Даниил Гранин «Все было совсем не так»

[ni_kolenka]

Обычно друзьям-читателям нравятся мои посты по тэгу «подарки». Вот очередной из них. Речь пойдет о книге мемуарной прозы Даниила Гранина, которую подарила маме на 8-е марта.
             Конечно, пост готовился быть выставленным именно к женскому празднику. Но как это часто бывает у меня, не случилось. Но думаю, сразу после Дня космонавтики тоже можно. Ведь по сути все, кто отмечает сейчас этот праздник, связывают его не только с космосом, но прежде всего. с былым триумфом советской науки и технологий. В социалистической эпохе было много противоречий. Хотя все гордились научными достижениями нашей страны, и поприще ученого было престижным, не очень престижно  было делать ученого главным героем литературных произведений, потому что гегемон - рабочий, колхозник - считался основным действующим лицом истории, а интеллигент - второстепенным. Вторая причина, думаю сейчас, была в том, что для того, чтобы писать о науке и ученых, нужно было самому было недюжинного ума, чтобы разбираться в существе вопроса. Мне читать было как раз интереснее всего о людях науки, и они для меня всегда были эталоном «делать жизнь с кого». И Гранин был одним из немногих, кто заполнял эту нишу советской литературы.

В юности я читала его роман о физиках «Иду на грозу», и он в свое время был весьма актуален, поскольку после взрыва атомной бомбы простой обыватель оценил всю мощь экспериментальной и теоретической физики.  Гранин поднимал там вопросы, которые решают во все времена - ответственность человека за дело, которым он занимается, принципиальность, честь ученого.  Позже в конце 80-х, когда хлынула лавина первоклассной литературы, ранее запрещенной,  книга Гранина «Зубр» не то что не затерялась, а наоборот, была одной из самых читаемых и обсуждаемых. И здесь, в общем-то, речь шла тоже о чести, но так же и о проблеме «ученый и власть». Его герой потрясает силой своего духа и стойкостью убеждений. И самое потрясающее, что это не выдуманный персонаж.               В конце прошлого года я прочла книгу литературных эссе Дмитрия Быкова «Советская литература. Краткий курс», которая мне очень понравилась. Как поясняет Быков, книга писалась для того, чтобы доказать, что советская литература была гораздо лучше нынешней и что ее нужно читать. Вот и  я с Быковым согласна. И когда на балке взяла полистать книжку Гранина, вынесенную в заглавие, то ощущение именно такое было, как от встречи с чем-то подзабытым, но добротным, правильным. Время изменилось, и возраст ведь сверхпочтенный, но такой, когда уже не ждут  особых откровений. Но по книге не скажешь, что она писалась 90-летним старцем.  Есть и ясность мысли, и живость восприятия, и подробности из детства, и вполне трезвое, без стариковского брюзжания, обсуждение реалий нынешней жизни.
             Жанр книги - что-то среднее между воспоминаниями и записными книжками. Как пишет о ней Википедия «размышления, написанные в виде кратких заметок, собранных на протяжении всей жизни, описывающих его детство, родных, друзей, главные события послевоенных лет и современную действительность». Я читала взахлёб, когда принесла. Ну просто соскучилась по нормальной прозе, честной, внятной, без выкрутасов и стёба. Радовалась за него, что он принимает теперешнюю жизнь, но в то же время остается человеком абсолютно из той эпохи, о которой вспоминаю порой с ностальгией, как и об утраченной молодости. И дай ему бог еще здоровья, и новых литературных произведений.
             А теперь хочу привести выдержки из самого Гранина. Конечно, они несколько однобокие. Поскольку задумывался пост к 8-му марта. И я подобрала рассуждения Даниила Гранина о любви и о женщинах. Ну порой на отсканированных страницах попадалось и про другое :).

* ***

Мой старый приятель Василий Иванович Киров был мэром города Кировска в Хибинах. Однажды, прочитав мою запись об одной блокадной семье, он рассказал про свое детство. Отец погиб на фронте, старший брат тоже, мать умерла, короче, остался он один мальчонкой. Взяла его к себе старшая сес­тра, у нее к тому времени детей было человек шесть. Одна всех тащила. Работала день и ночь. В детский дом не отдала, а приняла в семью на равных. И под­няла, всех подняла, поставила на ноги.
Разговор наш пришел к тому, что есть такие под­линно святые женщины, подвижницы, о которых ни церковь не знает, ни СМИ, и дети тоже ведь вос­принимают их, будто так и положено. И только взрослыми, вспоминая покойную, понимают, что это было чудо - самопожертвования, сердечнос­ти, беззаветного служения любви.

