Лекция профессора Гомберга
о либертарианстве и австризме -- здесь.
Но поскольку жж чаще мертв, чем жив, я повторю весь тред здесь, под катом.
Итак, исходный вопрос жж-юзера syarzhuk :а можете как-нибудь описать разницу между "настоящей австрийской школой" и "австризмом"? А то они ж все говорят, что это одно и то же
Собственно лекция:
Часть №1:
Я не специалист по истории экономической мысли, поэтому попробую, скорее, на примере.
Одним из разногласий неоклассической и австрийской школ была интерпретация понятия полезности. Скажем, если открыть столетней давности учебник Маршалла, то там будет говориться о полезности, как если бы это была некая мера счастия/удовлетворения. Скажем, можно говорить об "уменьшающейся предельной полезности": двадцатый рубль человек ценит меньше первого.
С точки зрения австрийской школы, это фундаментально неверный подход: удовольствие неизмеримо. Мы можем провериять утверждения типа "я люблю два рубля больше, чем рубль" - скажем, если человек может взять два рубля или рубль и берет два, значит два рубля ему нравятся больше. Т.е., говоря о полезности возможны утверждения типа "больше/меньше", но не утверждения "в два раза больше". Там, где для неоклассика "примитивом" модели была сама полезность, для австрийца модель основана не на полезности, но на выявленом предпочтении: если человек выбирает из яблока и банана яблоко, то значит яблоко ему нравится больше банана. С этой точки зрения полезность - не более чем представление предпочтения. Но поскольку предпочтение единиц не имеет, то и у полезности, фактически, нет единиц.
В современном экономическом мэйнстриме, в данном случае, возобладал австрийский подход: полезность, в подавляющем большинстве случаев рассматривается просто как представление ординального предпочтения. Причина тому все та же: мы можем проверить на практике утверждения типа "с точки зрения г-на Х яблоко лучше банана", но не "яблоко в два раза лучше банана": так или иначе, г-н Х выбирает яблоко, если ему оно лучше.
Что интересно, огромную роль в развитии современных представлений о полезности и предпочтениях сыграл "австрийский" экономист (забытый самими австрийцами) Оскар Моргенстерн, в сотрудничестве с великим фон Нойманом развивший эту теорию для случая выбора в условиях неопределенности. Я не буду сейчас вдаваться в детали, но сам вопрос, который сформулировал Моргенстерн для фон Ноймана, традиционный "неоклассик" просто не задал бы.
Таким образом, современный мейнстрим и традиционная австрийская школа согласны по очень важному вопросу в самой основе современной экономики: экономисты изучают, прежде всего, индивидуальный выбор и предметом изучения, во многом, является выявленное этим выбором индивидуальное предпочтение - иной информации о том, чего человек хочет получить просто неоткуда. С этой точки зрения, современная экономическая теория вполне себе австрийская.
продолжение следует (убегаю лекцию читать - Моргенстерна с фон Нойманом поминать)
Часть №2:
У меня буквально пара минут, но продолжу.
Таким образом, австрийцы и современный мейнстрим согласны в том, что источником нашей информации о том, чего хотят люди, могут быть только их собственные решения: если я выбрал яблоко, а мог бы банан, то яблоко мне нравится более, нежели банан.
Но дальше вопрос в том, что считать свидетельством о чем. Скажем (приведу намеренно неприятный пример), предположим я вижу, как убивают женщину, а муж ее связан и ничего сделать не может. У мужа в этот момент нет выбора: спасать жену или нет - он только глазами смотреть может. Означает ли это, что у меня нет достаточной информации, чтобы сказать: муж предпочел бы, чтобы жену не убивали. На мой взгляд, с большой степенью вероятности, уже его решение (в совсем другой ситуации) жениться означает, что он эту женщину любит и хотел бы, чтобы ее не убивали. Безусловно, возможны исключения: бывают садо-мазохисты и прочиие маньяки, да и мнение мужа о жене могло измениться (бывают и такие мужья, что убийц нанимают). Т.е., абсолютно уверенно я тут ничего сказать не могу, но некую правдоподобную теорию, связывающую реально совершенный выбор (жениться или нет) с неосуществленным выбором (спасать жену или нет) построить могу - она будет верна не всегда, но достаточно часто. В менее экстремальных ситуациях какие-то подобные умозаключения, связывающие тоже возможны.
