Джефф Маккормак: Путешествия с Боуи (часть 2)
[ часть 1]
перевод kater_v
Этот текст является фан-переводом книги Джеффа Маккормака "От станции к станции: Путешествия с Боуи", все права на которую принадлежат автору и издательству Genesis Publications. Данная публикация не несёт никакой коммерческой прибыли и сделана с целью ознакомления и просвещения. Коммерческое копирование материала запрещено.
глава 3
Max's Kansas City
Без сомнения, в 1973 году наикрутейшим тусовочным местом был клуб Max's Kansas City
«Max's» располагался [закрылся в 1981г - прим перев.] на Парк Авеню Саут, 213, между поворотами на 17 и 18 улицы с Юнион сквер, и в конце шестидесятых - начале семидесятых служил этакой Меккой для разных кинозвезд, рок-звезд, художников и фотографов.
Среди обычных посетителей «Max's» было много знаменитостей - уже состоявшихся или будущих. Там часто бывали Виллем де Кунинг, Джулиан Шнабель, Ларри Риверс и Энди Уорхол, и в любой вечер вы могли там обнаружить или Джаггера, или Леннона, или Лу Рида, или пару элегантных кинозвезд, смотревшихся как инородное тело среди прочих клиентов, пребывающих под кайфом и небрежно одетых.
Хозяином «Max's» был Мики Рескин. Он неизменно стоял у дверей и внимательно разглядывал входящих. Наверху был маленький музыкальный зал, прежде излюбленное место сбора, в частности, для Velvet Underground, Игги Попа и New York Dolls. Мы были знакомы с Дэвидом Йохансеном (вокалистом из Доллз), с его подругой, монро-подобной Сириндой Фокс (фото слева), так что, учитывая, что менеджмент Боуи наполовину состоял из бывших людей Уорхола, к нашим услугам была готовая типичная тусовка в «Max's».
David Johansen, Dee Dee Ramone, Alan Vega, Iggy Pop, Lou Reed
Еще в Лондоне Дэвид дал мне послушать альбом одного человека по имени Biff Rose. Противно признаваться, но до меня он просто не дошел. Я, конечно, об этом ничего не сказал, поскольку трус. Еще я был тогда очень благодарен Дэвиду - он открыл мне дивную вещь, «Astral Weeks» Вэна Моррисона, а для меня было очень важно найти белого певца, который мог бы петь соул, не копируя черных музыкантов. И вот, чтоб не быть грубым или неблагодарным, я просто соглашался с восторгами Дэвида по поводу гения Биффа.
А так лучше никогда не поступать. В лучшем случае - ты будешь распечатывать посылку с чем-нибудь вроде «The Best of Biff» или «Santo & Johnny Play Biff Rose» на каждое рождество, до конца дней своих. А в худшем - тебя осчастливят целым «Вечером с Биффом Роузом». Вживую, в «Max's Kansas Сity».
Я чувствовал себя таким придурком. Ведь конечно же, Бифф должен быть крут, если он играет концерт в «Max's»? Наверху наблюдалась откровенная недостача слушателей, если не учитывать Дэвида и меня за столиком впереди маленького зала. Остальные члены нашей команды нашли другие развлечения и как испарились.
В любом случае, Бифф начал, под громкие аплодисменты от Боуи, сыграл сколько надо Биффа, и хотел бы я сказать сейчас, что он был великолепен, что я был околдован и потрясен до глубины… но я, эээ, так в него и не врубился. На самом деле, когда Бифф свалил, даже Дэвид, похоже, не был особенно впечатлен.
Затем по залу разнеслась серия глухих похоронных аккордов, взятых на том же пианино, которое только что терзал Бифф. К ним прилагался вокал, депрессивный на грани вскрытия вен. Это тянулось и тянулось. Они что, издеваются? Или кто-то пытается переплюнуть Биффа? Я стал глядеть по сторонам, надеясь прочесть ответ на лицах присутствовавших пятерых слушателей. Нежные черты лица Боуи отражали подлинную муку. «Тошно, томно, горе мне», страдал певец, а мы искали глазами выход. Но перед нами все еще стояли полные бокалы пива, и мы были просто обязаны их допить. И очень хорошо. Пока мы примерялись выхлебать свое пиво как можно скорее, Мистер Плач вскинул на плечо гитару, и к нему присоединилась группа. И затем он выдал одну из самых потрясающих песен, из одного из самых потрясающих выступлений, которые я видел в жизни.
