Рабочее, о смерти
Меня всегда удивляли люди, которые на вопрос "что ты будешь делать, если узнаешь, что тебе осталось жить ровно год" отвечали - "поеду путешествовать, осмотрю мир, попробую все вина" и т.д. Не бессмысленно ли насыщать опытом своё земное тело - перед тем, как это тело перестанет существовать? Для меня это то же самое, как узнать такое же, не дай Бог, про своего ребёнка, и на вопрос "что ты будешь с ним делать в течение этого года" ответить - "научу читать, писать и решать математические задачи". Причем такой подход казался мне непонятным в случае любой веры того, кто его придерживается, относительно будущего, ожидающего умершего человека. Если ты веришь, что за порогом смерти тебя не ожидает ничего, то есть венец конечен и дальнейшего просто нет, что делать, строго говоря, вообще неважно. То есть с тем же успехом можно свой последний год пролежать на диване (если тебе это нравится, конечно), или провести за сексом с кем попало (или с собственной женой), или поедать деликатесы и толстеть - короче, заниматься чем угодно, что позволит тебе получить максимум удовольствия в оставшееся время. Те люди, которые получают свой максимум удовольствий от путешествий, имеют в виду, конечно, именно это - но удивляло меня то, что в большинстве своем они говорили не об удовольствии как таковом, а именно о том, чтобы набраться опыта и попробовать всё то, чего не успел попробовать до сих пор. Но мучал вопрос "зачем?" - ведь "всего" все равно не перепробовать за год и даже за десять лет, а если верить в полное отсутствие послежизненных перспектив, то и незачем. Какая разница, увидишь ты Париж перед тем, как тебя как такового вообще не станет, или нет? Парижу-то точно без разницы. Как и тебе. Столицу Боливии Ла-Пас ты, скорее всего, не увидишь. А кто сказал, что она для просмотра перед смертью менее значительна, чем Париж?
Если же исходить из того, что любая наша жизнь - всего лишь звено в цепи прочих наших жизней, которые, все разом, в свою очередь тоже всего лишь звено в цепи - идея успеть как можно больше в смысле просмотра и переживаний казалась мне еще менее объяснимой. Тут уже напрашивается сравнение с десятиклассником, который стремится посетить как можно больше городов до тех пор, пока он не закончил школу. А что, после школы нельзя их посетить? Да, это будешь уже не ты, ты будешь уже другим, другая личность и всё такое. Но Парижу, опять-таки, всё равно. А ты в любом случае являешься в целом суммой опыта и жизней всех своих личностей, и с этой точки зрения в каком обличьи посещать Париж, значения не имеет, поэтому стоит ли суетиться в свой последний год, нахватываясь тех знаний, которые ты с собой все равно не утащишь?
Самый простой и напрашивавшийся ответ на вопрос об оставшемся годе у меня был - "успеть сделать что-нибудь значимое, из того, что ты в состоянии сделать". То есть оставить след, сбыться в как можно большей полноте в отведенные тебе сроки. Но это касается только тех людей, у которых хотя бы есть четкое понимание, в чем заключается их потенциал (и то не факт, что они сумеют воплотить его за год). А очень многие своим потенциалом справедливо видят - прожить хорошую жизнь, вырастить достойных детей, состариться с миром - и как тут быть в случае одного оставшегося года?
Так я думала довольно долго и довольно долго молча удивлялась, наблюдая за повторяющимися ответами "поеду путешествовать", всегда возникающими вокруг этой темы. А вчера поняла, кажется, в чем тут штука - ну то есть в чем она теоретически может быть. Если тебе остался один год, ты можешь заниматься, строго говоря, действительно чем угодно. Но идея набираться опыта в этот оставшийся год - не такая дурацкая, как мне казалось. Потому что дело тут не в количестве городов, на которые поглядят твои глаза, и не в количестве вин, которые оросят твоё нёбо. Идея в том, что с каждым новым опытом, если проживать его по-честному, не халтуря, ты чуть-чуть меняешься. Растёшь. В обычное время эти перемены, как правило, происходят медленно и незаметно, исподволь: оглянулся через десять лет, оп, а ты уже совсем другой человек. Но если у тебя нет этих десяти лет, а есть (пусть неосознанное) желание максимально вырасти за оставшееся время, тебе необходимо набраться обычных жизненных опытов в ускоренные сроки. Что конкретно делать, опять-таки неважно (чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что конкретные действия - вообще наименее важная вещь из всего предлагаемого нам на зуб), важно, чтобы это оставляло в тебе след, выращивало тебя. Если ты растёшь через путешествия - ездить и еще раз ездить, целый год, не заезжая домой. Если через вкусовые ощущения - понятно, чего делать. Если через отношения с людьми - мне немного страшно представить, что потом будет со всеми теми, кого ты успешь осчастливить за свой интенсивно использованный год, но у них, в конце концов, еще будет время разобраться, а ты своё возьмешь, став через все эти отношения совсем другим человеком, нежели был до того, как прожил этот период.
