Св. Лука Воино-Ясенецкий - плевок в большевицкую харю
Речь здесь пойдет о знаменитом русском хирурге Валентине Феликсовиче Воино-Ясенецком (Святителе Луке Воино-Ясенецком, 1877-1961), о его моральной победе над большевиками
«Яков Христофорович!
Срочно зайдите к тов. Дзержинскому».
Петерс в сердцах смял записку.
Разумеется! Дня не прошло по приезде в Москву, а сукину шляхтичу история известна уже во всех подробностях... История - скверней некуда. Если бы порученное дело провалил таким позорным образом начинающий чекист - десять против одного, что кончилось бы трибуналом... А тут, на потеху честному народу, оскандалился зампред ВЧК, и еще как оскандалился. И уж во всяком случае Петерсу не хотелось говорить об этом провале с предом....
.
Как и многие другие, Петерс старался по возможности избегать личных контактов с Дзержинским, подсознательно отвращаясь от того отсутствия живого эмоционального взаимодействия в общении, которое всегда угнетало собеседников преда… Но другого выхода не оставалось.
- Звали, Феликс Эдмундович?
- Да, Яков Христофорович. Меня интересуют реальные обстоятельства прецедента в Ташкенте. Должен отметить, что имеющиеся у меня сведения выглядят... просто неправдоподобно, Яков Христофорович.
- Очень может быть, очень может быть, Феликс Эдмундович... Только объяснять мне нечего, убейте меня - сам ничего не понимаю...
ТАШКЕНТ (в местной чека)
- ...В операционной висит икона. Естественно, было распоряжение снять. Сняли. Приходит Воино-Ясенецкий на работу - иконы нет. Так что он тогда делает? «Я, - говорит, - как главный врач отказываюсь в такой операционной оперировать сам и запрещаю всем хирургам». Полдня проходит - все операции прекращены...
- М-да... Как же это получается - почему он до сих пор не у вас? Почему нужен мой приезд для того, чтобы забрать этого попа?
- Он незаменимый хирург.
- Незаменимых людей нет... А какой он там хирург - это еще надо разобраться... Пожалуй, и начнем с допросов врачей.
***
Худощавый молодой человек лет двадцати трех-двадцати четырех…
- Эттор Дмитрий Осипович? Студент-медик, проходите стажировку в городской больнице?
- Совершенно верно.
- Нас интересует ваше мнение о главном враче больницы.
- Мое мнение? Это, знаете ли, забавно.
- Без интеллигентских штучек! Отвечайте четко и ясно. Что представляет из себя Валентин Воино-Ясенецкий как врач?
- Вы не медик, поэтому все равно не сможете этого понять... Как хирург отец Валентин... да таких хирургов не бывает! Не бывает, и все. Это сверхъестественно. - Молодой человек негромко засмеялся. - Чтобы вам было понятнее - расскажу небольшой эпизод, связанный со мной. Когда мне довелось в первый раз ассистировать отцу Валентину, я упал на операции в обморок, как институтка... Оперировали острый живот... Тут нужен большой разрез - ведется тщательно, медленно, чуть-чуть не туда - и будут задеты важнейшие органы... А отец Валентин подошел к пациенту и - не глядя! - полоснул в один взмах... Как мечом рассек...
Вечером вызывает меня в свой кабинет. «Что же, - говорит, - у вас, юноша, нервы для хирурга слабоваты? Не годится... Будете еще ассистировать - покуда не привыкнете к моей манере». Я говорю: «Простите, бога ради, но я не постигаю - ведь ваша манера по меньшей мере рискованна! Как Вы не боитесь полосовать по живому, как в анатомичке?» Засмеялся: «Возьмите с полки любую книгу». Я взял Спенсерову «Биологию», протягиваю ему... Берет лезвие. «До какой страницы ее разрезать?» - «До... сто пятьдесят первой». Открывает на первой странице и проводит по обрезу бритвой... «Теперь ищите свою страницу». Нахожу - сто пятидесятая еще надрезана, на сто пятьдесят первой - только вмятинка... Так-то вот. С тех пор я уже на двадцати операциях ассистировал - но до сих пор на его операцию иду как на чудо. Да и не только я - все так.
