Волшебная гора.
Оригинал взят у step_bg в Волшебная гора.
Волшебная гора - роман о времени. Если вас когда-то попросят описать время, а уж, тем более, написать рассказ или повесть, то, скорее всего,от такой просьбы впадете в ступор. А тут целый роман, да в двух частях. Читая его кажется, что каждая отдельная часть, каждый отдельный герой, сцена и явление природы - самостоятельные единицы. Наверное, так оно и есть. На ум приходит сравнение с симфонией - скрипка, духовые и ударные инструменты прекрасны сами по себе, но лишь вместе они образуют целое, которое мы и воспринимаем. Прямо Фаустовское выражение "части часть". Лишь в конце романа все звенья сложены и то ощущение, которое хотел передать автор - Томас Манн - передано в полной мере.
На прочтение "Волшебной горы" меня натолкнуло сразу несколько событий. Сначала уважаемый dzeso написал рецензию на мультфильм "Ветер крепчает" Миядзаки, после которой (рецензии) мультфильм был немедленно засмотрен. Поскольку в статье уже были раскрыты многие тонкости, скрытые в подтексте, то интерес был подогрет достаточно.
Пересказывать такое произведение занятие неблагодарное, да и нечестное - каждый должен иметь возможность самостоятельно получить свою дозу инъекции временем. Само место - горы, отделенные лесом, - наводит на мысль о ином мире - чуть ли не мире мертвых, если понимать жителей равнины, ушедших в добровольное изгнание и целиком оторванных от своих корней уже наверху. Кажется, Томас Манн неслучайно поместил действие в Альпы - сердце Европы, где и смешались все народы. И книга стала похожа на котел с зельем, откуда каждый черпает что-то свое.
Здесь разбирается вопрос проверки на прочность последним рубежом - готовностью отдать собственную жизнь за убеждения. Только в таком случае можно сказать, что человек был до конца искренним. Однако, хотелось бы и с живыми провести такое испытание, чтобы человек умер не умирая. С древности такую роль выполняли обряды инициации. Которые позже - с социальным развитием человека - теряли свою функцию посвящения неофита в тайны смерти и постепенно проходили этапы трансформации от мифа до сказки.
В этой и этой заметке автор заинтересовался героем-иезуитом. Этот человек особым образом подает образы Бога и Человека, постулируя превосходство духа над материей и террор над идеей развития и освобождения. Для меня это оказался самый тяжелый персонаж, к попытке понять которого я, видимо, вернусь еще не единожды.
А здесь прямо говорится о современности, фактически уже столетнего романа. Особенно яркий пассаж про демона Тупоумия. Посмотрите, насколько эта цитата близка нашему сегодняшнему состоянию:
«Так шел годик за годиком, и в санатории «Берггоф» повеяло неким душком, о происхождении которого от демона, чье зловещее имя мы уже называли, Ганс Касторп догадывался. С безответственным любопытством путешествующего в целях самообразования, он этого демона изучил и даже открыл в себе неблаговидные возможности некоторого соучастия в служении ему, ибо все его ближние теперь ему служили. Стать рабом тех настроений, которые распространялись все шире - хотя их зачатки, так же как и зачатки прежних, всегда существовали то там, то здесь, - он, по своей природе, был неспособен; однако с испугом замечал, что стоит ему немного распуститься, как в его словах, мимике и поведении сказывается та же инфекция, которой не избежал никто из окружающих. В чем же дело? Что носилось в воздухе? Жажда раздоров, придирчивость и раздражительность, возмутительная нетерпимость. Какая-то общая склонность к ядовитым пререканиям, к вспышкам ярости, даже дракам. Ожесточенные споры, крикливые перебранки вспыхивали каждый день между отдельными людьми и целыми группами, причем характерно было то, что состояние людей, поддавшихся этим приступам, отнюдь не отталкивало лиц, явно незаинтересованных, они не только не выступали в роли посредников, а с азартом вмешивались в перепалку, и их души заражались тем же угаром. Они бледнели и вздрагивали. Они таращили сверкающие глаза, их рты судорожно кривились. Иные завидовали тем, кто активно отстаивал свое право на крик и свои основания для ссор, их терзала жажда подражать крикунам, она мучила их души и тела, и тот, кто не имел сил бежать в одиночество, неминуемо втягивался в этот водоворот. Эти вздорные конфликты, взаимные обвинения, свары, разгоравшиеся в присутствии начальства, которое старалось всех утихомирить, но с пугающей легкостью само переходило к рычанию и грубостям, - эти инциденты все учащались в санатории «Берггоф», и тот, кто покидал его на некоторое время в сравнительно здоровом душевном состоянии, не знал, в каком он вернется.».
Меня же сильнее всего завлекла тема бега (бегства) времени - схожесть (легкость) секунды, дня и года ( в том случае, если каждый день подобен предыдущему, то и весь год пролетает незаметно - за день, оставляя в нашей жизнь след длиною в сутки). Человек живет в деле - своем призвании, только в таком случае его время теряет свою легкость, тяжелея от событий. Только такое бытие и можно по-настоящему назвать жизнью.
Две части книги вводят в состояние легкого гипноза, который проходит по щелчку - "и грянул гром". И только тогда наступает ощущение того, что смысловая пустота заканчивается катастрофой - неминуемой и, по своему, притягательно ожидаемой.
