Поэзия. Александр Кочетков. Загадочная фигура
Предыдущий поэт
Александр Сергеевич Кочетков. 1900 - 1953. По формальным признакам - советский поэт, но на самом деле совершенно не советский. Достаточно прочитать самое известное, а в действительности единственное известное стихотворение "Баллада о прокуренном вагоне": "я за тебя молиться стану" и тому подобная лексика его отличает, совсем не свойственная советской поэзии 30-х годов ХХ века. Да оно тогда и не было опубликовано, как и другие его стихи, немногочисленные. То ли Кочетков мало написал, то ли дошли не все.
Поэт прожил тихо, не был, не состоял, не участвовал, зарабатывал на жизнь переводами, умер рано и незаметно по неизвестным причинам.
Его поэзия - настоящая, зрелая, упругая, ясная, в классическом стиле, но ни на кого не похожая. Густые, насыщенные стихи, напрочь лишенные рисовки или жеманства. Серьёзные и абсолютно оторванные от советской действительности. Такие поэты всегда были редкостью, забвения Кочетков не заслуживает.
Вот и будем читать.
- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.
- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.
- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.
Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
ЖЖЖ ЖЖЖ ЖЖЖ
Чуть свет. Час утра. Тающий полет
Луны за Копетдаг, и вкруг нее
Пронзительная легкая качель
Стрижей. Вот - огненно зазеленел
Тутовник, и застрекотала в нем
Чечетка воробьев. Как лепесток
Цветка, у круч молочный воздух. Вдруг -
По серым шелковинкам облаков
Взлетело пламя.
О, не забывай,
Что мы - жильцы воздушнейшей из звезд
Где даже солнца бесподобный блеск
Окрашен в пурпур нежности твоей!
ЖЖЖ ЖЖЖ ЖЖЖ
Все смолкнет: страсть, тоска, утрата…
О дне томящем не жалей!
Всех позже смолкнет - соловей,
Всех слаще песни - у заката.
ЖЖЖ ЖЖЖ ЖЖЖ
Глубокая страсть не похожа на юные муки:
Она не умеет стонать и заламывать руки,
Но молча стоит, ожидая последнего слова,
К блаженству и к гибели с равным смиреньем готова,
Чтоб веки сомкнуть и спокойно взойти, если надо,
Тропой осужденных на облачный гребень Левкада.
Две цветные гравюры
1. Серый дворик
Серый дворик завален рухлядью. Облачно-бледен
Голубоватый денек. Желоб свисает с крыльца.
Гусь и гусыня стоят над лоханью с объедками: шеи
Вылиты из серебра, крылья - узорная чернь.
От пирамидки стволов березовых льется атласный
Мягко-развеянный свет на обомшелый забор.
Тес почернел и раздался: в пролом протянула рябина
Ржавую кисть, проросла бронзовой шапкой сирень.
А над забором встает екатеринински-пышный,
В ветхий багрянец одетый, стройный церковный маяк.
Он осеняет убогую жизнь - и в небо вонзает
На трехсаженной игле черный обветренный крест.
2. Мальчик-пастух
Мальчик-пастух с посошком глядит в туманное небо,
Где распахнула крыло черная стая грачей.
Нежный рот приоткрыт, встревожены тонкие брови,
В серо-лучистых глазах спит, околдована, грусть.
Грудятся свиньи кругом - уступами гладко-округлых
Розово-серых камней в блекло-зеленой траве.
Рылом в кротовью нору уткнулся боров. Свисает
Белая гроздь поросят с маткиных тучных сосков.
Озимь вдали распахнула свой плащ весенний. Но хмуро
Над оловянной рекой бурые дремлют стога.
А на окраине - лес в узор из лапчатых елей
Вплел, как парчовую нить, желтое пламя берез.
Двенадцать элегий
I
Хор жаворонков в синей вышине
Трепещет крылышками. Сердце мне -
Все радостней, беспечней, поднебесней -
Пьянит порхающая песня песней.
Звенят певцы в воздушной синеве,-
Пусть гнездышко у каждого в траве,
Пусть, затенив их крыльями своими,
Парящий ястреб кружится над ними.