Вот оно, вот. Совсем другим человеком. До того, как мы начали думать, есть ли жизнь после жизни, является ли смерть концом, и если да - то концом чего, можно представить себе довольно простую схему. Если мне как мне суждено умереть через год, а я этого, предположительно, не хочу (потому что если хочу, задача сводится к тривиальной: проживи год, как попало, и умирай на здоровье), моя задача - стать за год не тем, кто я есть сейчас. Умереть велели именно мне, а не кому-то другому, то есть если через год я буду уже не я, у меня есть хороший шанс не умереть. С этим можно спорить с технической точки зрения: если у меня, не дай Бог, смертельная болезнь, то никуда она не денется, даже если я вдесятеро поумнею. Но, во-первых, история знала и такие случаи. Когда люди, изменившись в правильном направлении, отменяли ход предсказанных событий, диагноз, сроки и даже невозможность выздоровления. А во-вторых, не всё на свете сводится к смертельным болезням. Задача, о которой я говорю - "вам остался один год, и чего" - скорее теоретическая, нежели реально предлагающая человеку распорядиться своим последним годом.
И чем лучше мы поймем, как именно опыты влияют на нашу жизнь, изменяя нас и приводя туда (куда?), куда мы стремились, сами того не осознавая - тем удачней у нас получится использовать любое оставшееся время, не только год, но и всю остальную жизнь. Ведь, сколько бы нам еще не предстояло, любая жизнь является "оставшейся" относительно того, что дальше предстоит. И ничего страшного в этом нет, потому что если мы исходим из того, что дальше не предстоит ничего, то возможность максимально вырасти выводит нас на уровень максимального воздействия с предложенным миром в ограниченные сроки. А если мы уверены в бесконечности нашей жизни и бессмертии души, каждый новый опыт, ставший шагом вперед, делает нас победителями университетских олимпиад в восьмом классе. Чем больше мы успели здесь, тем дальше мы окажемся, когда вернемся в следующий раз - и тем интересней нам будет с каждым следующим шагом, ведь только окончив два института к семнадцати годам ты можешь полностью насладиться сочетанием своего свежего, молодого мозга, и докторской диссертации.
Кстати, что конкретно при этом делать, всё равно неважно. Важно делать то, через что ты растешь. Ну или расти через всё, что ты делаешь - но это, как мне кажется, удел по-настоящему одарённых, которых, наверняка, и на свете-то уже не осталось - они просто переросли эту жизнь и ушли дальше, туда, куда мы пока только заглядываем через замочную скважину, вдыхая идущий оттуда воздух и пока не зная, как нам туда попасть.
* * *
Если в рамках той же темы задуматься об убийцах, убитых и убийстве, становится понятно, что основная проблема убийства человека, в общем, не в том, что вот он был, а нынче, ой, вот его нет. То есть это, безусловно, нехорошо - что был человек, и нету. Это ужасно. Но если отвлечься от идеологии, эмоций и морали, которые являются чисто внутренними критериями человечества, сам факт существования или несуществования конкретного человека, казалось бы, не сильно важен. Если мы считаем, что жизни после смерти нет и каждый человек пребывает на земле ровно один раз и только в том виде, в котором в этот раз на неё попал, общее количество людей делает наличие в мире каждого из нас в принципе несущественным. Ты ли родил тех детей, которые продолжат твой род, не ты ли (и род в таком случае продолжится не твой) - вопрос не значимый в рамках всей земли. Число людей обеспечивает нужную вариативность, а на смену любому убиенному гению умная биомасса непременно родит другого. Обидно, досадно, но реально люди масштаба Эйнштейна рождаются либо редко (и тогда их уже обычно никто не убивает, как-то случайно получается так), либо часто, но большая часть из них гибнет, в результате чего опять-таки остаётся ровно столько, сколько нужно. Общество людей думает само за себя и само себя выращивает. Остальные же, не Эйнштейны, в масштабах всей земли имеют смысл только как единицы вариативности. А её, видит Бог, в любом случае хватит, сколько людей ни убивай. Максимум, не хватит - так разразится демографический взрыв.