- Что можете сказать о его политических взглядах?
- Какие бы то ни было показания давать отказываюсь. Не осведомлен в данном вопросе.
***
Петров Семен Иванович. Коренастый, тучный, потеющий, отдыхивающийся мужчина средних лет с ухватками армейского фельдшера.
- Что вы можете сказать о Воино-Ясенецком как о хирурге?
- Так вы за этим меня от больных оторвали? Если вам, товарищ комиссар, или, извиняюсь, как вас там величать, делать нечего - то у меня дел по горло... Какой хирург Воино-Ясенецкий? Да у любой бабки на базаре спросите - и та ответит, какой. Чем людей отрывать...
- Нас интересует мнение специалистов.
- А что вы, в этом, извиняюсь, поймете? Будь вы медик, я бы вам и отвечал как медику... А так что я могу сказать? Что если б у него руки были как есть бриллиантовые, и то бы меньше стоили, чем теперь... Таких рук во всей России других нет... От трепанации черепа до операций на глаза - нет такого места, чтобы он не смог прооперировать, во всем человеческом теле... Но тут опять же медиком надо быть, чтобы понять...
- Каковы его политические взгляды?
- Извиняюсь, не интересовался. Еще вопросы будут? Меня больные ждут.
***
Сухоцкий Иван Петрович… В разговоре - старомодная предупредительность, то и дело немного утрируемая, что ненавязчиво подчеркивает не слишком восторженное мнение о собеседнике.
- Воино-Ясенецкий? О, на отечественном медицинском небосклоне это звезда первой величины, да-с! Крупнейший теоретик - если угодно знать, его еще юношей первейшие российские эскулапы прочили в чистую науку... Он же - почитая себя не в праве зарывать в землю сверхъестественные свои дарования практика - обрек себя на каторжный труд земского врача... Науки, однако, не оставил, да-с... Истинный энтузиаст и хирург от Бога.
- Что вам известно о его политических взглядах?
- Извините великодушнейше - не интересовался.
- Но может быть, случайно, в разговоре...
- Решительнейшим образом не припоминаю.
- Значит - не припоминаете? И случая, когда ваш Воино-Ясенецкий отказался лечить комсомольца, вы тоже не припоминаете?
- Отчего же-с, превосходно припоминаю.
- Чем был мотивирован отказ?
- Видите ли... В этом случае мой коллега обнаружил по ходу обследования у пострадавшего не только травму черепа. Имелись еще кое-какие внутричерепные повреждения, делающие хирургическое вмешательство с его точки зрения бессмысленным.
***
- Тьфу... Дай-ка мне, кстати, из дела заявление Шапкина.
«В Ташкентскую ГУБЧК от комсомольского активиста Шапкина В. Д. Заявление. В связи с тем, что главврач горбольницы Воино-Ясенецкий является контрой и врагом революционного дела - срочно примите революционную меру пресечения. С травмой головы явившись в горбольницу на прием, был спрошен главврачом Воино-Ясенецким В.Ф., как получил. На что было отвечено, что в ходе оперативной антирелигиозной пропаганды упал на голову кирпич (церковь так называемой Троицы в Гончарном переулке: по дорасчищении территории планируется агитплощадка), на что имел место ответ: «Убирайся, дурак, и молись: тебя Бог наказал». Таким образом, медицинская помощь мне оказана главврачом горбольницы Воино-Ясенецким В.Ф. не была, что можно рассматривать только как акт контрреволюционного вредительства по выведению из строя кадров. С комсомольским приветом
Шапкин В.»
- Грудами копятся материалы, а этот распоясавшийся поп до сих пор разгуливает на свободе! Врачи, разумеется, в сговоре - заметил, как они темнят? Нет, меня на эти фокусы не купишь... А раз он гнет свою линию открыто - на глазах у всего города, то и пресечь эго надо на глазах у всего города... В общем, так: с делом Воино-Ясенецкого надо устроить показательный процесс... Открытый... Само собой, завершение процесса может быть только одно, тут уж ты своих сам натаскивай... Я выступлю общественным обвинителем. Да, еще - всех опрошенных хирургов необходимо тоже сегодня же ночью забрать. Как соучастников.
