Итак - скромное издание (200 экз.), брошюрованная книжечка из 32 страниц, в желто-лимонной обложке, на которой написано: Максим Лаврентьев «На грани вымысла и смысла». Значит, на грани сознания, когда соседствуют мысли «со смыслом», и мысли - «вне смысла». Сноведения - у нас, обычных, и частое в яве существование тех, которым «дано» - поэтам. Первое стихотворение:
Разве то, что шептала бессонница,
Пела кровь и камена ждала -
Эта нищенка, эта лимонница
На сухой древесине стола?
Разве было когда-нибудь видано,
Чтобы самых богатых невест
Наряжали так скупо на выданье?
Значит, что-то иное тут есть.
Может быть, это путь вознесения
Для питомца языческих муз...
Так считала Блаженная Ксения
И учил на горе Иисус.
Это о чём? А вот про эту книжку - о чём же ещё? Её портрет - скромна, жёлто-лимонна, - и надежда, что она - путь вознесенья. Ладно, читаем дальше. Начало многообещающее…
А в следующем - намёк на очень даже близкие сердцу имена и названия: Лёвшинский переулок, Даниил. Это же о Данииле Андрееве. Ага, информация ценная, а само стихотворение - не очень.
«Не зови этот город Москвой,
Это слишком высокая честь». А как его назвать? Или то, во что превратился этот город со времён Даниила, не заслуживает имени Москва в глазах автора?
«Малый Лёвшинский? Вот ерунда!» - почему ерунда? Или это уже реплика некоего собеседника, не относящегося к Лёвшинскому с достаточным пиететом?
« ...Есть священные, брат, имена
Меж поэтов и меж городов».
Значит, надо так понимать, что «не поминай всуе» священного названия «Москва» и имени поэта. В общем, кажется, и этот ребус я решила.
Замечательное следующее. И выполнено безукоризненно, и очень понятно, и автора «раскрывает» - не нравится ему его время, ему бы когда-нибудь тогда и где-нибудь там родиться. Хороша особенно вторая строфа:
«Удар, еще, - и в мерный гул
Сливаются набеги волн -
И ты сидишь на берегу
Воображенья своего;»
И про «неземные глаза» (хотя и штампик) - тоже хорошо. Особенно, мне, женщине. Так бережно, так ожидающе - добра, дитя. Спасибо за
«А святое - вот эти
Руки, губы, глаза...»
Я не видела произведение Филонова (я даже не знаю, может это и не художник, а архитектор или ювелир), но уверена - увидь я это (картину, строение…) - я узнаю его по этому стихотворению.
«… Там странная царит похожесть
Многоячеистых голов.
-----
…Лик первобытного Адама -
В разбитом зеркале времён».
Хорошо!
«Ты вышел из тени
На свет -
За теми,
Которых здесь нет».
(Цветаева, Ходасевич, Мандельштам - где-то я читала, что много поэтов, живущих одновременно с молодым, начинающим поэтом, как бы создают восходящий поток, на котором молодому легче удержаться. Объяснение «Золотого» и «Серебряного» веков. Но волна за волной идёт эта смена живущих на земле поэтов, и каждый, из нового поколения, всё время ощущает, что - настала его пора, та волна уже ушла, твой черёд).
« Когда я стану умирать
Приди ко мне, и мы за чаем,
…
И снова о стихах, опять
О них, захлёбываясь чаем, -
Чтоб только за полночь не спать
И говорить перед молчаньем».
Первая строка всё же не совпадает с содержанием. Не думаю, что автор искренне думает, будто перед смертью ему будет до горячего чая, которым он будет захлёбываться и говорить-говорить. Так ведёт себя полный сил и здоровья человек, которому не до смерти. Но желание взаимного общения с родственной душой, когда наговориться не можешь, будто действительно перед вечным молчанием - это мне знакомо. Знаете, Максим, я, перечитывая вот это стихотворение, почти расплакалась. У меня была лучшая подруга, с которой мы встретились (на три недели) за год до её смерти. Мы, конечно, не знали, что больше нам не суждено увидеться. И мы действительно вот так говорили и наговориться не могли («О прозе и стихах,/ О чём Бог на душу положит; / О частностях, о пустяках…»). Вот об этой нашей встрече Ваше стихотворение.
НЕБО
«… Но безмерного бога я видел воочью.
Я - песчинка живого, но космос мне мал!
Он в осеннем Гурзуфе, безоблачной ночью,
Мне любовью - как темное море - дышал».