Это и есть, вобщем, "мейнстримный" взгляд. Постольку поскольку мы признаем, что разные решения могут быть взаимосвязаны, мы можем строить эмпирически тестируемые теории и проверять их наблюдениями. Естественно, иногда эти теории будут наблюдениями опровергаться. Верность теории, вобщем, если мы следуем научному методу, вопрос эмпирический.
Но это не "современный австристский" взгляд. Современные австрийцы являются последователями, на самом деле, прежде всего, одного единственного австрийского интеллектуального предка: Людвига фон Мизеса (остальные классики-австрийцы в и их взглядах играют много меньшую роль). Взгляды фон Мизеса на некоторые вещи были несколько своеобразны (хотя и вполне в мейнстриме своего времени), поэтому дальше надо поговорить о них.
Опять бегу, продолжу потом.
Часть №3:
Фон Мизес был, безусловно, весьма влиятельным экономистом своего времени, вполне встроеным в тогдашнюю академическую среду. В дисциплине еще не доконца себя осонавшей наукой, он вполне осознано занял "философскую", а не "научную" позицию. С точки зрения фон Мизеса применение эмпирического метода к наукам о человеке было невозможным: в отличие от, скажем, физических объектов, люди сознательны, и сам факт их наблюдения может изменить их предпочтения. Фактически, Мизес утверждал, что любое наблюдение человека абсолютно уникально и неповторимо: нам два раза не дано наблюдать выбор из тех же банана и яблока. Поэтому использование наблюдения одного выбора для оценки предпочтений в другой ситуации неправомерно. Несколько утрируя, то наблюдение в моем предыдущем примере, что мужчина принял решение жениться на женщине, с этой точки зрения само по себе никак ничего не подразумевает о его отношении к ее убийству. Предотвратив убийство, мы не сможем узнать ничего о его отношении, которое станет ясно только если ему будет предоставлена возможность самому это убийство предотвратить.
Естественно, если каждое наблюдение выбора уникально, то эмпирическая проверка большинства теорий бессмысленна. Наблюдение за множественными выборами между яблоком и бананом никак не поможет предугадать, что же человек выберет в следущий раз. Опять же, с этой точки зрения бессмыслены и утверждения, что некое внешнее воздействие улучшает или ухудшает ситуацию конкретного индивидуума. Фактически, с этой точки зрения каждый уникальный выбор человека тавтологически приравнивается к его пожеланию: спас жену, значит хотел этого, а не спас, значит нет.
Придя к выводу о бессмысленности и невозможности эмпирической проверки теорий о человеческом поведении, фон Мизес сформулировал идею, что экономика - наука в том же смысле, что и математика: ее выводы могут быть основаны на одной лишь строгости логических рассуждений, без опоры на эмпирическое наблюдение (совокупность подобных рассуждений он назвал "праксиологией").
Сравнивая экономику с математикой, фон Мизес, однако, скептически относился к использованию математических методов и моделей в экономике (сам он математикой вполне владел на том уровне, который тогда был принят в профессии вцелом, но не одобрял становящуюся заметной тенденцию к математическому оформлению экономических рассуждений).