«СУД»
Процесс подготавливался неделю. И наконец настал день, который Яков Петерс но гроб жизни был не прочь вычеркнуть из календаря...
Несмотря на жару, зал городского суда был переполнен желающими присутствовать на процессе: люди стояли у стен и теснились в проходах между рядами...
Промокая платком лоб, Петерс оглядывал публику, только наполовину состоящую из интеллигенции. Правда, всяческих дамочек в вуальках хватает. Но есть и то, что надо, - например, вот те двое рабочих парней... А хорош же все-таки наглец этот докторишка - подсаженный в камеру чекист слышал, как он говорил утром остальным хирургам: «На этот раз все обойдется. Сегодня же вечером все мы будем дома». Посмотрим, сволочь, как это у тебя получится...
- Ввести арестованных!
Петерс невольно, сам не зная почему, вздрогнул: по проходу к скамье подсудимых шли конвоируемые красноармейцами врачи. Высокий, на голову выше остальных, широкоплечий человек с русой бородой и спадающей на грубую ткань рясы пышной шевелюрой русых волос, с высоким лбом, жесткими синими глазами, разумеется, не мог быть никем иным... Вот он какой, этот Воино-Ясенецкий... Что же, и не таких обламывали... Посмотрим, какой будет у тебя вид после вынесения приговора, - такой ли невозмутимый...
Зал словно взбесился: аплодисменты, как в театре... Бешено хлопают замеченные Петерсом рабочие парни, причитает старушонка в белом платочке,… в светлом платьице девчонка лет двенадцати выскакивает с букетом - это служит своего рода сигналом: под ноги идущих к скамье подсудимых врачей из зала летят цветы...
Может быть, было ошибкой выносить это дело наружу? Ничего, надо только повести круче... Начало речи придумано заранее: острое, хорошее начало.
После многочисленных угроз очистить зал наступает относительная тишина.
- Что же это вы, Воино-Ясенецкий, днем в операционной людей режете, а по вечерам псалмы распеваете?
И вдруг - громовой - на весь зал - повелительный и гневный голос:
- Я ЛЮДЕЙ РЕЖУ ИЗ ЧЕЛОВЕКОЛЮБИЯ, А ВОТ ВЫ - ИЗ ЧЕГО?!
Происходило невероятное, то, чего никак не могло происходить: подсудимый превратился в обвинителя. Отдававшаяся по залу раскатами грома гневная обличительная речь длилась более часа, зал, как один человек, застыл в испуганном молчании - никто из чекистов и партийных работников не осмеливался прервать говорившего... Гремела открыто контрреволюционная речь: Воино-Ясенецкий излагал свои взгляды на советскую власть.
Даже когда он говорил, еще можно было как-то исправить положение: выхватить «пушку» и разрядить в попа - это живо заткнуло бы недовольных, пусть немного и рискованно, но зато показательно насчет того, что советская власть с собой шутить не позволит... Эти мысли мелькали в голове, и было отчаянно ясно, что таксой выход - единственный исправляющий положение, но ставшая ватной рука не поднималась даже для того, чтобы отереть обильно стекающий со лба пот - теперь уже холодный...
Петерс сидел и слушал речь Воино-Ясенецкого, в паническом ужасе спрашивая себя - почему он сидит и слушает, и не находил ответа...