Да, тут явное розамировское ощущение, в его стиле, Андреева, то есть. Не знаю, как называется этот размер (да и не к чему мне это знать), но он меня всегда завораживает. Как по волнам, на нём раскачиваешься. Слушайте, не писать же мне всё время эти эпитеты - хорошо, прекрасно, изумительно и т.п.! Вы уж сами додумывайте их, раз я остановилась, а то прямо получится что-то восхвалительное, да и слов таких может не хватить, не повторяться же…
«По Петербургу злой и нервный
Ходил я восемь лет назад…»,
Чем это Вам Питер так не угодил? Кстати, за Таврическим садом живёт мой любимый Кушнер, и этому саду посвящено много его стихотворений, и есть перекличка с вашим, когда он тоже вспоминает поэтов, через этот сад ходивших. Наверное, Вам погода досаждала. А почему Вы называете «летейским» ледяной сумрак. Вам Нева казалось похожей на Лету? И кто, скажите Бога ради, этот пресловутый Филострат? Он так часто появляется в Ваших стихах, а я не знаю - о ком вы так нежно и часто.
В следующем стихотворении опять про летейскую Неву. Такое впечатление, что нынешний Питер Вы не любите, Вам дорог тот, бывший. Вообще, хорошее стихотворение чувством вины и ответственности ныне живущих за то, разрушенное, с чем прервалась связь, и что выдано нам на хранении действительно незаконно, и с чем нам, как непрямым наследникам, явно не справиться, и не так нам дорого, и скорее всего - участь наследства - печальна. Но вы очень уж пессимистичны, я думаю. Дай Бог, может, наладится. Смотрите - уже сколько восстановлено. Гатчина, Павловское, Царское Село… (опять Ваша характеристика в стихотворении - «информация к размышлению» - 8-). Я же говорила - автора сборники высвечивают, анкету не нужно заполнять, прочёл - и пожалуйста - все тайные мысли и чувства.
Вообще, этот цикл, посвящённый Петербургу - в нём какая-то для меня загадка. С одной стороны, Вы сетуете, что город - не то, что было. С другой, предъявляете ему какие-то претензии «Без капризов первородства» - это что? Вы из потомственных дворян, имевших на берегах Невы свой дворец? А желание борьбы с Медным идолом - это опять из «РМ» или что-то личное?.. И вообще, Вы там, как Иосиф Александрович, помирать собрались, что ли? Третья строфа из «Я вернусь к тебе, Нева…» меня в тупик поставила.
«Я думал: для кого пишу?» ИМХО - слабое. Так может написать начинающий, пробующий перо. Оно неровное, оно какое-то необязательное, сумбурное. Оно претендует на тему «Памятника», но скорее - является его слабой пародией. А «роза и бокал вина», «люблю … даже смерть» (как можно это любить, да ещё и в молодости, и … Вы с нею хоть раз вплотную встречались? Умер ли на Ваших глазах кто-то из близких? Поверьте - это очень… страшное зрелище. А уж как она свидетелей потрясает - ощущение бессилия…) - короче, всё это «красивости». Стихотворение хорошо прозвучит в застолье среди своих.
Следующее «О мертвецах веду рассказ», строка из которого дала название сборнику. Ну, я Вам писала уже. Это всё мимо меня «проскочило», возможно, потому что в своё (молодые бунтарские годы) время я их, ваших Божеств, знать не знала, а нынче уже их сумасбродства мне «не по летам». Поэтому, отсылаю это стихотворение к Вашим единомышленникам по приверженности к этим поэтам. Но то, что Вы в них разглядели и восхитились, Вас, вероятно, хорошо характеризует. Благодаря таким, как Вы и Вашим стихам, в частности, эти имена не канут в Лету. «До коль в подлунном мире/ Жив будет хоть один пиит». В следующем стихотворении - о том же, о чём я - «Мы сохраняем память...»