Волшебная гора - роман о времени. Если вас когда-то попросят описать время, а уж, тем более, написать рассказ или повесть, то, скорее всего,от такой просьбы впадете в ступор. А тут целый роман, да в двух частях. Читая его кажется, что каждая отдельная часть, каждый отдельный герой, сцена и явление природы - самостоятельные единицы. Наверное, так оно и есть. На ум приходит сравнение с симфонией - скрипка, духовые и ударные инструменты прекрасны сами по себе, но лишь вместе они образуют целое, которое мы и воспринимаем. Прямо Фаустовское выражение "части часть". Лишь в конце романа все звенья сложены и то ощущение, которое хотел передать автор - Томас Манн - передано в полной мере.
На прочтение "Волшебной горы" меня натолкнуло сразу несколько событий. Сначала уважаемый dzeso написал рецензию на мультфильм "Ветер крепчает" Миядзаки, после которой (рецензии) мультфильм был немедленно засмотрен. Поскольку в статье уже были раскрыты многие тонкости, скрытые в подтексте, то интерес был подогрет достаточно.
Пересказывать такое произведение занятие неблагодарное, да и нечестное - каждый должен иметь возможность самостоятельно получить свою дозу инъекции временем. Само место - горы, отделенные лесом, - наводит на мысль о ином мире - чуть ли не мире мертвых, если понимать жителей равнины, ушедших в добровольное изгнание и целиком оторванных от своих корней уже наверху. Кажется, Томас Манн неслучайно поместил действие в Альпы - сердце Европы, где и смешались все народы. И книга стала похожа на котел с зельем, откуда каждый черпает что-то свое.
Здесь разбирается вопрос проверки на прочность последним рубежом - готовностью отдать собственную жизнь за убеждения. Только в таком случае можно сказать, что человек был до конца искренним. Однако, хотелось бы и с живыми провести такое испытание, чтобы человек умер не умирая. С древности такую роль выполняли обряды инициации. Которые позже - с социальным развитием человека - теряли свою функцию посвящения неофита в тайны смерти и постепенно проходили этапы трансформации от мифа до сказки.
В этой и этой заметке автор заинтересовался героем-иезуитом. Этот человек особым образом подает образы Бога и Человека, постулируя превосходство духа над материей и террор над идеей развития и освобождения. Для меня это оказался самый тяжелый персонаж, к попытке понять которого я, видимо, вернусь еще не единожды.
А здесь прямо говорится о современности, фактически уже столетнего романа. Особенно яркий пассаж про демона Тупоумия. Посмотрите, насколько эта цитата близка нашему сегодняшнему состоянию:
«Так шел годик за годиком, и в санатории «Берггоф» повеяло неким душком, о происхождении которого от демона, чье зловещее имя мы уже называли, Ганс Касторп догадывался. С безответственным любопытством путешествующего в целях самообразования, он этого демона изучил и даже открыл в себе неблаговидные возможности некоторого соучастия в служении ему, ибо все его ближние теперь ему служили. Стать рабом тех настроений, которые распространялись все шире - хотя их зачатки, так же как и зачатки прежних, всегда существовали то там, то здесь, - он, по своей природе, был неспособен; однако с испугом замечал, что стоит ему немного распуститься, как в его словах, мимике и поведении сказывается та же инфекция, которой не избежал никто из окружающих. В чем же дело? Что носилось в воздухе? Жажда раздоров, придирчивость и раздражительность, возмутительная нетерпимость. Какая-то общая склонность к ядовитым пререканиям, к вспышкам ярости, даже дракам. Ожесточенные споры, крикливые перебранки вспыхивали каждый день между отдельными людьми и целыми группами, причем характерно было то, что состояние людей, поддавшихся этим приступам, отнюдь не отталкивало лиц, явно незаинтересованных, они не только не выступали в роли посредников, а с азартом вмешивались в перепалку, и их души заражались тем же угаром. Они бледнели и вздрагивали. Они таращили сверкающие глаза, их рты судорожно кривились. Иные завидовали тем, кто активно отстаивал свое право на крик и свои основания для ссор, их терзала жажда подражать крикунам, она мучила их души и тела, и тот, кто не имел сил бежать в одиночество, неминуемо втягивался в этот водоворот. Эти вздорные конфликты, взаимные обвинения, свары, разгоравшиеся в присутствии начальства, которое старалось всех утихомирить, но с пугающей легкостью само переходило к рычанию и грубостям, - эти инциденты все учащались в санатории «Берггоф», и тот, кто покидал его на некоторое время в сравнительно здоровом душевном состоянии, не знал, в каком он вернется.».
Меня же сильнее всего завлекла тема бега (бегства) времени - схожесть (легкость) секунды, дня и года ( в том случае, если каждый день подобен предыдущему, то и весь год пролетает незаметно - за день, оставляя в нашей жизнь след длиною в сутки). Человек живет в деле - своем призвании, только в таком случае его время теряет свою легкость, тяжелея от событий. Только такое бытие и можно по-настоящему назвать жизнью.
Две части книги вводят в состояние легкого гипноза, который проходит по щелчку - "и грянул гром". И только тогда наступает ощущение того, что смысловая пустота заканчивается катастрофой - неминуемой и, по своему, притягательно ожидаемой.