Дневник 1978-79. Глава 15. Эта Чайка, как побитая собака
Четырнадцатая глава
Евгения Симонова и Игорь Охлупин в ролях чеховских героев
А вот - получился почти профессиональный, относительно толковый разбор одного на редкость неудачного спектакля. Который я тоже до сих пор помню в деталях. И даже не смог тогда ни на секунду влюбиться в молоденькую Евгению Симонову - из-за того, что режиссер поставил ее в дурацкое положение.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
18 ноября 1978 года
Антон Палыч Чехов однажды заметил
Антон Павлович Чехов не напрасно считается камерным драматургом, он характерен внутренней глубиной, а не внешним размахом, широтой. Кроме камерности чисто психологической, он, по-моему, требует и внешней, театральной камерности.
Это требование не учтено в спектакле театра Маяковского "Чайка". Чеховские герои затеряны на ровном и широком пространстве сцены, они выглядят измельченными, незначительными, на них смотришь свысока, к ним невозможно проникнуться симпатией. Актеры, в основном, не стараются преодолеть это расстояние, спектакль характерен тем, что образы пьесы расплываются до почти невидимых размеров, лишены действий даже в минимальной мере, аморфны, пропадают на четких линиях декораций.
Заблудился в трех декорациях
Художник Валериус создал безупречно строгую, но совершенно абстрактную, равнодушную декорацию, которая для Чехова слишком определенна, вычерчена, не оставляет места для сомнений, размышлений. И кроме того, оформление сцены противоречит стилю игры - как раз крайне неопределенной, лишенной стержня (я говорю о преобладающем стиле) - это относится к Костолевскому - Треплеву, Тенину - Сорину, Охлупину - Тригорину, Ю. Горобцу - Дорну. Их роли совершенно не решены режиссером, но хоть как-то запоминаются, почти все остальные исполнители просто лишены индивидуальности.
Странно и двойственно решены образы Аркадиной и Заречной.
Эта странность и двойственность - еще одна характерная черта спектакля. То ли он решен в традициях, привычных для Чехова - есть и вой собак, и музыка виолончели. Всё это банально, но хоть не лишено культуры. То ли Вилькин (постановщик спектакля Александр Вилькин) предлагал что-то новое - но новое это крайне неясно и порой принимает характер неестественного бреда (сон Сорина, повторяющего монолог Нины), а в основном так явно расходится с самой сутью чеховской драматургии, что вызывает самую отрицательную реакцию.
Да и половинчатая традиционность, вступающая в конфликт с резкой рациональностью сценического пространства, не достигает своей цели.
Доронина и Симонова
Традиционные моменты перемешаны с с неожиданными, неоправданными поворотами и в трактовке ролей Аркадиной и Нины.
Т. Доронина на основе этих противоречий смогла создать почти цельный образ - красивой женщины, любящей мужчин, грубовато-плотской и легкомысленной, порой сквозь интонации ее прорываются французско-комедийные нотки, исполнение в целом слишком острое, графичное, хотя есть тонкие, очень женские моменты.
Безобразно, бескультурно решена Вилькиным сцена Аркадиной с Тригориным, но это близко индивидуальности актрисы и, мягко говоря, не совсем чеховское решение. Таким образом, эта встреча Дорониной с Чеховым оставляет двойственное впечатление - но ее игра является самой яркой и последовательной в спектакле.
Е. Симонова - несомненно одаренная молодая актриса - не справилась с трудностями роли, еще более запутанными режиссером. Прелестная. искренняя, легкая, ясная в первом акте, ее Заречная выходит во втором действии измученной, пьяной от усталости женщиной. Она похожа на побитую собаку, актриса слишком истерична, взвинчена, чисто психологически не совсем оправдывает свое состояние, оно кажется фальшивым.
Серьезное прочтение, которого нет
И совершенно отсутствует связь с текстом - эта Нина ни во что не верит, у нее нет ни силы, ни уверенности, она мало чем отличается от Треплева и может скоро кончить жизнь самоубийством. На нее надето совершенно непонятное по замыслу платье, состоящее из отдельных полосок, а кофточка - как у опереточных актрис, с оголенными плечами и огромным вырезом.
Вилькин демонстрирует полное отсутствие такта, опошление и грубо разрушает целомудренность чеховской драматургии.
И уж совершенно не органичен финал спектакля, не оправдан, так как режиссер старался заниматься любовными линиями больше, нежели чем иным. И кроме того в нем есть претензия на серьезное прочтение "Чайки", которого нет.