Если же мы берём как данность бессмертие души, опять-таки казалось бы, вообще неважно, убить человека, или не убивать. Ну пришел он в это тело, ну стукнули его в подворотне, придет в другое, доживёт ранее недожитое, не вопрос. Жалко, конечно, беременность, роды, грудное вскармливание, первый класс, первая любовь и всё такое, но с точки зрения вечности - ну неважно всё это, неважно, честное слово. Нам важно, вам важно, его маме важно - но мы, вы и его мама тоже с точки зрения вечности особого значения не имеем. Даже учитывая возложенный на каждого человека потенциал и уникальную роль некоторых из нас, всё равно неважно. Если потенциал важно возложить именно на эту душу, она своё возьмет, не в этой жизни, так в другой. А если важен потенциал как таковой, а не душа, так душ много, и любой потенциал возлагается на достаточное количество душ, чтобы не рисковать. Кого-нибудь, да не убьют.
Поэтому смысл недопустимости убийства лежит в другом. В том, что выпроваживая человека из жизни насильственным путем, ты создаешь в нем дыру таких масштабов, что ему будет очень трудно (а до какого-то момента - и невозможно) расти с ней дальше. В варианте "жизни после смерти нет" убитый человек - это человек, который вообще не вырос. Потому что всё, докуда он дорос, отменилось тем, что его убили. Убийство - не окончание жизни, как простая смерть, а отмена, низведение до уровня несуществования. В варианте же "жизнь бесконечна, а душа бессмертна" дыра, оставленная убийством - клеймо на плече графини Де ла Фер. Наполовину стертое мазями и притираниями, оно всё равно всегда при ней. Можно сделать пересадку кожи, можно загореть до черноты, но сквозь загар и швы от пересадки под прямыми солнечными лучами все равно будут проступать очертания лилии. Если меня убили, все мои дальнейшие жизни будут основаны на той энергетической дыре, которая во мне осталась. Да, её можно зарастить. Но на её заращивание уйдёт куда больше жизней, чем я изначально могла предполагать провести в ипостаси живущего на земле человека. И до тех пор, пока я её не закрою как-нибудь, не заращу, совершив рядовое чудо перехода из одной личности в другую (мы же помним идею перехода в другое существо в случае одного оставшегося года жизни - чтобы в результате не умереть), пока я, условно говоря, не перестану быть - в любой из моих личностей и жизней - собой, и не стану тем, кто выше, больше, старше меня, убитой - меня никуда не отпустят и я никуда не денусь, я буду возить и возить по своим следам грузовичок с надписью "смерть", разрезая руки веревочкой и не имея сил отвлечься на что-то другое.
Смешно, что если я - не убитый, а убийца, ситуация остается ровно той же самой. Потому что дыру от насильственной смерти участники действа делят пополам. Тот же грузовичок, та же дыра. Та же необходимость пережить внутри своей души то, что по определению невозможно пережить - и только тогда можно переходить на следующий уровень. Я не говорю, что это невозможно. Просто очень долго, очень мучительно, и абсолютно неизбежно. То есть выход есть. А вот возможности без него обойтись - нет.
Это всё, конечно, не к тому, что "надо", а чего "не надо" делать. Это просто мысли вокруг того, что
* * *
Временное, временное, всё временное, всё когда-то закончится, у всего будет конец и непонятно, если задуматься, о чем тогда так переживать. Любит, не любит, какая разница, все равно через десять лет ты его забудешь, а не забудешь, так выйдешь замуж, а не выйдешь, так тоже неважно, потому что и это временно тоже, потом он умрет, а ты останешься, или тоже умрешь и он будет переживать, или не будет, вы выращиваете детей, ты беспокоишься "плачет ночами, зубки", а это временное, это проходит, и вот уже где эти зубки, да ты и не помнишь, теперь тебе важно, чтоб хорошо учился, зачем, почему, временно, временно это всё, ну получит хорошую специальность, ну будет счастлив тридцать лет и три года, а потом переедет в другую страну, и его диссертацию там не признают, и будет полы мыть в местном университете, или не будет, или выйдет на пенсию, временно всё, ты сто лет как умрешь до того момента, какая разница, порвалось ли платье, какая разница, счастливы ли дети, какая разница, кем быть, если всё равно пенсионный возраст, как ты рыдала, когда вы тогда поругались, а теперь ты смеешься "какая дура", как ты будешь рыдать, когда вы опять поругаетесь, а потом помиритесь, а потом разойдетесь, или сойдетесь снова, или сойдетесь еще с кем-нибудь, в мире два с половиной миллиарда мужчин и столько же женщин, половина бедны, половина не умеют читать, половина несчастливы в личной жизни, временно всё, твои родители поседели, твои дети тебя не узнают, потому что ты давно родился в другом обличьи, "сыночек, сыночек, меня не будет", да никого не будет, обычный шарик с мельчайшими искорками сознания, а потом и искорки эти погаснут, и шарик взорвется, и будет новый, и новая мама будет переживать, что у её сына не выросли зубки, или плавники, или клыки, временно, временно, эта раса уступит место другой и исчезнет, или такой же, или не расе, или не уступит, что тоже в конечном итоге одно и то же, шарик шевелится, прыгает между планет, шарик, шарик, куда ты прыгаешь, зачем, почему, если всё временно, то какая разница, неужели нет чего-нибудь одного, что являлось бы постоянным, что было бы тем, куда можно вернуться из любого ухода, неужели - всё временно, временно - нет?