Песня называлась «Does This Bus Stop at 82nd Street?»;
группа - E Street Band;
вокалист - Брюс Спрингстин.
Альбом Greetings From Asbury Park крутился на нашем проигрывателе уже следующим утром.
Спасибо, Бифф.
глава 4
U.S. TOUR 1973
Джон Хатчинсон, Боуи и Маккормак на сцене
Группа, в которую я вошел в начале 1973 года, представляла собой, можно сказать, расширенную версию первоначальных «Спайдерс». Помимо Майка Гарсона (Mike Garson), который уже утвердился за пианино и меллотроном, нас, новых музыкантов было еще четверо: Кен Фордэм (Ken Fordham) и Брайан Уилшоу (Brian Wilshaw) - саксофон и флейты, Джон Хатчинсон (John Hutchinson) - ритм-гитара и бэк-вокал, и я - бэк-вокал и перкуссия. Мы все помещались с одной стороны сцены, Майк Гарсон - с другой. Должен сказать, это напоминало ситуацию, когда тебе дали проходку за кулисы, но потом разрешили поиграть с группой. Но все равно это было интересно - c такого близкого расстояния наблюдать, как серьезно Его Боуичество отрабатывает свой хлеб. Тогда я еще не знал, что на грядущих концертах он и меня заставит напрягаться значительно больше обычного.
Брайан Уилшоу был человек спокойный, а Кен Фордэм - просто уморительный. У него была жизненная философия настоящего лабуха - сегодня здесь, завтра там. Прежде чем его позвали к Боуи, он играл какой-то жуткий лоунж в лондонском аэропорту Хитроу. Дэвид и я немедленно стали звать его «Кен Фанки Фордэм» - просто потому, что он был анти-фанковый в самой крайней степени. Представляя группу со сцены, Дэвид так его потом и именовал. Кен поддерживал шутку и всегда отвешивал легкий поклон.
Я хорошо сошелся с Хатчем - наше чрезвычайно изощренное прозвище для Джона Хатчинсона - и это было весьма к месту, потому что во время тура мы часто с ним жили в одной комнате. Да по правде, все хорошо сходились, хотя Майк Гарсон, а потом и Мик «Вуди» Вудманзи, немного завязли в сайентологии.
Фойе Радио Сити Мюзик Холла (by Sukita); репетиция - над сценой Радио Сити; репетиция на RCA (by Sukita)
Боуи и Маккормак на репетиции в студии RCA перед концертом в Радио Сити Мюзик Холле / На концерте
Тур открывался в Радио Сити Мюзик Холле, в Нью-Йорке. Дэвид сказал мне, что именно в этом зале, из всего города, ему больше всего бы хотелось сыграть. Он привел меня туда заранее, пристреляться, и мы просмотрели шоу, в котором границы между мужским и женским были так же размыты, как и в зрительном зале. Когда прославленные танцоры из Rockettes провели свои номера, высоко вскидывая ноги, Боуи только еще больше утвердился в желании играть здесь. И вопреки разным обстоятельствам, его желание исполнилось.
Перед этим выступлением мы репетировали на большой сцене, принадлежавшей звукозаписывающей компании RCA. Я вполне неплохо знал материал, потому что уже поучаствовал как бэк-вокалист в записи альбома Aladdin Sane, вещи с которого Дэвид постепенно вводил в живые концерты. У Хатча - который работал с Дэвидом еще в 60-е годы, в таких проектах как Feathers - не было никаких проблем с новым материалом. Духовики, как это чаще всего происходит с сессионными музыкантами, читали свои партии по нотам, проигрывали их и начинали смотреть на часы.
Во время концерта Боуи был фантастичен. Правда, в конце произошло что-то довольно странное - когда мы заканчивали последний номер, один фан прорвался через охрану, выскочил на сцену и оказался на расстоянии вытянутой руки от Дэвида. И Дэвид почему-то упал в обморок. Фана вытолкали, Дэвида отнесли в гримерку, где он и пришел в себя среди множества жутко встревоженных лиц. Я до сих пор не понимаю, что с ним стряслось.
Что до меня, то этот первый в моей жизни выход на сцену отмечен следующими тремя факторами: это было с Дэвидом Боуи; это было в Нью-Йорке, в Радио Сити Мюзик Холле; в зале был Сальвадор Дали. Так что это настоящий сюрреализм.
сверху - Radio City Music Hall, 14 февраля; внизу справа - 16 февраля, Филадельфия (со Стиви Вандером)
Тур продолжался - Филадельфия (Tower Theatre, семь шоу за четыре дня), потом Нэшвилл, War Memorial Auditorium.