О, если бы смог и я, в родных горах,
Отбросить немощь, страсть, желанье, страх
И горький помысл о насущном хлебе!..
О, если бы мог я петь, купаясь в светлом небе!
II
Громады гор, одетые в леса,
Заснули. Под откосом - полоса.
Луна дрожит в быстробегущей Мтквари.
Бьет полночь. При двенадцатом ударе
На холм кладбищенский спустилась тишина.
Лишь музыка сверчков кругом слышна.
Вздохнет струна и стихнет, замирая,
Но тотчас отзовется ей вторая -
Как будто тысяча воздушных рук
Ткет трепетный, протяжно-слитный звук.
Здесь, позабыв урочище людское,
Земля застыла в дреме и покое,
Здесь отдыхает грудь, полудыша…
Но где же ты теперь, моя душа,
Безудержная, юная, слепая?
Как пела ты, над пропастью ступая!
Как жаждала любить иль умереть!
Тебя уж нет, ты не вернешься впредь…
Тебя уж нет, но к тени быстролетной
Еще тянусь я памятью бесплотной.
А ночь, касаясь утомленных век,
Любовно шепчет мне, что жизнь ушла навек.
III
Букет жасмина на столе моем
Благословляет одинокий дом:
Пускай душа блаженством не согрета,
Он ей несет весь пыл, все буйство лета.
Не знаю, чьей участливой рукой
Зажжен жасмина праздник восковой,-
Залог, быть может, нежности таимой…
Но он подарен не рукой любимой!
Благоуханьем светлым окружен,
Вдыхаю мир, как облако, как сон.
В тебе, благословенная отрада,
Нет примеси губительного яда,
Мятежная тоска тебе чужда…
О, в этом облаке остаться б навсегда!
IV
Бессмертно-молодой хрусталь ключа
Из камня пробивается, журча:
Когда пылает солнце во вселенной,
Он семь цветов дробит в пыли мгновенной,
И я, чтоб в сердце затушить огонь,
Живую радугу ловлю в ладонь.
Как жаждал я несбыточного рая!
И, «над ручьем от жажды умирая»,
Припав к камням, как я молил у них
Отдохновенной ласки… хоть на миг!
И вот ключа целительная сила
Все страстные томленья погасила,
И свежей мглой мне сердце обволок
Один всеутоляющий глоток.
V
Преодоленье… Поднимаюсь я
По руслу пересохшего ручья.
Пусть лоб мне опаляет зной небесный,
Пусть спотыкаюсь на тропе отвесной,
Пусть сердце задыхается в груди,-
Иду… Зачем? Что манит впереди?
Вершина. На корнях сосны столетней
Прилягу здесь. Как жарок воздух летний!
Как сладко слиты - фимиам смолы
И свежесть из долины, полной мглы!
Тень облаков скользит, лаская горы…
И вновь влекут безбрежные просторы,
И сердцу вновь желанен божий свет…
Но вниз дороги нет и вверх дороги нет.
VI
На кладбище, в живой тени дубов,
Небытия ловлю священный зов,
Но он звучит мне нынче по-иному.
Погружены в бесчувственную дрему
Прохладных намогильников ряды -
Под вечной лаской солнца иль звезды.
Всего благословенного лишенный,
Без радости, с душой опустошенной,
Я долго был со смертью обручен -
И страстно рвался в беспробудный сон.
И что ж! Теперь, на солнечном погосте,
Где под землей бездумно тлеют кости,
Вдыхаю вновь стозвучный трепет дня -
И сладко усыпляет он меня.
Но разве листьев шорох и движенье
Не та же тишина небытия,
Которую звала, тоскуя, грудь моя?
VII
В воздушном море облако плывет.
Что движет им? Куда стремит полет?
Где поднебесное его жилище?
Всего земного радостней и чище,-
Оно подобно, в тихой вышине,
От неба оторвавшейся волне.
Скользит в долине тень его живая,
С холма на холм легко переплывая,
То нежно обнимая гребни гор,
То опускаясь в луговой простор.
Любому сердцу и любому саду
Равно дарит любовную прохладу
Посланница бесстрастной высоты…
Не так же ли, мой стих, ласкаешь землю ты?