И вот этот стержень. Вот этот проходящий сквозь все твои жизни стержень. На сколько ты вырос, такой и стержень. И с каждым новым опытом, новой жизнью, новым пространством всё более и более устойчивый и эффективный рабочий стержень, неизменный, неуходящий, не ломающийся (разве что - проседающий, но это, как и всё, поправимо), уходящий из самого центра создания - в самый центр сознания. Вот он, пожалуй.
Если же исходить из того, что любая наша жизнь - всего лишь звено в цепи прочих наших жизней, которые, все разом, в свою очередь тоже всего лишь звено в цепи - идея успеть как можно больше в смысле просмотра и переживаний казалась мне еще менее объяснимой. Тут уже напрашивается сравнение с десятиклассником, который стремится посетить как можно больше городов до тех пор, пока он не закончил школу. А что, после школы нельзя их посетить? Да, это будешь уже не ты, ты будешь уже другим, другая личность и всё такое. Но Парижу, опять-таки, всё равно. А ты в любом случае являешься в целом суммой опыта и жизней всех своих личностей, и с этой точки зрения в каком обличьи посещать Париж, значения не имеет, поэтому стоит ли суетиться в свой последний год, нахватываясь тех знаний, которые ты с собой все равно не утащишь?
Самый простой и напрашивавшийся ответ на вопрос об оставшемся годе у меня был - "успеть сделать что-нибудь значимое, из того, что ты в состоянии сделать". То есть оставить след, сбыться в как можно большей полноте в отведенные тебе сроки. Но это касается только тех людей, у которых хотя бы есть четкое понимание, в чем заключается их потенциал (и то не факт, что они сумеют воплотить его за год). А очень многие своим потенциалом справедливо видят - прожить хорошую жизнь, вырастить достойных детей, состариться с миром - и как тут быть в случае одного оставшегося года?
Так я думала довольно долго и довольно долго молча удивлялась, наблюдая за повторяющимися ответами "поеду путешествовать", всегда возникающими вокруг этой темы. А вчера поняла, кажется, в чем тут штука - ну то есть в чем она теоретически может быть. Если тебе остался один год, ты можешь заниматься, строго говоря, действительно чем угодно. Но идея набираться опыта в этот оставшийся год - не такая дурацкая, как мне казалось. Потому что дело тут не в количестве городов, на которые поглядят твои глаза, и не в количестве вин, которые оросят твоё нёбо. Идея в том, что с каждым новым опытом, если проживать его по-честному, не халтуря, ты чуть-чуть меняешься. Растёшь. В обычное время эти перемены, как правило, происходят медленно и незаметно, исподволь: оглянулся через десять лет, оп, а ты уже совсем другой человек. Но если у тебя нет этих десяти лет, а есть (пусть неосознанное) желание максимально вырасти за оставшееся время, тебе необходимо набраться обычных жизненных опытов в ускоренные сроки. Что конкретно делать, опять-таки неважно (чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что конкретные действия - вообще наименее важная вещь из всего предлагаемого нам на зуб), важно, чтобы это оставляло в тебе след, выращивало тебя. Если ты растёшь через путешествия - ездить и еще раз ездить, целый год, не заезжая домой. Если через вкусовые ощущения - понятно, чего делать. Если через отношения с людьми - мне немного страшно представить, что потом будет со всеми теми, кого ты успешь осчастливить за свой интенсивно использованный год, но у них, в конце концов, еще будет время разобраться, а ты своё возьмешь, став через все эти отношения совсем другим человеком, нежели был до того, как прожил этот период.