В Нэшвилле было все по-другому. Нэшвилл - это была Америка. Нэшвилл - это были ковбойские сапоги, шляпы-стетсоны, просторы, походки вразвалку, и, самое главное, музыка кантри. Если бы вы принялись играть кантри и ничего кроме кантри в Лондоне, я бы вас попросил, может быть, даже не совсем вежливо, оказать мне любезность и сменить пластинку. А в Нэшвилле все не так. В Нэшвилле такое проходит. Вы даже не осознаете, что половину всего времени там слушаете кантри. Это просто пульс города. Некоторые из нас предприняли верховую прогулку. Когда мы уезжали, хозяин конюшни крикнул: «Эй, что б все мне вернулись обратно, ясно?» Вот так было в Нэшвилле.
Единственная проблемная ситуация, с которой я столкнулся во всем Теннесси, возникла при участии помощника агента по перевозкам. Он устроил публичную выволочку черному шоферу за кое-что, в чем тот, я знал, был не виноват. Я несколько раз попробовал его остановить, но этот идиот упивался чувством собственной значимости и наличием зрителей. Бедняга шофер стоял и смотрел в пол. Постепенно я пришел в такую ярость, что превратился в осатаневшего Простого Англичанина, в Мистера Бешеного из Бекенэма.
«Да как вы смеете!» - загремел я. В комнате воцарилось молчание. И сцена и зрители теперь были мои, и я торжественно удалился, настоящий герой второго плана в плохой провинциальной постановке. Тому черному парню стоило бы пристрелить нас обоих.
Из Нэшвилла мы поехали в Мемфис, чтобы дать два шоу в Эллис Аудиториум. Сразу же, как выдалось какое-то свободное время, я и еще несколько человек отправились на поиски Бил Стрит (Beale street). К нашему ужасу, ее не оказалось. То есть, была Бил Стрит как таковая, только большая часть домов на ней находилась в процессе сноса подчистую. Казалось, один только Театр Орфеум еще оставался стоять. Мы были просто убиты. Мы не знали ни единого человека, который не любил бы блюз - и вот, прямо перед нами настоящий символ американской культуры стирали с лица земли.
К счастью, кто-то где-то со временем опомнился. Бил Стрит восстановили, и теперь она - одна из любимейших достопримечательностей. И по праву.
Среди тех домов, которые в Мемфисе уцелели, оказался прелестный отель Пибоди на Юнион Авеню. Он построен в 1869 году, внизу у него просторный холл с мраморным фонтаном посередине. Два раза в день - в 11 утра и в 5 вечера - красный ковер в холле скатывают, дверь лифта открывается, и под музыку Джона Филипа Суса по направлению к этому фонтану шлепают несколько уток [прим. перев. - и сейчас так, традиция живет]. Кстати, школьный выпускной бал Элвиса Пресли проходил в этом самом отеле.
26 февраля в художественном колледже Мемфиса с преподавателем Дольфом Смитом (источник)
Мы двинулись дальше, в Детройт, через Чикаго, где собирались сыграть два концерта в театре Масоник Темпл (Masonic Temple). Поскольку поезд наш прибыл поздно, первый взгляд на город я бросил утром. Я открыл окно у себя в номере, в гостинице, и увидел, как черный юнец колотит белого старика.
Моя девушка Десна прилетела из Лондона и поехала с нами в Чикаго. Чикаго выглядел как раз так, как я раньше представлял себе Нью-Йорк: определенно он казался более чистым и упорядоченным. Мы даже сумели прихватить немного «высокой культуры» - сходили в потрясающий Арт Институт.
(справа - Дэвид, Десна и Стьюи в Чикаго
внизу - там же; ниже справа - на поезде "Амтрак")
После концерта в Чикаго мы с Десной остались в городе еще на пару дней - так же как и Дэвид, его охранник Стьюи и Джим Лим. В США я много общался с Джимом и Стьюи - поездок на поезде и на лимузине там было предостаточно. Они были во многом похожи. Оба немногословные, и про обоих вы сразу думали: вот люди с опытом… И что вы, может быть, путешествуете в обществе «уголовных элементов». Однако ни один из них на моей памяти - так же как потом и шофер Дэвида в Америке, Тони Масиа - ни разу не потерял контроль над собой.