Игорь Костолевский с Татьяной Дорониной в том самом спектакле
Татьяна Доронина - Аркадина
Дневник 1978-79
Мои дневники
Евгения Симонова и Игорь Охлупин в ролях чеховских героев
А вот - получился почти профессиональный, относительно толковый разбор одного на редкость неудачного спектакля. Который я тоже до сих пор помню в деталях. И даже не смог тогда ни на секунду влюбиться в молоденькую Евгению Симонову - из-за того, что режиссер поставил ее в дурацкое положение.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
18 ноября 1978 года
Антон Палыч Чехов однажды заметил
Антон Павлович Чехов не напрасно считается камерным драматургом, он характерен внутренней глубиной, а не внешним размахом, широтой. Кроме камерности чисто психологической, он, по-моему, требует и внешней, театральной камерности.
Это требование не учтено в спектакле театра Маяковского "Чайка". Чеховские герои затеряны на ровном и широком пространстве сцены, они выглядят измельченными, незначительными, на них смотришь свысока, к ним невозможно проникнуться симпатией. Актеры, в основном, не стараются преодолеть это расстояние, спектакль характерен тем, что образы пьесы расплываются до почти невидимых размеров, лишены действий даже в минимальной мере, аморфны, пропадают на четких линиях декораций.
Заблудился в трех декорациях
Художник Валериус создал безупречно строгую, но совершенно абстрактную, равнодушную декорацию, которая для Чехова слишком определенна, вычерчена, не оставляет места для сомнений, размышлений. И кроме того, оформление сцены противоречит стилю игры - как раз крайне неопределенной, лишенной стержня (я говорю о преобладающем стиле) - это относится к Костолевскому - Треплеву, Тенину - Сорину, Охлупину - Тригорину, Ю. Горобцу - Дорну. Их роли совершенно не решены режиссером, но хоть как-то запоминаются, почти все остальные исполнители просто лишены индивидуальности.
Странно и двойственно решены образы Аркадиной и Заречной.
Эта странность и двойственность - еще одна характерная черта спектакля. То ли он решен в традициях, привычных для Чехова - есть и вой собак, и музыка виолончели. Всё это банально, но хоть не лишено культуры. То ли Вилькин (постановщик спектакля Александр Вилькин) предлагал что-то новое - но новое это крайне неясно и порой принимает характер неестественного бреда (сон Сорина, повторяющего монолог Нины), а в основном так явно расходится с самой сутью чеховской драматургии, что вызывает самую отрицательную реакцию.
Да и половинчатая традиционность, вступающая в конфликт с резкой рациональностью сценического пространства, не достигает своей цели.
Доронина и Симонова
Традиционные моменты перемешаны с с неожиданными, неоправданными поворотами и в трактовке ролей Аркадиной и Нины.
Т. Доронина на основе этих противоречий смогла создать почти цельный образ - красивой женщины, любящей мужчин, грубовато-плотской и легкомысленной, порой сквозь интонации ее прорываются французско-комедийные нотки, исполнение в целом слишком острое, графичное, хотя есть тонкие, очень женские моменты.
Безобразно, бескультурно решена Вилькиным сцена Аркадиной с Тригориным, но это близко индивидуальности актрисы и, мягко говоря, не совсем чеховское решение. Таким образом, эта встреча Дорониной с Чеховым оставляет двойственное впечатление - но ее игра является самой яркой и последовательной в спектакле.
Е. Симонова - несомненно одаренная молодая актриса - не справилась с трудностями роли, еще более запутанными режиссером. Прелестная. искренняя, легкая, ясная в первом акте, ее Заречная выходит во втором действии измученной, пьяной от усталости женщиной. Она похожа на побитую собаку, актриса слишком истерична, взвинчена, чисто психологически не совсем оправдывает свое состояние, оно кажется фальшивым.
Серьезное прочтение, которого нет
И совершенно отсутствует связь с текстом - эта Нина ни во что не верит, у нее нет ни силы, ни уверенности, она мало чем отличается от Треплева и может скоро кончить жизнь самоубийством. На нее надето совершенно непонятное по замыслу платье, состоящее из отдельных полосок, а кофточка - как у опереточных актрис, с оголенными плечами и огромным вырезом.
Вилькин демонстрирует полное отсутствие такта, опошление и грубо разрушает целомудренность чеховской драматургии.
И уж совершенно не органичен финал спектакля, не оправдан, так как режиссер старался заниматься любовными линиями больше, нежели чем иным. И кроме того в нем есть претензия на серьезное прочтение "Чайки", которого нет.
Игорь Костолевский с Татьяной Дорониной в том самом спектакле
Татьяна Доронина - Аркадина
Дневник 1978-79
Мои дневники