Воино-Ясенецкий смолк. Зал, секунду оставаясь затихшим, взорвался неистовыми овациями... Петерс взглянул на чекистов, сидящих за оставшимся с прежних времен длинным судейским столом под штукатуркой со следами висевшего портрета: у них тоже были растерянные, выжатые, бледные лица... И тогда Петерс почувствовал разгадку: это было бессилие. Непостижимое, но абсолютное бессилие хоть всей ВЧК, перед безоружными врачами, сидящими на скамье подсудимых: почувствовал, что их почему-то придется отпустить и что ничего иного сделать уже невозможно…
(из книги: Е. Чудинова. Торжество знака)
[Биографическая справка]Биографическая справка
В Свято-Троицком монастыре покоятся мощи святителя Луки. Архиепископ Лука - личность замечательная и уникальная. Выдающийся врач, хирург, священник, Валентин Феликсович Воино-Ясенецкий родился 27 апреля 1877 года в г. Керчь, в семье аптекаря. В детстве увлекался рисованием, но художником не стал, решив выбрать другую профессию, чтобы приносить наибольшую пользу людям. Поэтому в 1898 году поступил в Киевский университет на медицинский факультет. Он решил стать земским врачом, чтобы помогать бедным, лечить их. Но в связи с войной с Японией Воино-Ясенецкий в 1904 году отправился на Дальний Восток, здесь началась его практическая деятельность как хирурга. Он проводит весьма успешно самые сложные операции. Занимается научной работой по сбору материала по регионарной анестезии.
В 1915 году вышла его книга «Регионарная анестезия», за которую Варшавский университет присудил Воино-Ясенецкому премию имени Хойнацкого. В смутное время, когда многие отказывались от веры, он принимает сан священника и усердно совмещает свое священство с деятельностью ученого и хирурга. Его образ жизни, его слова, не расходящиеся с делом, огромный и тяжелый труд врача-хирурга и священника вызывали большое уважение у многих людей.
В 1923 году он принимает важное решение - становится монахом с именем апостола-евангелиста и художника Луки.
За свою веру святитель Лука трижды был арестован и трижды отправлен в ссылку.
В 1937 году, после третьего ареста и последовавшей ссылки, он сразу же, когда началась война, по просьбе властей работает главным хирургом в Красноярском эвакуационном госпитале. Не забыта и научная деятельность: в 1943 году вышло второе издание «Очерки гнойной хирургии», в 1944-м еще одна книга по хирургии.
На Крымской земле архиепископ Лука принял епархию в 1946 году и много сил приложил, чтобы навести порядок: открывал новые храмы, способствовал восстановлению старых, готовил кадры священников, которых почти не осталось.
* * *
Но весьма показательно, что образ Владыки Луки активно нынче «эксплуатирует» Московская патриархия - именно та, которая спасала свою шкуру через соглашательство с богоборцами - чекистско-большевицким отродьем.
«Яков Христофорович!
Срочно зайдите к тов. Дзержинскому».
Петерс в сердцах смял записку.
Разумеется! Дня не прошло по приезде в Москву, а сукину шляхтичу история известна уже во всех подробностях... История - скверней некуда. Если бы порученное дело провалил таким позорным образом начинающий чекист - десять против одного, что кончилось бы трибуналом... А тут, на потеху честному народу, оскандалился зампред ВЧК, и еще как оскандалился. И уж во всяком случае Петерсу не хотелось говорить об этом провале с предом....
.
Как и многие другие, Петерс старался по возможности избегать личных контактов с Дзержинским, подсознательно отвращаясь от того отсутствия живого эмоционального взаимодействия в общении, которое всегда угнетало собеседников преда… Но другого выхода не оставалось.
- Звали, Феликс Эдмундович?
- Да, Яков Христофорович. Меня интересуют реальные обстоятельства прецедента в Ташкенте. Должен отметить, что имеющиеся у меня сведения выглядят... просто неправдоподобно, Яков Христофорович.
- Очень может быть, очень может быть, Феликс Эдмундович... Только объяснять мне нечего, убейте меня - сам ничего не понимаю...
ТАШКЕНТ (в местной чека)
- ...В операционной висит икона. Естественно, было распоряжение снять. Сняли. Приходит Воино-Ясенецкий на работу - иконы нет. Так что он тогда делает? «Я, - говорит, - как главный врач отказываюсь в такой операционной оперировать сам и запрещаю всем хирургам». Полдня проходит - все операции прекращены...
- М-да... Как же это получается - почему он до сих пор не у вас? Почему нужен мой приезд для того, чтобы забрать этого попа?
- Он незаменимый хирург.
- Незаменимых людей нет... А какой он там хирург - это еще надо разобраться... Пожалуй, и начнем с допросов врачей.