Следующим пунктом нашего тура был Лос Анджелес - одно шоу в Лонг Бич Арена (Long Beach Arena), другое в голливудском Палладиуме. Чтобы туда добраться, Дэвид и я - и верный Стьюи - предприняли второе путешествие на поезде. Я прямо дождаться не мог новой поездки на «Амтраке». В первую - от Чикаго до Детройта - мы останавливались в местах с фантастическими названиями, наподобие Каламазу, или Боевого Ручья (Battle Creek), или Беседки Анны (Ann Arbor). Кроме того, там ходили просто невероятно комфортабельные поезда, с чистыми купе, которые на длинных дистанциях
превращались в спальни. Дорога Чикаго-Лос Анджелес - это определенно длинная дистанция: 2 222 мили. Ты переезжаешь Соединенные Штаты четко поперек, с востока на запад, и смотришь из специальных вагонов для наблюдения, с высоко расположенными местами, как за окнами проплывает Америка. Для человека, выросшего на целлулоидных героях ковбойских историй, было так странно видеть указатели с надписями «Форт Мэдисон», «Канзас-сити», «Додж-сити», «Пасадена», «Сан-Бернардино» и «Санта-Фе». Когда-то я думал, что такие города существуют только в фильмах.
Обслуживание в вагоне-ресторане этого поезда было такое великолепное, что даже смущало. Пожилые черные работники - вежливые и любезные в духе «старых времен», с выговором прямо из «Унесенных ветром» - именовали нас «сэрами» и расставляли потрясающие блюда и вина на белых скатертях. Иные из этих старых официантов работали лет по сорок с гаком, и они держались с достоинством, вовсе не угодливо, хотя могу себе представить, что для модных городских черных ребят это были бы просто Дяди Томы. Хотя как-то в театре Аполло в Гарлеме я вообще видел, как какие-то черные юнцы высмеивали великого Б.Б.Кинга.
10 марта 1973, Long Beach Arena, Лос Анджелес; внизу - Beverly Hilton Hotel
Лос Анджелес оказался не похож ни на что из того, что я видел раньше. Это были сплошные пальмы, безоблачные голубые небеса и блондинки с загорелыми грудями. Во всяком случае, вот что я увидел первым делом, высунувшись из окна лимузина по дороге с вокзала в гостиницу Беверли Хилтон.
В Хилтоне я не пробыл слишком долго. Когда в городе собралась вся группа, я оставил Боуи там, а сам «опустился» до Hyatt Continental на Бульваре Сансет. «Хайатт» тогда был излюбленным отелем английских рокеров. Он носил прозвище «Дом разгромов», в основном, благодаря тому что Led Zeppelin тут въезжали на мотоциклах прямо в холлы, и Кит Ричардс швырял телевизоры из окна.
Роберт Плант в отеле Hyatt Continental, 1975 (photo by Peter Simon)
Хайатт Континенталь - или Хайатт Вест Холливуд, как он называется сейчас - расположен в оживленной части Бульвара Сансет на полпути между Голливудом и Беверли Хиллз. Тогда это было ничем не примечательное здание - что внутри, что снаружи - но зато оно было хорошо расположено для прогулок в ту или в другую сторону. Однако пешие прогулки, как мы вскоре узнали, были занятием совершенно незнакомым в Лос Анджелесе. Все повсюду ездили на машине. Без машины в Лос Анджелесе - все равно что без коня на Диком Западе в былые времена.
По счастью, ко мне приехала из Нью-Йорка одна моя подруга, у которой были знакомые в ЛА, так что мне удалось попользоваться их машинами и увидеть в этом городе не только интерьеры собственного номера в гостинице, или бар, или групиз, околачивавшихся вокруг отеля и выглядевших до смешного по-детски.
Как-то раз моя подруга привезла меня и еще нескольких своих знакомых в школу верховой езды возле Малибу Бич. Друзья ее все, видимо, знали дело, разбирались в уздечках и оголовьях, а мне не хотелось признаваться им, что единственным моим опытом в этом направлении была поездка мягкой рысью в Нэшвилле. В конце концов, я же видел по телевизору, как это делается, я был не какой-нибудь дикарь. Так что я сказал, что давно не ездил, и выбрал Старую Нэг.
Старая-то она была, может, и старая, однако, ступив на родной песок, рванула как черт на помеле. К счастью, мне удавалось удерживать свой тощий зад на достойном расстоянии от лошадиной спины - как я видел по ТВ - так что прогулка галопом вдоль берега моря в чудесный день на Малибу Бич остается моим самым любимым воспоминанием об этом пребывании в ЛА.