Собственно говоря, эти две особенности взглядов Мизеса на науку о человеке (невозможность эмпирического тестирования и скепсис в отношеини математического языка) и определили будущее сегодняшнего "австризма"
Часть №4:
Тут надо отметить, что между упором на наблюдаемый индивидуальный выбор, в качестве основного эмпирического свидетельства доступного экономистам и мизесианским "эмпирическим нигилизмом" есть существенная разница. Если первая черта, действительно отличающая австрийскую школу вцелом от неоклассической, вполне на сегодня унаследована профессиональным "мейнстримом", то вторая черта на сегодня отличает именно современных австрийцев. На сегодня, фактически, это осознаный отказ от использования научного метода.
Естественно, с точки зрения "мейнстримных" экономистов, привыкших оценивать свои теории по тому, насколько они объясняют эмпирические наблюдения индивидуального выбора, подобный отказ ставит современных австрийцев за рамки не только экономической, но и вообще любой научной профессии. Учитывая накопленый за последние 60 с лишним лет опыт эмпирической проверки теорий о человеческом поведении (совместный опыт экономики, психологии, политологии и т.д.), мизесианское отрицание самой возможности подобной проверки сегодня воспринимается весьма странным.
Мизесианство, однако, оказалось весьма привлекательно для определенного идеологического круга. Причина тому проста. С мизесианской точки зрения мы не можем делать выводов об индивидуальных предпочтениях, иначе как на основе уже состоявшегодя выбора. Отсюда, путем легкого движения волшебной палочки, устанавливается панглосианское равенство между выбором и предпочтением (формально, конечно делается оговорка о невозможности наблюдения предпочтения в случаях отсуствия выбора, но оговорка эта быстро забывается), а отсюда делается вывод, что любое внешнее действие, изменяющее выбор, индивидуальному предпочтению противоречит и является насилием (спасая женщину, мы противоречим предпочтениям ее супруга, да и, вообще говоря, ее самой. Естесвенно, подобный взгляд приятен многим идеологическим либертарианцам, видящим в такой интерпретации авсрийской экономической теории обоснование своим идеологическим взглядам.
Часть №5:
Но помимо идеологического однообразия: нелибертарианцев среди мизесианцев практически не бывает (в то время как среди мейнстримных экономистов хватает и либертарианцев, и социалистов) - тут наложился и отказ от использования формальных математических методов, в послевоенное время ставших основным языком экономической профессии вцелом (причем, как я уже заметил, в том числе и стараниями вполне себе представителей австрийской школы, таких как Моргенстерн). Если фон Мизес еще говорил на общем языке с мейнстримом своего поколения, то уже следующее поколение "австрийцев-мизесианцев" оказывается из общего дискурса выключеным.
Поскольку группа эта изначально невелика, крайне идеологически однородна и выключена из общего профессионального пространства, она довольно быстро стала миром в себе. По сути, в течение многих лет нынешняя "австрийская школа" сохраняется лишь на нескольких идеологических островках: университет Джордж Мейсон в Вашингтоне, несколько "либеральных" колледжей (вроде Хиллсдейл-колледжа), Университет Франсиско Маррокин в Гватемале... отдельные рассеяные представители встречаются где-то еще, но их мало. Много лет сохранялось присутствие обособленой группы "неоавстрийцев" вокруг Кирзнера, ученика Мизеса, продолжившего дело учителя в NYU (собственно говоря, только поэтому я кое-что об этом и знаю: я в NYU учился). Но на сегодня, после ухода Кирзнера на пенсию, в NYU их осталось совсем мало, и степень изолированности их невероятна: они присутствуют рядом, но частью сообщества не воспринимаются.
Пародоксально, но, в последнее время до некоторой степени мост к австрийцам оказался переброшен... экономистами-эксперементаторами (Мизес должен в гробу вертеться). Тут сказалась личность Вернона Смита: нобелевского лауреата, одного из отцов эксперементальной экономики, человека крайне консервативных, почти либертарианских взглядов. Смиту пришелся по душе идеологический настрой университета Джорджа Мэйсона, и он провел там несколько лет, приведя с собой сильную эксперементальную группу, все еще частично там сохраняющуюся.