VIII
Двух бабочек влюбленная чета
Крылатой пляской кротко занята.
Воздушные! Что им тоска людская!
Не устают они, круги смыкая,
Порханьями друг друга обнимать.
Вот врозь летят, вот встретились опять,
Вот на шиповник белый сели рядом…
Слежу за ними безмятежным взглядом,
И кровь, неукротимая порой,
Усыплена божественной игрой.
Но если б то, что гибельно и мило,
Мне сердце вновь бездумьем осенило,-
Как беззаветно вновь отдался б я
Восторгу и тоске родного бытия!
IX
Я не дошел до моря. Но вдали,
На пасмурной окраине земли,
Мерцало зеркало. И ширь морская,
Прикосновеньем веющим лаская
Горячий лоб, разоблачила вдруг
В душе моей гнездящийся недуг.
И сердце обожгли воспоминанья…
О, сколько в прошлом счастья и страданья!
Но радость, что встречалась мне в пути,
Я погубил, не дав ей расцвести.
Стою в раздумье, тайном и глубоком…
И этот стих, склоняясь перед роком,
Я посвящаю морю - и тебе,
Последний отблеск дня в моей ночной судьбе!
X
Поет природа. Все шумит кругом,
Пахучий ветер залетает в дом:
Перед балконом липа вековая,
Дремотные мечтанья навевая,
Качается в торжественном цвету.
Ее пыльца дымится на лету,
Могучая листва звенит протяжно,
А ветви машут медленно и важно…
Что ж! Разве липа сетовать должна
О том, что отгорит ее весна?
Цветет… К чему ей горькая наука,
Что на земле всесильна лишь разлука?
Нет! В этот свой неповторимый час
Она волшебно покоряет нас,
А после… Остов под сыпучим снегом
Приникнет памятью к давно угасшим негам.
XI
Прочь от земли! Пора мне стать звездой -
Одной из тех, что легкой чередой
Проносятся по призрачному кругу
И светят, сквозь вселенную, друг другу.
Они чужды тревогам, страсть не жгла
Их облачно-эфирные тела,
Их души серафически спокойны,
Они - небесной участи достойны…
Хочу и я в бездонность к ним упасть,
Из сердца вместе с кровью вырвать страсть,
Расстаться с жизнью, беспощадно зная,
Что не нужна душе юдоль иная,
Что муки больше нет и страха нет,
Когда пронижет тьму очей любимых свет.
XII
Прости мне, Муза! На закате дней
Посмел воззвать я к милости твоей.
Я верил: скорбный звук последних песен
Разрушит мир, что стал для сердца тесен.
Ты слушаешь с улыбкой этот стих…
Нет, я не смел касаться струн твоих:
Былой восторг в их трепете тревожном,
И вновь душа томится невозможным:
Из облачного полузабытья
Ее к забытой жизни вызвал я -
Безвестной властью песенного слова.
И нежный образ мне явился снова.
Но, в волшебство напева облечен,
Стал ближе, кротче, безмятежней он…
ЖЖЖ ЖЖЖ ЖЖЖ
Земля! Когда грудь задохнется
Отчаяньем, едким как дым,-
Повей из родного колодца
В нее шелестящим ночным
Дождем. Пролетающих молний
Перо мне алмазное брось,
И грохотом дом мой наполни,
И мраком, и ветром насквозь!
Корнями в родник потаенный,
В незримые звезды лицом,-
Раздвинь потолок закопченный
Сиреневым буйным кустом!
Неслыханных песен потребуй,
К блаженству меня приневоль -
Глазами, в которых все небо,
Руками, в которых вся боль!
ЖЖЖ ЖЖЖ ЖЖЖ
Тоска по дому… Облачной гряды
Тускнеющие очертанья
И тонкий лук кочевницы-звезды,
Звенящий тетивой молчанья.
Встает неодолимая печаль
От нив земных - до нив небесных.
Скажи, душа, чего тебе так жаль:
Любимых глаз иль звезд безвестных?
Но не постигнет страстная тоска,
Куда стремит свой парус темный:
К живым огням родного далека
Иль в пропасть вечности бездомной.
Здесь еще. Стихов не так много. Ни одного слабого или хотя бы относительно неудачного стихотворения...