UPD: ПРОДОЛЖЕНИЕ
перевод kater_v
Этот текст является фан-переводом книги Джеффа Маккормака "От станции к станции: Путешествия с Боуи", все права на которую принадлежат автору и издательству Genesis Publications. Данная публикация не несёт никакой коммерческой прибыли и сделана с целью ознакомления и просвещения. Коммерческое копирование материала запрещено.
глава 3
Max's Kansas City
Без сомнения, в 1973 году наикрутейшим тусовочным местом был клуб Max's Kansas City
«Max's» располагался [закрылся в 1981г - прим перев.] на Парк Авеню Саут, 213, между поворотами на 17 и 18 улицы с Юнион сквер, и в конце шестидесятых - начале семидесятых служил этакой Меккой для разных кинозвезд, рок-звезд, художников и фотографов.
Среди обычных посетителей «Max's» было много знаменитостей - уже состоявшихся или будущих. Там часто бывали Виллем де Кунинг, Джулиан Шнабель, Ларри Риверс и Энди Уорхол, и в любой вечер вы могли там обнаружить или Джаггера, или Леннона, или Лу Рида, или пару элегантных кинозвезд, смотревшихся как инородное тело среди прочих клиентов, пребывающих под кайфом и небрежно одетых.
Хозяином «Max's» был Мики Рескин. Он неизменно стоял у дверей и внимательно разглядывал входящих. Наверху был маленький музыкальный зал, прежде излюбленное место сбора, в частности, для Velvet Underground, Игги Попа и New York Dolls. Мы были знакомы с Дэвидом Йохансеном (вокалистом из Доллз), с его подругой, монро-подобной Сириндой Фокс (фото слева), так что, учитывая, что менеджмент Боуи наполовину состоял из бывших людей Уорхола, к нашим услугам была готовая типичная тусовка в «Max's».
David Johansen, Dee Dee Ramone, Alan Vega, Iggy Pop, Lou Reed
Еще в Лондоне Дэвид дал мне послушать альбом одного человека по имени Biff Rose. Противно признаваться, но до меня он просто не дошел. Я, конечно, об этом ничего не сказал, поскольку трус. Еще я был тогда очень благодарен Дэвиду - он открыл мне дивную вещь, «Astral Weeks» Вэна Моррисона, а для меня было очень важно найти белого певца, который мог бы петь соул, не копируя черных музыкантов. И вот, чтоб не быть грубым или неблагодарным, я просто соглашался с восторгами Дэвида по поводу гения Биффа.
А так лучше никогда не поступать. В лучшем случае - ты будешь распечатывать посылку с чем-нибудь вроде «The Best of Biff» или «Santo & Johnny Play Biff Rose» на каждое рождество, до конца дней своих. А в худшем - тебя осчастливят целым «Вечером с Биффом Роузом». Вживую, в «Max's Kansas Сity».
Я чувствовал себя таким придурком. Ведь конечно же, Бифф должен быть крут, если он играет концерт в «Max's»? Наверху наблюдалась откровенная недостача слушателей, если не учитывать Дэвида и меня за столиком впереди маленького зала. Остальные члены нашей команды нашли другие развлечения и как испарились.
В любом случае, Бифф начал, под громкие аплодисменты от Боуи, сыграл сколько надо Биффа, и хотел бы я сказать сейчас, что он был великолепен, что я был околдован и потрясен до глубины… но я, эээ, так в него и не врубился. На самом деле, когда Бифф свалил, даже Дэвид, похоже, не был особенно впечатлен.
Затем по залу разнеслась серия глухих похоронных аккордов, взятых на том же пианино, которое только что терзал Бифф. К ним прилагался вокал, депрессивный на грани вскрытия вен. Это тянулось и тянулось. Они что, издеваются? Или кто-то пытается переплюнуть Биффа? Я стал глядеть по сторонам, надеясь прочесть ответ на лицах присутствовавших пятерых слушателей. Нежные черты лица Боуи отражали подлинную муку. «Тошно, томно, горе мне», страдал певец, а мы искали глазами выход. Но перед нами все еще стояли полные бокалы пива, и мы были просто обязаны их допить. И очень хорошо. Пока мы примерялись выхлебать свое пиво как можно скорее, Мистер Плач вскинул на плечо гитару, и к нему присоединилась группа. И затем он выдал одну из самых потрясающих песен, из одного из самых потрясающих выступлений, которые я видел в жизни.
Песня называлась «Does This Bus Stop at 82nd Street?»;
группа - E Street Band;
вокалист - Брюс Спрингстин.