This entry was originally posted at http://ninazino.dreamwidth.org/1865.html
Но поскольку жж чаще мертв, чем жив, я повторю весь тред здесь, под катом.
Итак, исходный вопрос жж-юзера syarzhuk :а можете как-нибудь описать разницу между "настоящей австрийской школой" и "австризмом"? А то они ж все говорят, что это одно и то же
Собственно лекция:
Часть №1:
Я не специалист по истории экономической мысли, поэтому попробую, скорее, на примере.
Одним из разногласий неоклассической и австрийской школ была интерпретация понятия полезности. Скажем, если открыть столетней давности учебник Маршалла, то там будет говориться о полезности, как если бы это была некая мера счастия/удовлетворения. Скажем, можно говорить об "уменьшающейся предельной полезности": двадцатый рубль человек ценит меньше первого.
С точки зрения австрийской школы, это фундаментально неверный подход: удовольствие неизмеримо. Мы можем провериять утверждения типа "я люблю два рубля больше, чем рубль" - скажем, если человек может взять два рубля или рубль и берет два, значит два рубля ему нравятся больше. Т.е., говоря о полезности возможны утверждения типа "больше/меньше", но не утверждения "в два раза больше". Там, где для неоклассика "примитивом" модели была сама полезность, для австрийца модель основана не на полезности, но на выявленом предпочтении: если человек выбирает из яблока и банана яблоко, то значит яблоко ему нравится больше банана. С этой точки зрения полезность - не более чем представление предпочтения. Но поскольку предпочтение единиц не имеет, то и у полезности, фактически, нет единиц.
В современном экономическом мэйнстриме, в данном случае, возобладал австрийский подход: полезность, в подавляющем большинстве случаев рассматривается просто как представление ординального предпочтения. Причина тому все та же: мы можем проверить на практике утверждения типа "с точки зрения г-на Х яблоко лучше банана", но не "яблоко в два раза лучше банана": так или иначе, г-н Х выбирает яблоко, если ему оно лучше.
Что интересно, огромную роль в развитии современных представлений о полезности и предпочтениях сыграл "австрийский" экономист (забытый самими австрийцами) Оскар Моргенстерн, в сотрудничестве с великим фон Нойманом развивший эту теорию для случая выбора в условиях неопределенности. Я не буду сейчас вдаваться в детали, но сам вопрос, который сформулировал Моргенстерн для фон Ноймана, традиционный "неоклассик" просто не задал бы.
Таким образом, современный мейнстрим и традиционная австрийская школа согласны по очень важному вопросу в самой основе современной экономики: экономисты изучают, прежде всего, индивидуальный выбор и предметом изучения, во многом, является выявленное этим выбором индивидуальное предпочтение - иной информации о том, чего человек хочет получить просто неоткуда. С этой точки зрения, современная экономическая теория вполне себе австрийская.
продолжение следует (убегаю лекцию читать - Моргенстерна с фон Нойманом поминать)
Часть №2:
У меня буквально пара минут, но продолжу.
Таким образом, австрийцы и современный мейнстрим согласны в том, что источником нашей информации о том, чего хотят люди, могут быть только их собственные решения: если я выбрал яблоко, а мог бы банан, то яблоко мне нравится более, нежели банан.
Но дальше вопрос в том, что считать свидетельством о чем. Скажем (приведу намеренно неприятный пример), предположим я вижу, как убивают женщину, а муж ее связан и ничего сделать не может. У мужа в этот момент нет выбора: спасать жену или нет - он только глазами смотреть может. Означает ли это, что у меня нет достаточной информации, чтобы сказать: муж предпочел бы, чтобы жену не убивали. На мой взгляд, с большой степенью вероятности, уже его решение (в совсем другой ситуации) жениться означает, что он эту женщину любит и хотел бы, чтобы ее не убивали. Безусловно, возможны исключения: бывают садо-мазохисты и прочиие маньяки, да и мнение мужа о жене могло измениться (бывают и такие мужья, что убийц нанимают). Т.е., абсолютно уверенно я тут ничего сказать не могу, но некую правдоподобную теорию, связывающую реально совершенный выбор (жениться или нет) с неосуществленным выбором (спасать жену или нет) построить могу - она будет верна не всегда, но достаточно часто. В менее экстремальных ситуациях какие-то подобные умозаключения, связывающие тоже возможны.
