Предыдущая глава Андрей Щербаков и Владимир Семенов.
Конечно, это не все утраты. На все места не хватит. Но хочу вспомнить двух коллег, с которыми сводила меня жизнь и работа, и которых больше нет с нами.
Прости, Дрюн!
Андрей Щербаков. Или просто Дрюн, как звали его друзья, в число которых входил и я. Фотографию Андрея я нашел только такую маленькую, ничего толком не разглядишь, да и неважно, он не отличался выигрышной внешностью. Впрочем, для мужчины это не имеет никакого значения.
Дрюн прожил всего 40 лет и один месяц. Сороковник ему исполнился 22 марта 2008 года, это была суббота, и я как раз отмечал свой день рождения, случившийся накануне. Позвал Андрея, он не поленился приехать, хотя всегда был очень тяжел на подъем. Ему, кстати, говорили, что 40 лет не празднуют, да он и не праздновал свой ДР, а поздравлял меня.
Андрей пил, гулял, был весел и счастлив, надарил мне кучу подарков - книги, диски. Устроил целый аттракцион неслыханной щедрости, что обычно не было ему свойственно.
Тогда я видел его в последний раз. Вскоре его свалил приступ панкреатита, переходящего в панкреонекроз (вроде бы, это так называется), и я, к сожалению, уже не успел навестить Дрюна в больнице. В начале мая мы его похоронили.
Андрей был очень своеобразным, специфическим человеком. Не лишенным недостатков, естественно, как и все мы. Я познакомился с ним в "Мегаполис-Экспрессе", потом недолго поработал с ним вместе в пропагандистской и контр-пропагандистской конторе Правда.ру, потом мы просто дружили.
Долгое время Дрюн был зациклен на идее самоубийства - прыжка в пустоту с какого-нибудь высокого этажа, подробно и мучительно муссировал эту тему в разговорах, в частности, со мной, что вызывало у меня протест и раздражение. Но когда в самом деле смерть приблизилась к нему, он неистово захотел жить, да было уже поздно.
Дрюн был не просто странным и сложным, а даже несколько перверзным, но при этом очень глубоким человеком. Я во многом с ним не соглашался. Мы часто спорили в рамках политического и эстетического дискурса. Но мне всегда было интересно с ним дискутировать, в этих спорах рождалась не истина, но интересные и незаурядные мысли.
Людям поверхностным и недалеким могло показаться, будто Андрей был певцом "кровавого режЫма". Это глупость и фигня. Дрюн был творческим человеком, очень образованным, широко эрудированным, великолепно разбирался в классической музыке и в истории кинематографа. А также он любил и умел работать в жанре креативно-провокативной журналистики.
В этом жанре не всё созданное им мне нравилось. Однако он, например, всячески "травил" Михаила Швыдкого, наглого чиновника от культуры, и оборзевшего барина Никиту Михалкова, и правильно делал, и мы с Дудинским давали ему возможность писать на эти темы в "Московском корреспонденте", после того, как на основном месте работы попросили Дрюна оставить в покое этих двух деятелей.
А до того - он писал заметки в М-Э, некоторые из них я ему заказывал. Написаны они всегда были так, что не надо было редактировать ни строчки.
Журналистом Андрей был очень хорошим. Оригинальным и ярким, да вот только идиотская извращенная ситуация в современной российской журналистике не давала ему возможности нормально самовыражаться. И приходилось пробавляться, в том числе, пропагандистикой. Хотя и там он подходил к заказу со всей творческой энергией.
Наконец, Андрюше категорически нельзя было пить. И это была трагедия. Панкреатит, диабет, букет разных заболеваний его не останавливал. Так как незадолго до кончины Дрюн выпивал во время празднования моего дня рождения, я до сих пор не могу избавиться от чувства вины. Хотя что я мог сделать? Выхватывать рюмку из рук, вставлять кляп? Или не звать, не приглашать, не пускать? Но это было бы просто непорядочно.
Именно дней через десять после того праздника Андрей загремел в больницу. Оно, конечно, post hoc non est propter hoc. Да и выпивал он не только в тот день, добавлял впоследствии. Но всё же, всё же, всё же...
Прости, Дрюн! Царствие тебе небесное, и пусть земля будет тебе пухом.
Война и била, и ломала
Вова Семенов. А вот - совсем другая личность. Тоже умер безвременно рано. Не дожил до 47 лет.
Мы не были близкими друзьями, наше общение протекало пунктирно и дисперсно.
Умнейший человек, настоящий интеллигент в хорошем смысле этого слова, не пустой критикан, не трепло с манией величия, воображающий себя "солью нации". Глубокий профессионал в самых разных сферах. И исключительно порядочный человек.
Я знал Владимира в разные периоды жизни.Какое-то время поработали вместе в Независимой газете, он там возглавлял приложение НГ-Сценарии вплоть до лета 2011 года, когда скончался.
А впервые я познакомился с Владимиром Семеновым в ту пору, когда он - как написано было в его некрологе в НГ - "возил журналистов в регионы, которые тогда было принято называть горячими точками". А именно в Чечню. Он возил туда журналистов и российских, и иностранных. И те поездки очень дорого ему стоили. По возвращению приходилось снимать стресс исконно русским способом - то есть беспробудно пить.
Случилось мне в этом процессе поучаствовать, за компанию. У Вовы в "Мегаполис-Экспрессе" работал старый друг, и он к нему зашел. Мы сели выпивать в буфете, как делали это в ту пору многократно.
Спиртное почему-то закончилось, и мы с Владимиром вдвоем пошли в магазин за добавкой. А на обратном пути в редакцию моего спутника вдруг переклинило. У него начались галлюцинации, он вообразил, что находится в Чечне, то ли в Грозном, то ли где-то в горах, а вокруг - не то боевики, не то просто местные жители, и он вдруг начал говорить, обращаясь как будто ко мне, но на самом деле в пустоту, так как не видел ни меня, ни окружающей реальности: "мы не собираемся всех вас уничтожать, мы не считаем вас всех врагами..." И так далее. Это выглядело и было очень страшно. Чеченская война ломала психику не только военным, но и сугубо штатским.
Потом Вова завязал. Совсем, полностью, не пил ни капли, даже участвуя в застольях и в компании. С ним было очень интересно общаться.
Жаль, в последние годы это случалось редко. Но незадолго до его смерти я его встретил и не сразу узнал. Потом мне рассказали, что Вова снова запил. Причем запил сильно и страшно. И всё для него завершилось.
Еще один пример того, что человек внезапно смертен, как писал Булгаков в "Мастере и Маргарите".
Царствие ему небесное.
Тут некролог Семенова Необязательные мемуары