Альбом Greetings From Asbury Park крутился на нашем проигрывателе уже следующим утром.
Спасибо, Бифф.
глава 4
U.S. TOUR 1973
Джон Хатчинсон, Боуи и Маккормак на сцене
Группа, в которую я вошел в начале 1973 года, представляла собой, можно сказать, расширенную версию первоначальных «Спайдерс». Помимо Майка Гарсона (Mike Garson), который уже утвердился за пианино и меллотроном, нас, новых музыкантов было еще четверо: Кен Фордэм (Ken Fordham) и Брайан Уилшоу (Brian Wilshaw) - саксофон и флейты, Джон Хатчинсон (John Hutchinson) - ритм-гитара и бэк-вокал, и я - бэк-вокал и перкуссия. Мы все помещались с одной стороны сцены, Майк Гарсон - с другой. Должен сказать, это напоминало ситуацию, когда тебе дали проходку за кулисы, но потом разрешили поиграть с группой. Но все равно это было интересно - c такого близкого расстояния наблюдать, как серьезно Его Боуичество отрабатывает свой хлеб. Тогда я еще не знал, что на грядущих концертах он и меня заставит напрягаться значительно больше обычного.
Брайан Уилшоу был человек спокойный, а Кен Фордэм - просто уморительный. У него была жизненная философия настоящего лабуха - сегодня здесь, завтра там. Прежде чем его позвали к Боуи, он играл какой-то жуткий лоунж в лондонском аэропорту Хитроу. Дэвид и я немедленно стали звать его «Кен Фанки Фордэм» - просто потому, что он был анти-фанковый в самой крайней степени. Представляя группу со сцены, Дэвид так его потом и именовал. Кен поддерживал шутку и всегда отвешивал легкий поклон.
Я хорошо сошелся с Хатчем - наше чрезвычайно изощренное прозвище для Джона Хатчинсона - и это было весьма к месту, потому что во время тура мы часто с ним жили в одной комнате. Да по правде, все хорошо сходились, хотя Майк Гарсон, а потом и Мик «Вуди» Вудманзи, немного завязли в сайентологии.
Фойе Радио Сити Мюзик Холла (by Sukita); репетиция - над сценой Радио Сити; репетиция на RCA (by Sukita)
Боуи и Маккормак на репетиции в студии RCA перед концертом в Радио Сити Мюзик Холле / На концерте
Тур открывался в Радио Сити Мюзик Холле, в Нью-Йорке. Дэвид сказал мне, что именно в этом зале, из всего города, ему больше всего бы хотелось сыграть. Он привел меня туда заранее, пристреляться, и мы просмотрели шоу, в котором границы между мужским и женским были так же размыты, как и в зрительном зале. Когда прославленные танцоры из Rockettes провели свои номера, высоко вскидывая ноги, Боуи только еще больше утвердился в желании играть здесь. И вопреки разным обстоятельствам, его желание исполнилось.
Перед этим выступлением мы репетировали на большой сцене, принадлежавшей звукозаписывающей компании RCA. Я вполне неплохо знал материал, потому что уже поучаствовал как бэк-вокалист в записи альбома Aladdin Sane, вещи с которого Дэвид постепенно вводил в живые концерты. У Хатча - который работал с Дэвидом еще в 60-е годы, в таких проектах как Feathers - не было никаких проблем с новым материалом. Духовики, как это чаще всего происходит с сессионными музыкантами, читали свои партии по нотам, проигрывали их и начинали смотреть на часы.
Во время концерта Боуи был фантастичен. Правда, в конце произошло что-то довольно странное - когда мы заканчивали последний номер, один фан прорвался через охрану, выскочил на сцену и оказался на расстоянии вытянутой руки от Дэвида. И Дэвид почему-то упал в обморок. Фана вытолкали, Дэвида отнесли в гримерку, где он и пришел в себя среди множества жутко встревоженных лиц. Я до сих пор не понимаю, что с ним стряслось.
Что до меня, то этот первый в моей жизни выход на сцену отмечен следующими тремя факторами: это было с Дэвидом Боуи; это было в Нью-Йорке, в Радио Сити Мюзик Холле; в зале был Сальвадор Дали. Так что это настоящий сюрреализм.
сверху - Radio City Music Hall, 14 февраля; внизу справа - 16 февраля, Филадельфия (со Стиви Вандером)
Тур продолжался - Филадельфия (Tower Theatre, семь шоу за четыре дня), потом Нэшвилл, War Memorial Auditorium.