Это и есть, вобщем, "мейнстримный" взгляд. Постольку поскольку мы признаем, что разные решения могут быть взаимосвязаны, мы можем строить эмпирически тестируемые теории и проверять их наблюдениями. Естественно, иногда эти теории будут наблюдениями опровергаться. Верность теории, вобщем, если мы следуем научному методу, вопрос эмпирический.
Но это не "современный австристский" взгляд. Современные австрийцы являются последователями, на самом деле, прежде всего, одного единственного австрийского интеллектуального предка: Людвига фон Мизеса (остальные классики-австрийцы в и их взглядах играют много меньшую роль). Взгляды фон Мизеса на некоторые вещи были несколько своеобразны (хотя и вполне в мейнстриме своего времени), поэтому дальше надо поговорить о них.
Опять бегу, продолжу потом.
Часть №3:
Фон Мизес был, безусловно, весьма влиятельным экономистом своего времени, вполне встроеным в тогдашнюю академическую среду. В дисциплине еще не доконца себя осонавшей наукой, он вполне осознано занял "философскую", а не "научную" позицию. С точки зрения фон Мизеса применение эмпирического метода к наукам о человеке было невозможным: в отличие от, скажем, физических объектов, люди сознательны, и сам факт их наблюдения может изменить их предпочтения. Фактически, Мизес утверждал, что любое наблюдение человека абсолютно уникально и неповторимо: нам два раза не дано наблюдать выбор из тех же банана и яблока. Поэтому использование наблюдения одного выбора для оценки предпочтений в другой ситуации неправомерно. Несколько утрируя, то наблюдение в моем предыдущем примере, что мужчина принял решение жениться на женщине, с этой точки зрения само по себе никак ничего не подразумевает о его отношении к ее убийству. Предотвратив убийство, мы не сможем узнать ничего о его отношении, которое станет ясно только если ему будет предоставлена возможность самому это убийство предотвратить.
Естественно, если каждое наблюдение выбора уникально, то эмпирическая проверка большинства теорий бессмысленна. Наблюдение за множественными выборами между яблоком и бананом никак не поможет предугадать, что же человек выберет в следущий раз. Опять же, с этой точки зрения бессмыслены и утверждения, что некое внешнее воздействие улучшает или ухудшает ситуацию конкретного индивидуума. Фактически, с этой точки зрения каждый уникальный выбор человека тавтологически приравнивается к его пожеланию: спас жену, значит хотел этого, а не спас, значит нет.
Придя к выводу о бессмысленности и невозможности эмпирической проверки теорий о человеческом поведении, фон Мизес сформулировал идею, что экономика - наука в том же смысле, что и математика: ее выводы могут быть основаны на одной лишь строгости логических рассуждений, без опоры на эмпирическое наблюдение (совокупность подобных рассуждений он назвал "праксиологией").
Сравнивая экономику с математикой, фон Мизес, однако, скептически относился к использованию математических методов и моделей в экономике (сам он математикой вполне владел на том уровне, который тогда был принят в профессии вцелом, но не одобрял становящуюся заметной тенденцию к математическому оформлению экономических рассуждений).
Собственно говоря, эти две особенности взглядов Мизеса на науку о человеке (невозможность эмпирического тестирования и скепсис в отношеини математического языка) и определили будущее сегодняшнего "австризма"
Часть №4:
Тут надо отметить, что между упором на наблюдаемый индивидуальный выбор, в качестве основного эмпирического свидетельства доступного экономистам и мизесианским "эмпирическим нигилизмом" есть существенная разница. Если первая черта, действительно отличающая австрийскую школу вцелом от неоклассической, вполне на сегодня унаследована профессиональным "мейнстримом", то вторая черта на сегодня отличает именно современных австрийцев. На сегодня, фактически, это осознаный отказ от использования научного метода.