Вот «Парковые боги». У Кушнера есть очень серьёзное, более весомое и даже тяжёлое, чем Ваше - стихотворение на ту же тему. Я не буду его приводить. Но оно отличается не только весомостью, оно очень указывает на разный возраст восприятия этих богов в парке. Вы - легкомысленны (не в коем случае - не недостаток, только возрастное восприятие, и личностное тоже). И опять - Филострат. А две строки
«Где на мгновенье сладко верить,
Что Аполлон вдруг обернется -
И древней Аттикой повеет, …» -
вообще чудесны: а правда - вдруг обернётся статуя… Ведь не удивишься…
А Ваше сравнение с луноцветом - оно от чего? Вам лучше всего пишется во второй половине лета и тёплой ночью, при луне? Или за всем этим что-то другое стоит? В стихотворении много иносказаний, мне кажется. А «затравка» в первых строках:
«И в поэзии, как в саду,
Я - подобие луноцвета»…
И дальше во «ВЛЮБЛЕННЫЕ В ЛУНУ» - опять тоже - тяга к романтическим картинам, к загадкам, к смерти, предчувствие бездны, сомнамбула (поэт? Подчиняющийся непонятно какой тяге, неизвестно, чем кончащий?) И в «В час, когда над спящею столицей…» опять о том же загадочном мире, но уже обжитом какими-то братьями, уже и вид сверху, уже и не просто любование и притяжение луной, но и провозглашение своего родства с её миром. Это от «РМ» или собственное ощущение. Завораживающие стихи. И постепенный переход в миры «Розы мира», их обживание, из разворачивание в «Чародее»».
Баллада об Агасфере - из библейских тем. Насколько я знаю, к таким стихам особенно неравнодушен читатель, Пастернак с его «Рождественской звездой» или Бродский со «Сретеньем» - как бы их не склоняли почитатели и нелюбители, но мимо таких стихов никто не пройдёт. Они не должны, не имеют права быть легковесным. В Вашем эта легковесность есть, вот в таких строчках: «Гонит в путь неведомое что-то». Или «Но одно запомнил навсегда, / И оно мне лунной ночью снится». Или «смотрело на меня/ С высоты - живое мирозданье», «Вечный Жид - прозвал меня народ».
Что я имею в виду - эти строчки какие- то необязательные, что ли. В общем - тема - большая, воплощение - слабоватое.
«А я иду владеть волшебным садом, где шорох трав и восклицанье муз» - это мне вспомнилось, когда я читала «Мы встретимся с тобой в прекраснейшем аду..». Стихотворение красивое, что говорить, и, наверное, вам действительно что-то такое видится, но словосочетание: «Прекрасный ад» - оно меня как-то… не знаю. То, что Вы описали, это не ад, но и не рай. И несколько опять же слабых строк: «И светят звёзды через смерть», «Где в сумраке ветвей напоминает сад/ Сон, завершающий любовь» (это последнее даже не слабость, это мне вообще чем-то декадентским повеяло, малоосмысленным, не знаю, может, чего-то не «поймала»)…
Последняя строка хороша - печалью, безысходностью.
Дальше - очень хорошо и энергично рассказанная родословная. Очень по-юношески, так и видишь портрет в полный рост, рука на обязательном эфесе шпаги, вздёрнутый подбородок, лицо в пол-оборота, но глаза глядят прямо в глаза зрителю. Так держать, корнет!
Так, посвящения я не комментирую. Пропускаю «С тех пор прошло так много лет…», хотя информацию о некоей балерине я получила, при случае - блесну эрудицией. Но последнюю строфу, как очень удачную, не могу не отметить:
«Всё так же извлекаю я
Таинственную нить созвучий
Из слов, валяющихся кучей,
И символы - из бытия».
Замечательно настроение в «Как этот круглый мир хорош!» Особенно это неожиданное слово «круглый», как бы включающий и замыкающий всё перечисленное дальше. Всё стихотворение оставляет впечатление круглости, законченности. А вот «дивно языкат» - это что-то новенькое. Описаны картины, казалось - при чем тут языкатость мира? Но в третьей строфе идёт речь о «Вселенском споре добра и зла», может, здесь разгадка выделения языкастости мира. А propos, так сказать, как правильно: языкат или языкаст? Или языкат - это другое, не то, что языкаст? «Языкастый» - это говорливый, а «языкатый» - это многоязыкий, многоголосый?
«Всё сводится к простым вещам» - ничего не имею возразить. Значение пустяков и мелочей, влияющих, как позже оказывается, на всю оставшуюся жизнь - на себе испытано не однажды.
Ну а в «Бубне» - призыв к дару - не уходить, дать не раз и не два сыграть на «флейте Пана» (Бубне), сыграть и прославить жизнь, пока она дарит только радость.
Вот таким путём, Максим. Как видите, мой отзыв - это отзыв чистого, незамутненного «лишними» филологическими знаниями, читателя. Если Вам такие отзывы интересны, напишу и про Вашу вторую книжечку.
Успехов. Нина.