***
Худощавый молодой человек лет двадцати трех-двадцати четырех…
- Эттор Дмитрий Осипович? Студент-медик, проходите стажировку в городской больнице?
- Совершенно верно.
- Нас интересует ваше мнение о главном враче больницы.
- Мое мнение? Это, знаете ли, забавно.
- Без интеллигентских штучек! Отвечайте четко и ясно. Что представляет из себя Валентин Воино-Ясенецкий как врач?
- Вы не медик, поэтому все равно не сможете этого понять... Как хирург отец Валентин... да таких хирургов не бывает! Не бывает, и все. Это сверхъестественно. - Молодой человек негромко засмеялся. - Чтобы вам было понятнее - расскажу небольшой эпизод, связанный со мной. Когда мне довелось в первый раз ассистировать отцу Валентину, я упал на операции в обморок, как институтка... Оперировали острый живот... Тут нужен большой разрез - ведется тщательно, медленно, чуть-чуть не туда - и будут задеты важнейшие органы... А отец Валентин подошел к пациенту и - не глядя! - полоснул в один взмах... Как мечом рассек...
Вечером вызывает меня в свой кабинет. «Что же, - говорит, - у вас, юноша, нервы для хирурга слабоваты? Не годится... Будете еще ассистировать - покуда не привыкнете к моей манере». Я говорю: «Простите, бога ради, но я не постигаю - ведь ваша манера по меньшей мере рискованна! Как Вы не боитесь полосовать по живому, как в анатомичке?» Засмеялся: «Возьмите с полки любую книгу». Я взял Спенсерову «Биологию», протягиваю ему... Берет лезвие. «До какой страницы ее разрезать?» - «До... сто пятьдесят первой». Открывает на первой странице и проводит по обрезу бритвой... «Теперь ищите свою страницу». Нахожу - сто пятидесятая еще надрезана, на сто пятьдесят первой - только вмятинка... Так-то вот. С тех пор я уже на двадцати операциях ассистировал - но до сих пор на его операцию иду как на чудо. Да и не только я - все так.
- Что можете сказать о его политических взглядах?
- Какие бы то ни было показания давать отказываюсь. Не осведомлен в данном вопросе.
***
Петров Семен Иванович. Коренастый, тучный, потеющий, отдыхивающийся мужчина средних лет с ухватками армейского фельдшера.
- Что вы можете сказать о Воино-Ясенецком как о хирурге?
- Так вы за этим меня от больных оторвали? Если вам, товарищ комиссар, или, извиняюсь, как вас там величать, делать нечего - то у меня дел по горло... Какой хирург Воино-Ясенецкий? Да у любой бабки на базаре спросите - и та ответит, какой. Чем людей отрывать...
- Нас интересует мнение специалистов.
- А что вы, в этом, извиняюсь, поймете? Будь вы медик, я бы вам и отвечал как медику... А так что я могу сказать? Что если б у него руки были как есть бриллиантовые, и то бы меньше стоили, чем теперь... Таких рук во всей России других нет... От трепанации черепа до операций на глаза - нет такого места, чтобы он не смог прооперировать, во всем человеческом теле... Но тут опять же медиком надо быть, чтобы понять...
- Каковы его политические взгляды?
- Извиняюсь, не интересовался. Еще вопросы будут? Меня больные ждут.
***
Сухоцкий Иван Петрович… В разговоре - старомодная предупредительность, то и дело немного утрируемая, что ненавязчиво подчеркивает не слишком восторженное мнение о собеседнике.
- Воино-Ясенецкий? О, на отечественном медицинском небосклоне это звезда первой величины, да-с! Крупнейший теоретик - если угодно знать, его еще юношей первейшие российские эскулапы прочили в чистую науку... Он же - почитая себя не в праве зарывать в землю сверхъестественные свои дарования практика - обрек себя на каторжный труд земского врача... Науки, однако, не оставил, да-с... Истинный энтузиаст и хирург от Бога.
- Что вам известно о его политических взглядах?
- Извините великодушнейше - не интересовался.
- Но может быть, случайно, в разговоре...
- Решительнейшим образом не припоминаю.