В Нэшвилле было все по-другому. Нэшвилл - это была Америка. Нэшвилл - это были ковбойские сапоги, шляпы-стетсоны, просторы, походки вразвалку, и, самое главное, музыка кантри. Если бы вы принялись играть кантри и ничего кроме кантри в Лондоне, я бы вас попросил, может быть, даже не совсем вежливо, оказать мне любезность и сменить пластинку. А в Нэшвилле все не так. В Нэшвилле такое проходит. Вы даже не осознаете, что половину всего времени там слушаете кантри. Это просто пульс города. Некоторые из нас предприняли верховую прогулку. Когда мы уезжали, хозяин конюшни крикнул: «Эй, что б все мне вернулись обратно, ясно?» Вот так было в Нэшвилле.
Единственная проблемная ситуация, с которой я столкнулся во всем Теннесси, возникла при участии помощника агента по перевозкам. Он устроил публичную выволочку черному шоферу за кое-что, в чем тот, я знал, был не виноват. Я несколько раз попробовал его остановить, но этот идиот упивался чувством собственной значимости и наличием зрителей. Бедняга шофер стоял и смотрел в пол. Постепенно я пришел в такую ярость, что превратился в осатаневшего Простого Англичанина, в Мистера Бешеного из Бекенэма.
«Да как вы смеете!» - загремел я. В комнате воцарилось молчание. И сцена и зрители теперь были мои, и я торжественно удалился, настоящий герой второго плана в плохой провинциальной постановке. Тому черному парню стоило бы пристрелить нас обоих.
Из Нэшвилла мы поехали в Мемфис, чтобы дать два шоу в Эллис Аудиториум. Сразу же, как выдалось какое-то свободное время, я и еще несколько человек отправились на поиски Бил Стрит (Beale street). К нашему ужасу, ее не оказалось. То есть, была Бил Стрит как таковая, только большая часть домов на ней находилась в процессе сноса подчистую. Казалось, один только Театр Орфеум еще оставался стоять. Мы были просто убиты. Мы не знали ни единого человека, который не любил бы блюз - и вот, прямо перед нами настоящий символ американской культуры стирали с лица земли.
К счастью, кто-то где-то со временем опомнился. Бил Стрит восстановили, и теперь она - одна из любимейших достопримечательностей. И по праву.
Среди тех домов, которые в Мемфисе уцелели, оказался прелестный отель Пибоди на Юнион Авеню. Он построен в 1869 году, внизу у него просторный холл с мраморным фонтаном посередине. Два раза в день - в 11 утра и в 5 вечера - красный ковер в холле скатывают, дверь лифта открывается, и под музыку Джона Филипа Суса по направлению к этому фонтану шлепают несколько уток [прим. перев. - и сейчас так, традиция живет]. Кстати, школьный выпускной бал Элвиса Пресли проходил в этом самом отеле.
26 февраля в художественном колледже Мемфиса с преподавателем Дольфом Смитом (источник)
Мы двинулись дальше, в Детройт, через Чикаго, где собирались сыграть два концерта в театре Масоник Темпл (Masonic Temple). Поскольку поезд наш прибыл поздно, первый взгляд на город я бросил утром. Я открыл окно у себя в номере, в гостинице, и увидел, как черный юнец колотит белого старика.
Моя девушка Десна прилетела из Лондона и поехала с нами в Чикаго. Чикаго выглядел как раз так, как я раньше представлял себе Нью-Йорк: определенно он казался более чистым и упорядоченным. Мы даже сумели прихватить немного «высокой культуры» - сходили в потрясающий Арт Институт.
(справа - Дэвид, Десна и Стьюи в Чикаго
внизу - там же; ниже справа - на поезде "Амтрак")
После концерта в Чикаго мы с Десной остались в городе еще на пару дней - так же как и Дэвид, его охранник Стьюи и Джим Лим. В США я много общался с Джимом и Стьюи - поездок на поезде и на лимузине там было предостаточно. Они были во многом похожи. Оба немногословные, и про обоих вы сразу думали: вот люди с опытом… И что вы, может быть, путешествуете в обществе «уголовных элементов». Однако ни один из них на моей памяти - так же как потом и шофер Дэвида в Америке, Тони Масиа - ни разу не потерял контроль над собой.