* **
Если бы Ева вела дневник, мы бы убедились, какая это была незаурядная личность. Она осмелилась, не­смотря на запреты, провести переговоры со Змеем, ослушалась Господа. Мало того, уговорила Адама. Первая надкусила яблоко и дала ему, так что увлекла за собой. Можно считать, это она родила стыд, пото­му что, вкусив запретный плод, они испытали неве­домое чувство и прикрылись фиговыми листками. Подозреваю, что и листки эти, первая одежда, - дело ее рук. По стыду Господь узнал о первородном грехе, в раю ведь не принято было прикрываться. Стыд от­личил человека от остальных обитателей рая.
Самое же первое чувство было любопытство, оно возникло не у Адама, а у Евы, странно, что вкус к познанию стал потом свойством мужчин, а не по­томков Евы.
***
Юнг в своей превосходной работе «Искусство любить» часто говорит, что любовь - это дающее начало, что давать радостнее, чем получать, отда­вая, чувствуешь свою силу, могущество, богат­ство. Не знаю, возможно, здесь есть и другие ва­рианты перевода, можно отдавать, а можно де­литься. Второе, мне кажется, точнее. Я делюсь переполняющим меня чувством. Я не лишаю себя, я делюсь радостью, счастьем, и они становятся радостью обоих, счастьем общим, оно соединяет нас.
Любовь - переживание только личное, опыт личный, чужая любовь мало чему учит. Есть наука воспитания детей, наука психология, любовь же не сумела обрести законы, правила появления, ее при­хоти не поддаются мыслимым закономерностям. Она вспыхивает вдруг, вдруг гаснет. Бывает и не вдруг, но не случайно так прочно, веками держит­ся поговорка: «Браки заключаются на небесах». Слишком часто они в своих сочетаниях необъяс­нимы. И при этом прочны, счастливы. Не иначе как в них участвуют небеса. Есть несколько обителей божественного присутствия. Совесть, гениаль­ность, предчувствие и, конечно, любовь. Наверное, прежде всего - любовь. Она необходимость не только личной жизни, она скрепляет семью, клан, род, общество. Стоит вычесть любовь, и оказыва­ется, остальные скрепы слабы. Если б меня спро­сили, что главное в любви? Я бы сказал - способ­ность любить самому. Можно быть любимым, а можно любить, вторая составляющая важнее, по­тому как она требует больше сердечных усилий, терпения, более того - искусства, она и составля­ет корни любви. Для многих проблема любви - это проблема выбора: красота, ум, рост, воспитанность и т. п. На выбор влияет мода, небеса уже тут ни при чем. Но выбор - это не любовь, любимую не вы­бираешь, она диктат. Любовь имеет причину веч­ную, глубинную, человек хочет избавиться от оди­ночества. Слияние мужчины и женщины - попыт­ка быть не одному. Каждый из нас живет на своей планете. Мы отдалены от самых родных людей иногда на космические расстояния. Не докричаться, не дотянуться. Любовь воплощает мечту о сбли­жении, слиться, понять, избавиться от душевного одиночества. Может, есть кто-то, кому ты интере­сен, кто тебя поймет, заглянет в сокровенные твои тайники.
***
Я видел, как овца, чтобы ягненка накормить, на колени становится.