- Значит - не припоминаете? И случая, когда ваш Воино-Ясенецкий отказался лечить комсомольца, вы тоже не припоминаете?
- Отчего же-с, превосходно припоминаю.
- Чем был мотивирован отказ?
- Видите ли... В этом случае мой коллега обнаружил по ходу обследования у пострадавшего не только травму черепа. Имелись еще кое-какие внутричерепные повреждения, делающие хирургическое вмешательство с его точки зрения бессмысленным.
***
- Тьфу... Дай-ка мне, кстати, из дела заявление Шапкина.
«В Ташкентскую ГУБЧК от комсомольского активиста Шапкина В. Д. Заявление. В связи с тем, что главврач горбольницы Воино-Ясенецкий является контрой и врагом революционного дела - срочно примите революционную меру пресечения. С травмой головы явившись в горбольницу на прием, был спрошен главврачом Воино-Ясенецким В.Ф., как получил. На что было отвечено, что в ходе оперативной антирелигиозной пропаганды упал на голову кирпич (церковь так называемой Троицы в Гончарном переулке: по дорасчищении территории планируется агитплощадка), на что имел место ответ: «Убирайся, дурак, и молись: тебя Бог наказал». Таким образом, медицинская помощь мне оказана главврачом горбольницы Воино-Ясенецким В.Ф. не была, что можно рассматривать только как акт контрреволюционного вредительства по выведению из строя кадров. С комсомольским приветом
Шапкин В.»
- Грудами копятся материалы, а этот распоясавшийся поп до сих пор разгуливает на свободе! Врачи, разумеется, в сговоре - заметил, как они темнят? Нет, меня на эти фокусы не купишь... А раз он гнет свою линию открыто - на глазах у всего города, то и пресечь эго надо на глазах у всего города... В общем, так: с делом Воино-Ясенецкого надо устроить показательный процесс... Открытый... Само собой, завершение процесса может быть только одно, тут уж ты своих сам натаскивай... Я выступлю общественным обвинителем. Да, еще - всех опрошенных хирургов необходимо тоже сегодня же ночью забрать. Как соучастников.
«СУД»
Процесс подготавливался неделю. И наконец настал день, который Яков Петерс но гроб жизни был не прочь вычеркнуть из календаря...
Несмотря на жару, зал городского суда был переполнен желающими присутствовать на процессе: люди стояли у стен и теснились в проходах между рядами...
Промокая платком лоб, Петерс оглядывал публику, только наполовину состоящую из интеллигенции. Правда, всяческих дамочек в вуальках хватает. Но есть и то, что надо, - например, вот те двое рабочих парней... А хорош же все-таки наглец этот докторишка - подсаженный в камеру чекист слышал, как он говорил утром остальным хирургам: «На этот раз все обойдется. Сегодня же вечером все мы будем дома». Посмотрим, сволочь, как это у тебя получится...
- Ввести арестованных!
Петерс невольно, сам не зная почему, вздрогнул: по проходу к скамье подсудимых шли конвоируемые красноармейцами врачи. Высокий, на голову выше остальных, широкоплечий человек с русой бородой и спадающей на грубую ткань рясы пышной шевелюрой русых волос, с высоким лбом, жесткими синими глазами, разумеется, не мог быть никем иным... Вот он какой, этот Воино-Ясенецкий... Что же, и не таких обламывали... Посмотрим, какой будет у тебя вид после вынесения приговора, - такой ли невозмутимый...
Зал словно взбесился: аплодисменты, как в театре... Бешено хлопают замеченные Петерсом рабочие парни, причитает старушонка в белом платочке,… в светлом платьице девчонка лет двенадцати выскакивает с букетом - это служит своего рода сигналом: под ноги идущих к скамье подсудимых врачей из зала летят цветы...
Может быть, было ошибкой выносить это дело наружу? Ничего, надо только повести круче... Начало речи придумано заранее: острое, хорошее начало.
После многочисленных угроз очистить зал наступает относительная тишина.
- Что же это вы, Воино-Ясенецкий, днем в операционной людей режете, а по вечерам псалмы распеваете?