Следующим пунктом нашего тура был Лос Анджелес - одно шоу в Лонг Бич Арена (Long Beach Arena), другое в голливудском Палладиуме. Чтобы туда добраться, Дэвид и я - и верный Стьюи - предприняли второе путешествие на поезде. Я прямо дождаться не мог новой поездки на «Амтраке». В первую - от Чикаго до Детройта - мы останавливались в местах с фантастическими названиями, наподобие Каламазу, или Боевого Ручья (Battle Creek), или Беседки Анны (Ann Arbor). Кроме того, там ходили просто невероятно комфортабельные поезда, с чистыми купе, которые на длинных дистанциях
превращались в спальни. Дорога Чикаго-Лос Анджелес - это определенно длинная дистанция: 2 222 мили. Ты переезжаешь Соединенные Штаты четко поперек, с востока на запад, и смотришь из специальных вагонов для наблюдения, с высоко расположенными местами, как за окнами проплывает Америка. Для человека, выросшего на целлулоидных героях ковбойских историй, было так странно видеть указатели с надписями «Форт Мэдисон», «Канзас-сити», «Додж-сити», «Пасадена», «Сан-Бернардино» и «Санта-Фе». Когда-то я думал, что такие города существуют только в фильмах.
Обслуживание в вагоне-ресторане этого поезда было такое великолепное, что даже смущало. Пожилые черные работники - вежливые и любезные в духе «старых времен», с выговором прямо из «Унесенных ветром» - именовали нас «сэрами» и расставляли потрясающие блюда и вина на белых скатертях. Иные из этих старых официантов работали лет по сорок с гаком, и они держались с достоинством, вовсе не угодливо, хотя могу себе представить, что для модных городских черных ребят это были бы просто Дяди Томы. Хотя как-то в театре Аполло в Гарлеме я вообще видел, как какие-то черные юнцы высмеивали великого Б.Б.Кинга.
10 марта 1973, Long Beach Arena, Лос Анджелес; внизу - Beverly Hilton Hotel
Лос Анджелес оказался не похож ни на что из того, что я видел раньше. Это были сплошные пальмы, безоблачные голубые небеса и блондинки с загорелыми грудями. Во всяком случае, вот что я увидел первым делом, высунувшись из окна лимузина по дороге с вокзала в гостиницу Беверли Хилтон.
В Хилтоне я не пробыл слишком долго. Когда в городе собралась вся группа, я оставил Боуи там, а сам «опустился» до Hyatt Continental на Бульваре Сансет. «Хайатт» тогда был излюбленным отелем английских рокеров. Он носил прозвище «Дом разгромов», в основном, благодаря тому что Led Zeppelin тут въезжали на мотоциклах прямо в холлы, и Кит Ричардс швырял телевизоры из окна.
Роберт Плант в отеле Hyatt Continental, 1975 (photo by Peter Simon)
Хайатт Континенталь - или Хайатт Вест Холливуд, как он называется сейчас - расположен в оживленной части Бульвара Сансет на полпути между Голливудом и Беверли Хиллз. Тогда это было ничем не примечательное здание - что внутри, что снаружи - но зато оно было хорошо расположено для прогулок в ту или в другую сторону. Однако пешие прогулки, как мы вскоре узнали, были занятием совершенно незнакомым в Лос Анджелесе. Все повсюду ездили на машине. Без машины в Лос Анджелесе - все равно что без коня на Диком Западе в былые времена.
По счастью, ко мне приехала из Нью-Йорка одна моя подруга, у которой были знакомые в ЛА, так что мне удалось попользоваться их машинами и увидеть в этом городе не только интерьеры собственного номера в гостинице, или бар, или групиз, околачивавшихся вокруг отеля и выглядевших до смешного по-детски.
Как-то раз моя подруга привезла меня и еще нескольких своих знакомых в школу верховой езды возле Малибу Бич. Друзья ее все, видимо, знали дело, разбирались в уздечках и оголовьях, а мне не хотелось признаваться им, что единственным моим опытом в этом направлении была поездка мягкой рысью в Нэшвилле. В конце концов, я же видел по телевизору, как это делается, я был не какой-нибудь дикарь. Так что я сказал, что давно не ездил, и выбрал Старую Нэг.
Старая-то она была, может, и старая, однако, ступив на родной песок, рванула как черт на помеле. К счастью, мне удавалось удерживать свой тощий зад на достойном расстоянии от лошадиной спины - как я видел по ТВ - так что прогулка галопом вдоль берега моря в чудесный день на Малибу Бич остается моим самым любимым воспоминанием об этом пребывании в ЛА.
UPD: ПРОДОЛЖЕНИЕ