а в смысле прав по управлению государством.
v) В первых телеграммах ни о какой Государственной Думе и т.п., как видим, не говорится вовсе.
vi) Это был единственный документ, подписанный Николаем Вторым карандашом.
vii) Согласно ст. ст. 54, 139, 187 Свода Основных Государственных Законов Манифестами объявлялось только о восшествии на Престол, рождении, вступлении в брак и кончине Великий Князей. Ни о каких манифестах об отречении от Престола, в имперском законодательстве речи нет.
viii) Престол переходит к законному Наследнику в самый миг наступления соответствующего события и Наследник, став в силу прямого указания закона Императором, не может отказываться от лежащего на нем долга. Гражданско-правовой порядок отказа от принятия наследства здесь не применим.
ix) Согласно ст. 94 «доколе новым законом положительно не отменен закон существующий, он сохраняет полную свою силу». Законы же должны были быть одобрены и Государственной думой и Государственным Советом (ст. 111), а потом утверждены Государем.
x) Трое последних и составили цитируемый «акт».
Сорокин, Андрей Юрьевич