Мой поэторий
Александр Сергеевич Кочетков. 1900 - 1953. По формальным признакам - советский поэт, но на самом деле совершенно не советский. Достаточно прочитать самое известное, а в действительности единственное известное стихотворение "Баллада о прокуренном вагоне": "я за тебя молиться стану" и тому подобная лексика его отличает, совсем не свойственная советской поэзии 30-х годов ХХ века. Да оно тогда и не было опубликовано, как и другие его стихи, немногочисленные. То ли Кочетков мало написал, то ли дошли не все.
Поэт прожил тихо, не был, не состоял, не участвовал, зарабатывал на жизнь переводами, умер рано и незаметно по неизвестным причинам.
Его поэзия - настоящая, зрелая, упругая, ясная, в классическом стиле, но ни на кого не похожая. Густые, насыщенные стихи, напрочь лишенные рисовки или жеманства. Серьёзные и абсолютно оторванные от советской действительности. Такие поэты всегда были редкостью, забвения Кочетков не заслуживает.
Вот и будем читать.
- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.
- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.
- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.
Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
ЖЖЖ ЖЖЖ ЖЖЖ
Чуть свет. Час утра. Тающий полет
Луны за Копетдаг, и вкруг нее
Пронзительная легкая качель
Стрижей. Вот - огненно зазеленел
Тутовник, и застрекотала в нем
Чечетка воробьев. Как лепесток
Цветка, у круч молочный воздух. Вдруг -
По серым шелковинкам облаков
Взлетело пламя.
О, не забывай,
Что мы - жильцы воздушнейшей из звезд
Где даже солнца бесподобный блеск
Окрашен в пурпур нежности твоей!
ЖЖЖ ЖЖЖ ЖЖЖ
Все смолкнет: страсть, тоска, утрата…
О дне томящем не жалей!
Всех позже смолкнет - соловей,
Всех слаще песни - у заката.
ЖЖЖ ЖЖЖ ЖЖЖ
Глубокая страсть не похожа на юные муки:
Она не умеет стонать и заламывать руки,
Но молча стоит, ожидая последнего слова,
К блаженству и к гибели с равным смиреньем готова,
Чтоб веки сомкнуть и спокойно взойти, если надо,
Тропой осужденных на облачный гребень Левкада.
Две цветные гравюры
1. Серый дворик
Серый дворик завален рухлядью. Облачно-бледен
Голубоватый денек. Желоб свисает с крыльца.
Гусь и гусыня стоят над лоханью с объедками: шеи
Вылиты из серебра, крылья - узорная чернь.
От пирамидки стволов березовых льется атласный
Мягко-развеянный свет на обомшелый забор.
Тес почернел и раздался: в пролом протянула рябина
Ржавую кисть, проросла бронзовой шапкой сирень.
А над забором встает екатеринински-пышный,
В ветхий багрянец одетый, стройный церковный маяк.
Он осеняет убогую жизнь - и в небо вонзает
На трехсаженной игле черный обветренный крест.
2. Мальчик-пастух
Мальчик-пастух с посошком глядит в туманное небо,
Где распахнула крыло черная стая грачей.
Нежный рот приоткрыт, встревожены тонкие брови,
В серо-лучистых глазах спит, околдована, грусть.
Грудятся свиньи кругом - уступами гладко-округлых
Розово-серых камней в блекло-зеленой траве.
Рылом в кротовью нору уткнулся боров. Свисает
Белая гроздь поросят с маткиных тучных сосков.
Озимь вдали распахнула свой плащ весенний. Но хмуро
Над оловянной рекой бурые дремлют стога.
А на окраине - лес в узор из лапчатых елей
Вплел, как парчовую нить, желтое пламя берез.
Двенадцать элегий
I
Хор жаворонков в синей вышине
Трепещет крылышками. Сердце мне -
Все радостней, беспечней, поднебесней -
Пьянит порхающая песня песней.
Звенят певцы в воздушной синеве,-
Пусть гнездышко у каждого в траве,
Пусть, затенив их крыльями своими,
Парящий ястреб кружится над ними.
О, если бы смог и я, в родных горах,
Отбросить немощь, страсть, желанье, страх
И горький помысл о насущном хлебе!..