***
Меня уверяют, что во времена античности люб­ви как чисто духовного чувства не было, она роди­лась позднее. В Древнем Риме, например, царило желание, то есть эротическое начало, чисто сексу­альное влечение, ссылаются при этом на такого ав­тора, как Овидий. При внимательном чтении того же Овидия возникает чувство поклонения, востор­га перед красотой и совершенством женщины, оно куда ближе к любви, оно скорее следствие любви, все ее приметы. Любовь, влечение, выбор - име­ют и чувственное начало, и проводить здесь четкую границу довольно трудно. Однако читая «Науку любить» Овидия, убеждаешься, что автор расска­зывает о своей науке отнюдь не только как о при­емах овладения женщиной. Сладострастие присут­ствует в его науке, оно сопровождает чувство бо­лее серьезное: «Снискать доверие не трудно, - вся­кая женщина считает себя достойной любви... Ча­сто, однако, прикидываясь влюбленным, влюблял­ся не на шутку, часто, начиная с притворства, кон­чал серьезно».
Овидий рассказывает, «каким искусством мож­но удержать при себе бога любви». Разве это не за­дача всех влюбленных, самая духовная часть люб­ви, любви платонической, мечтает продлить себя. У Стендаля есть большая книга «О любви», где он подметил процесс, который обозначил термином «кристаллизация». Это процесс возникновения и роста любви. Даже внезапная любовь все равно требует какого-то процесса, он сопровождается це-дым рядом открытий. Чувство любви растет, в лю­бимом существе находишь все новые подтвержде­ния выбора. Открываются новые совершенства, начинает нравиться голос, смех, жесты. Это все подтверждает чувство. Вот этот процесс, который Стендаль называет кристаллизацией, мне знаком. Надо признаться, что остальные рассуждения ав­тора на тему любви меня меньше привлекали. Но вот процесс кристаллизации подтверждался. Ко­нечно, чистое желание никак не связано с любо­вью, более того, мужчина, удовлетворив свое же­лание, уходит, не оглядываясь, а часто даже испы­тывает какое-то раздражение или недоброжела­тельство к женщине, которая доставила ему это на­слаждение, словно он злится за свою слабость, за то, что уступил своему чисто физическому жела­нию, словно сознает порочность совершившегося, это злость за свою слабость и зависимость, унизи­тельную зависимость от физиологии.
Любовь, она увеличивает чувственное наслаж­дение, украшает его, и она-то дает, допустим, муж­чине совершенно иное чувство - радость облада­ния, победы, осуществления; она создает какую-то новую прелесть любви, более того, даже счастье в этой любви, именно тогда сливаются чувственное и духовное начала любви, это счастье обладания друг другом, в любовном акте торжествует именно чувство обладания. Об этом писали многие, и мож­но считать это общим положением, но это никогда не бывает общим, это всегда очень индивидуальное чувство, потому что оно связано у него - с личнос­тью женщины, у нее - с личностью мужчины. Лю­бовь раскрывает прежде всего личность. Если муж­чина удовлетворяет чисто физическое желание, это происходит без особого разбора, конечно, хочется помоложе, посвежее, покрасивей, и все же здесь нет ничего похожего на счастье находки. Вот эту неразборчивость я наблюдал всю войну на фрон­те, да и потом. В какой-то мере, мне кажется, го­раздо в меньшей, было это и у женщин. Я вспоми­наю то, что произошло со мной во время отступле­ния нашей части у Лужского рубежа летом 1941 года. Это был какой-то «населенный пункт», уже не помню, как он назывался, а может даже, я и не знал никогда его названия, мы получили приказ оставить его на следующий день. А вечером, успев помыться в бане, я сидел, пришивая воротничок, когда подошла хозяйская дочь, девица лет восем­надцати, присела рядом и через несколько минут нашего разговора призналась мне, что хочет, про­сит меня, как-то она интересно выразилась, чтобы я с ней сделал то, что иначе с ней сделают немцы, когда придут. Помню, как она мучилась в поисках более деликатной формулировки, сказала, что она девушка и что она больше всего боится забереме­неть от немцев. И я помню, как я испугался и стал всячески отнекиваться. Но вспомнилось мне это сейчас, потому что я был для нее лишь средством, потому что не было никакого чувства, а был лишь страх. Я позорно бежал. И интересно, что это ощущение мужского стыда было куда более сильным чувством, чем горечь нашего отступления. Позже я иногда спрашивал себя, прав ли я был, что стало с ней, и было ли какое-то другое, может, более поря­дочное решение?
Существует ли какое-то различие в любви муж­чины и женщины? Наверное, состоит оно в том, что женщина хочет любви навсегда, любви надежной, прочной - древний инстинкт будущей матери, по­требность иметь защитника и кормильца. А у муж­чины? Честно говоря, это скорее желание безого­ворочного обладания, ревнивого требования при­знания своего превосходства.
Является ли любовь, как часто считают, счастли­вой находкой двух половинок? В каком-то смысле да, ни у Стендаля, ни у кого другого я не нашел раз­гадки вот этого первоначального момента, когда он или она вдруг обнаруживают свое внезапно вспых­нувшее чувство. Откуда оно обрушивается, с чего, именно к ней, именно к нему, казалось бы, без осо­бого повода, от какого-то взгляда, слова, бог весть как оно появляется и овладевает душой, и распрос­траняется. Есть, конечно, и другое, какое-то более мирное и спокойное возникновение привязаннос­ти, влечения, когда начинаешь понимать все дос­тоинства другого. Интересно общаться, все более приятно быть вместе, говорить, а то и молчать.
Я не раз убеждался в том, что любовь мужчины к женщине делает ее и краше, и умнее, делает ее способной на чудеса самоотверженности или само­пожертвования, она и внешне становится куда при­влекательнее, она любима, и это поднимает ее в соб­ственных глазах. Интересно, что жены, например, русских художников сами начинали рисовать и достигали немалых успехов. Жена Осипа Мандель­штама после его смерти написала великолепные воспоминания, вдруг открылся литературный та­лант; Зинаида Нейгауз написала интересные вос­поминания о Пастернаке. Похоже, что соседство с гениями индуцирует у любящих женщин способ­ности.