И вдруг - громовой - на весь зал - повелительный и гневный голос:
- Я ЛЮДЕЙ РЕЖУ ИЗ ЧЕЛОВЕКОЛЮБИЯ, А ВОТ ВЫ - ИЗ ЧЕГО?!
Происходило невероятное, то, чего никак не могло происходить: подсудимый превратился в обвинителя. Отдававшаяся по залу раскатами грома гневная обличительная речь длилась более часа, зал, как один человек, застыл в испуганном молчании - никто из чекистов и партийных работников не осмеливался прервать говорившего... Гремела открыто контрреволюционная речь: Воино-Ясенецкий излагал свои взгляды на советскую власть.
Даже когда он говорил, еще можно было как-то исправить положение: выхватить «пушку» и разрядить в попа - это живо заткнуло бы недовольных, пусть немного и рискованно, но зато показательно насчет того, что советская власть с собой шутить не позволит... Эти мысли мелькали в голове, и было отчаянно ясно, что таксой выход - единственный исправляющий положение, но ставшая ватной рука не поднималась даже для того, чтобы отереть обильно стекающий со лба пот - теперь уже холодный...
Петерс сидел и слушал речь Воино-Ясенецкого, в паническом ужасе спрашивая себя - почему он сидит и слушает, и не находил ответа...
Воино-Ясенецкий смолк. Зал, секунду оставаясь затихшим, взорвался неистовыми овациями... Петерс взглянул на чекистов, сидящих за оставшимся с прежних времен длинным судейским столом под штукатуркой со следами висевшего портрета: у них тоже были растерянные, выжатые, бледные лица... И тогда Петерс почувствовал разгадку: это было бессилие. Непостижимое, но абсолютное бессилие хоть всей ВЧК, перед безоружными врачами, сидящими на скамье подсудимых: почувствовал, что их почему-то придется отпустить и что ничего иного сделать уже невозможно…
(из книги: Е. Чудинова. Торжество знака)
[Биографическая справка]Биографическая справка
В Свято-Троицком монастыре покоятся мощи святителя Луки. Архиепископ Лука - личность замечательная и уникальная. Выдающийся врач, хирург, священник, Валентин Феликсович Воино-Ясенецкий родился 27 апреля 1877 года в г. Керчь, в семье аптекаря. В детстве увлекался рисованием, но художником не стал, решив выбрать другую профессию, чтобы приносить наибольшую пользу людям. Поэтому в 1898 году поступил в Киевский университет на медицинский факультет. Он решил стать земским врачом, чтобы помогать бедным, лечить их. Но в связи с войной с Японией Воино-Ясенецкий в 1904 году отправился на Дальний Восток, здесь началась его практическая деятельность как хирурга. Он проводит весьма успешно самые сложные операции. Занимается научной работой по сбору материала по регионарной анестезии.
В 1915 году вышла его книга «Регионарная анестезия», за которую Варшавский университет присудил Воино-Ясенецкому премию имени Хойнацкого. В смутное время, когда многие отказывались от веры, он принимает сан священника и усердно совмещает свое священство с деятельностью ученого и хирурга. Его образ жизни, его слова, не расходящиеся с делом, огромный и тяжелый труд врача-хирурга и священника вызывали большое уважение у многих людей.
В 1923 году он принимает важное решение - становится монахом с именем апостола-евангелиста и художника Луки.
За свою веру святитель Лука трижды был арестован и трижды отправлен в ссылку.
В 1937 году, после третьего ареста и последовавшей ссылки, он сразу же, когда началась война, по просьбе властей работает главным хирургом в Красноярском эвакуационном госпитале. Не забыта и научная деятельность: в 1943 году вышло второе издание «Очерки гнойной хирургии», в 1944-м еще одна книга по хирургии.
На Крымской земле архиепископ Лука принял епархию в 1946 году и много сил приложил, чтобы навести порядок: открывал новые храмы, способствовал восстановлению старых, готовил кадры священников, которых почти не осталось.
* * *
Но весьма показательно, что образ Владыки Луки активно нынче «эксплуатирует» Московская патриархия - именно та, которая спасала свою шкуру через соглашательство с богоборцами - чекистско-большевицким отродьем.