О, если бы мог я петь, купаясь в светлом небе!
II
Громады гор, одетые в леса,
Заснули. Под откосом - полоса.
Луна дрожит в быстробегущей Мтквари.
Бьет полночь. При двенадцатом ударе
На холм кладбищенский спустилась тишина.
Лишь музыка сверчков кругом слышна.
Вздохнет струна и стихнет, замирая,
Но тотчас отзовется ей вторая -
Как будто тысяча воздушных рук
Ткет трепетный, протяжно-слитный звук.
Здесь, позабыв урочище людское,
Земля застыла в дреме и покое,
Здесь отдыхает грудь, полудыша…
Но где же ты теперь, моя душа,
Безудержная, юная, слепая?
Как пела ты, над пропастью ступая!
Как жаждала любить иль умереть!
Тебя уж нет, ты не вернешься впредь…
Тебя уж нет, но к тени быстролетной
Еще тянусь я памятью бесплотной.
А ночь, касаясь утомленных век,
Любовно шепчет мне, что жизнь ушла навек.
III
Букет жасмина на столе моем
Благословляет одинокий дом:
Пускай душа блаженством не согрета,
Он ей несет весь пыл, все буйство лета.
Не знаю, чьей участливой рукой
Зажжен жасмина праздник восковой,-
Залог, быть может, нежности таимой…
Но он подарен не рукой любимой!
Благоуханьем светлым окружен,
Вдыхаю мир, как облако, как сон.
В тебе, благословенная отрада,
Нет примеси губительного яда,
Мятежная тоска тебе чужда…
О, в этом облаке остаться б навсегда!
IV
Бессмертно-молодой хрусталь ключа
Из камня пробивается, журча:
Когда пылает солнце во вселенной,
Он семь цветов дробит в пыли мгновенной,
И я, чтоб в сердце затушить огонь,
Живую радугу ловлю в ладонь.
Как жаждал я несбыточного рая!
И, «над ручьем от жажды умирая»,
Припав к камням, как я молил у них
Отдохновенной ласки… хоть на миг!
И вот ключа целительная сила
Все страстные томленья погасила,
И свежей мглой мне сердце обволок
Один всеутоляющий глоток.
V
Преодоленье… Поднимаюсь я
По руслу пересохшего ручья.
Пусть лоб мне опаляет зной небесный,
Пусть спотыкаюсь на тропе отвесной,
Пусть сердце задыхается в груди,-
Иду… Зачем? Что манит впереди?
Вершина. На корнях сосны столетней
Прилягу здесь. Как жарок воздух летний!
Как сладко слиты - фимиам смолы
И свежесть из долины, полной мглы!
Тень облаков скользит, лаская горы…
И вновь влекут безбрежные просторы,
И сердцу вновь желанен божий свет…
Но вниз дороги нет и вверх дороги нет.
VI
На кладбище, в живой тени дубов,
Небытия ловлю священный зов,
Но он звучит мне нынче по-иному.
Погружены в бесчувственную дрему
Прохладных намогильников ряды -
Под вечной лаской солнца иль звезды.
Всего благословенного лишенный,
Без радости, с душой опустошенной,
Я долго был со смертью обручен -
И страстно рвался в беспробудный сон.
И что ж! Теперь, на солнечном погосте,
Где под землей бездумно тлеют кости,
Вдыхаю вновь стозвучный трепет дня -
И сладко усыпляет он меня.
Но разве листьев шорох и движенье
Не та же тишина небытия,
Которую звала, тоскуя, грудь моя?
VII
В воздушном море облако плывет.
Что движет им? Куда стремит полет?
Где поднебесное его жилище?
Всего земного радостней и чище,-
Оно подобно, в тихой вышине,
От неба оторвавшейся волне.
Скользит в долине тень его живая,
С холма на холм легко переплывая,
То нежно обнимая гребни гор,
То опускаясь в луговой простор.
Любому сердцу и любому саду
Равно дарит любовную прохладу
Посланница бесстрастной высоты…
Не так же ли, мой стих, ласкаешь землю ты?
VIII
Двух бабочек влюбленная чета
Крылатой пляской кротко занята.