***
У меня вышел спор с одним священником насчет немцев. Я считал, что, конечно, простим немцам. Уже пора. Сколько можно? Простим, но не забу­дем. Он же доказывал, что прощение тогда будет полным, если забыть, не вспоминать. Иначе что же, сохранять в душе на них зло?
Так и не договорились. Есть вопросы нерешаемые. У каждого свое пережитое, то, что не передать никому.

***
- Не могу не согласиться с вами, женщина для меня куда выше мужчины. И интереснее. Это суще­ство высшего порядка. Когда-то я рассуждал при­мерно как вы. Тоже кичился умом, логикой, приво­дил примеры великих ученых, все мужики, они путешественники, открыватели, художники, писатели... А теперь понял, это не доказательство. А что, если она достигать не хочет? Представьте себе, что Пушкин вместо того, чтобы печатать, напевает свои стихи возлюбленным, детям, сочиняет им свои сказки. Да и не в сочинительстве дело, у них другая стихия. Мы навязали им мужские мерки: знания, творческие достижения, открытия всякие, сколько у кого великих композиторов. А если это ничего не означает? Ни машины, ни диссертации, ни конструкции, если важно совсем другое - количество счастья на душу населения? Тогда как? Количество душевного участия ? И сядем мы в лужу со всеми на­шими показателями. Счастье, оно не зависит от уровня киноискусства. Оно у каждого свое, оно с лю­бовью коррелирует, семьею, с тайной жизнью души.

***
Хорошая китайская поговорка: «На двух ногах лучше, чем на четырех, на одной ноге лучше, чем на двух, без ног лучше, чем на одной».
(Про еду - мясо, растения, рыба.)

***
Немецкий экскурсовод по дому-музею Баха ска­зал, что в Европе из 1600 великих людей половина по своему происхождению - дети священников. Верит­ся с трудом, но доля правды, наверное, в этом есть.

***

- Вот я была абсолютно верна мужу, такое воспи­тание получила. Он знает это, привык, принимает как должное. Иначе и быть не может. Фактически я уни­кум. Подруги меня за дурочку держат. Мне плевать, но от него хочу почета. Чуть что - я в обиду - как же, не ценит, на руках носить должен, а он... Я думаю, от такой святости характер портится. У безгрешных требовательность непомерная. Будь у меня парочка романов, я бы вела себя мягче. Он мне что-нибудь, а я про себя вспомню и прошу ему, и улыбнусь.

***
Однако: «К чему нам в быстротечной жизни дерзко домогаться столь многого?» (Гораций)

***
Свету нужна энергия, тьме - ничего не нужно.

***
Женщины все меньше нуждаются в семейных узах, не шибко жаждут мужей. Прежде всего хо­рошо устроенные женщины, деловые, преуспева­ющие. Таких становится все больше. Она обеспе­чена, независима. У нее есть друг. А если появился ребенок, то вместе с мамой-бабушкой будет иллю­зия семьи. Без обременительных добавок.