Естественно, с точки зрения "мейнстримных" экономистов, привыкших оценивать свои теории по тому, насколько они объясняют эмпирические наблюдения индивидуального выбора, подобный отказ ставит современных австрийцев за рамки не только экономической, но и вообще любой научной профессии. Учитывая накопленый за последние 60 с лишним лет опыт эмпирической проверки теорий о человеческом поведении (совместный опыт экономики, психологии, политологии и т.д.), мизесианское отрицание самой возможности подобной проверки сегодня воспринимается весьма странным.
Мизесианство, однако, оказалось весьма привлекательно для определенного идеологического круга. Причина тому проста. С мизесианской точки зрения мы не можем делать выводов об индивидуальных предпочтениях, иначе как на основе уже состоявшегодя выбора. Отсюда, путем легкого движения волшебной палочки, устанавливается панглосианское равенство между выбором и предпочтением (формально, конечно делается оговорка о невозможности наблюдения предпочтения в случаях отсуствия выбора, но оговорка эта быстро забывается), а отсюда делается вывод, что любое внешнее действие, изменяющее выбор, индивидуальному предпочтению противоречит и является насилием (спасая женщину, мы противоречим предпочтениям ее супруга, да и, вообще говоря, ее самой. Естесвенно, подобный взгляд приятен многим идеологическим либертарианцам, видящим в такой интерпретации авсрийской экономической теории обоснование своим идеологическим взглядам.
Часть №5:
Но помимо идеологического однообразия: нелибертарианцев среди мизесианцев практически не бывает (в то время как среди мейнстримных экономистов хватает и либертарианцев, и социалистов) - тут наложился и отказ от использования формальных математических методов, в послевоенное время ставших основным языком экономической профессии вцелом (причем, как я уже заметил, в том числе и стараниями вполне себе представителей австрийской школы, таких как Моргенстерн). Если фон Мизес еще говорил на общем языке с мейнстримом своего поколения, то уже следующее поколение "австрийцев-мизесианцев" оказывается из общего дискурса выключеным.
Поскольку группа эта изначально невелика, крайне идеологически однородна и выключена из общего профессионального пространства, она довольно быстро стала миром в себе. По сути, в течение многих лет нынешняя "австрийская школа" сохраняется лишь на нескольких идеологических островках: университет Джордж Мейсон в Вашингтоне, несколько "либеральных" колледжей (вроде Хиллсдейл-колледжа), Университет Франсиско Маррокин в Гватемале... отдельные рассеяные представители встречаются где-то еще, но их мало. Много лет сохранялось присутствие обособленой группы "неоавстрийцев" вокруг Кирзнера, ученика Мизеса, продолжившего дело учителя в NYU (собственно говоря, только поэтому я кое-что об этом и знаю: я в NYU учился). Но на сегодня, после ухода Кирзнера на пенсию, в NYU их осталось совсем мало, и степень изолированности их невероятна: они присутствуют рядом, но частью сообщества не воспринимаются.
Пародоксально, но, в последнее время до некоторой степени мост к австрийцам оказался переброшен... экономистами-эксперементаторами (Мизес должен в гробу вертеться). Тут сказалась личность Вернона Смита: нобелевского лауреата, одного из отцов эксперементальной экономики, человека крайне консервативных, почти либертарианских взглядов. Смиту пришелся по душе идеологический настрой университета Джорджа Мэйсона, и он провел там несколько лет, приведя с собой сильную эксперементальную группу, все еще частично там сохраняющуюся.
This entry was originally posted at http://ninazino.dreamwidth.org/1865.html