Воздушные! Что им тоска людская!
Не устают они, круги смыкая,
Порханьями друг друга обнимать.
Вот врозь летят, вот встретились опять,
Вот на шиповник белый сели рядом…
Слежу за ними безмятежным взглядом,
И кровь, неукротимая порой,
Усыплена божественной игрой.
Но если б то, что гибельно и мило,
Мне сердце вновь бездумьем осенило,-
Как беззаветно вновь отдался б я
Восторгу и тоске родного бытия!
IX
Я не дошел до моря. Но вдали,
На пасмурной окраине земли,
Мерцало зеркало. И ширь морская,
Прикосновеньем веющим лаская
Горячий лоб, разоблачила вдруг
В душе моей гнездящийся недуг.
И сердце обожгли воспоминанья…
О, сколько в прошлом счастья и страданья!
Но радость, что встречалась мне в пути,
Я погубил, не дав ей расцвести.
Стою в раздумье, тайном и глубоком…
И этот стих, склоняясь перед роком,
Я посвящаю морю - и тебе,
Последний отблеск дня в моей ночной судьбе!
X
Поет природа. Все шумит кругом,
Пахучий ветер залетает в дом:
Перед балконом липа вековая,
Дремотные мечтанья навевая,
Качается в торжественном цвету.
Ее пыльца дымится на лету,
Могучая листва звенит протяжно,
А ветви машут медленно и важно…
Что ж! Разве липа сетовать должна
О том, что отгорит ее весна?
Цветет… К чему ей горькая наука,
Что на земле всесильна лишь разлука?
Нет! В этот свой неповторимый час
Она волшебно покоряет нас,
А после… Остов под сыпучим снегом
Приникнет памятью к давно угасшим негам.
XI
Прочь от земли! Пора мне стать звездой -
Одной из тех, что легкой чередой
Проносятся по призрачному кругу
И светят, сквозь вселенную, друг другу.
Они чужды тревогам, страсть не жгла
Их облачно-эфирные тела,
Их души серафически спокойны,
Они - небесной участи достойны…
Хочу и я в бездонность к ним упасть,
Из сердца вместе с кровью вырвать страсть,
Расстаться с жизнью, беспощадно зная,
Что не нужна душе юдоль иная,
Что муки больше нет и страха нет,
Когда пронижет тьму очей любимых свет.
XII
Прости мне, Муза! На закате дней
Посмел воззвать я к милости твоей.
Я верил: скорбный звук последних песен
Разрушит мир, что стал для сердца тесен.
Ты слушаешь с улыбкой этот стих…
Нет, я не смел касаться струн твоих:
Былой восторг в их трепете тревожном,
И вновь душа томится невозможным:
Из облачного полузабытья
Ее к забытой жизни вызвал я -
Безвестной властью песенного слова.
И нежный образ мне явился снова.
Но, в волшебство напева облечен,
Стал ближе, кротче, безмятежней он…
ЖЖЖ ЖЖЖ ЖЖЖ
Земля! Когда грудь задохнется
Отчаяньем, едким как дым,-
Повей из родного колодца
В нее шелестящим ночным
Дождем. Пролетающих молний
Перо мне алмазное брось,
И грохотом дом мой наполни,
И мраком, и ветром насквозь!
Корнями в родник потаенный,
В незримые звезды лицом,-
Раздвинь потолок закопченный
Сиреневым буйным кустом!
Неслыханных песен потребуй,
К блаженству меня приневоль -
Глазами, в которых все небо,
Руками, в которых вся боль!
ЖЖЖ ЖЖЖ ЖЖЖ
Тоска по дому… Облачной гряды
Тускнеющие очертанья
И тонкий лук кочевницы-звезды,
Звенящий тетивой молчанья.
Встает неодолимая печаль
От нив земных - до нив небесных.
Скажи, душа, чего тебе так жаль:
Любимых глаз иль звезд безвестных?
Но не постигнет страстная тоска,
Куда стремит свой парус темный:
К живым огням родного далека
Иль в пропасть вечности бездомной.
Здесь еще. Стихов не так много. Ни одного слабого или хотя бы относительно неудачного стихотворения...
Мой поэторий