Вот оно, вот. Совсем другим человеком. До того, как мы начали думать, есть ли жизнь после жизни, является ли смерть концом, и если да - то концом чего, можно представить себе довольно простую схему. Если мне как мне суждено умереть через год, а я этого, предположительно, не хочу (потому что если хочу, задача сводится к тривиальной: проживи год, как попало, и умирай на здоровье), моя задача - стать за год не тем, кто я есть сейчас. Умереть велели именно мне, а не кому-то другому, то есть если через год я буду уже не я, у меня есть хороший шанс не умереть. С этим можно спорить с технической точки зрения: если у меня, не дай Бог, смертельная болезнь, то никуда она не денется, даже если я вдесятеро поумнею. Но, во-первых, история знала и такие случаи. Когда люди, изменившись в правильном направлении, отменяли ход предсказанных событий, диагноз, сроки и даже невозможность выздоровления. А во-вторых, не всё на свете сводится к смертельным болезням. Задача, о которой я говорю - "вам остался один год, и чего" - скорее теоретическая, нежели реально предлагающая человеку распорядиться своим последним годом.
И чем лучше мы поймем, как именно опыты влияют на нашу жизнь, изменяя нас и приводя туда (куда?), куда мы стремились, сами того не осознавая - тем удачней у нас получится использовать любое оставшееся время, не только год, но и всю остальную жизнь. Ведь, сколько бы нам еще не предстояло, любая жизнь является "оставшейся" относительно того, что дальше предстоит. И ничего страшного в этом нет, потому что если мы исходим из того, что дальше не предстоит ничего, то возможность максимально вырасти выводит нас на уровень максимального воздействия с предложенным миром в ограниченные сроки. А если мы уверены в бесконечности нашей жизни и бессмертии души, каждый новый опыт, ставший шагом вперед, делает нас победителями университетских олимпиад в восьмом классе. Чем больше мы успели здесь, тем дальше мы окажемся, когда вернемся в следующий раз - и тем интересней нам будет с каждым следующим шагом, ведь только окончив два института к семнадцати годам ты можешь полностью насладиться сочетанием своего свежего, молодого мозга, и докторской диссертации.
Кстати, что конкретно при этом делать, всё равно неважно. Важно делать то, через что ты растешь. Ну или расти через всё, что ты делаешь - но это, как мне кажется, удел по-настоящему одарённых, которых, наверняка, и на свете-то уже не осталось - они просто переросли эту жизнь и ушли дальше, туда, куда мы пока только заглядываем через замочную скважину, вдыхая идущий оттуда воздух и пока не зная, как нам туда попасть.
* * *
Если в рамках той же темы задуматься об убийцах, убитых и убийстве, становится понятно, что основная проблема убийства человека, в общем, не в том, что вот он был, а нынче, ой, вот его нет. То есть это, безусловно, нехорошо - что был человек, и нету. Это ужасно. Но если отвлечься от идеологии, эмоций и морали, которые являются чисто внутренними критериями человечества, сам факт существования или несуществования конкретного человека, казалось бы, не сильно важен. Если мы считаем, что жизни после смерти нет и каждый человек пребывает на земле ровно один раз и только в том виде, в котором в этот раз на неё попал, общее количество людей делает наличие в мире каждого из нас в принципе несущественным. Ты ли родил тех детей, которые продолжат твой род, не ты ли (и род в таком случае продолжится не твой) - вопрос не значимый в рамках всей земли. Число людей обеспечивает нужную вариативность, а на смену любому убиенному гению умная биомасса непременно родит другого. Обидно, досадно, но реально люди масштаба Эйнштейна рождаются либо редко (и тогда их уже обычно никто не убивает, как-то случайно получается так), либо часто, но большая часть из них гибнет, в результате чего опять-таки остаётся ровно столько, сколько нужно. Общество людей думает само за себя и само себя выращивает. Остальные же, не Эйнштейны, в масштабах всей земли имеют смысл только как единицы вариативности. А её, видит Бог, в любом случае хватит, сколько людей ни убивай. Максимум, не хватит - так разразится демографический взрыв.
Если же мы берём как данность бессмертие души, опять-таки казалось бы, вообще неважно, убить человека, или не убивать. Ну пришел он в это тело, ну стукнули его в подворотне, придет в другое, доживёт ранее недожитое, не вопрос. Жалко, конечно, беременность, роды, грудное вскармливание, первый класс, первая любовь и всё такое, но с точки зрения вечности - ну неважно всё это, неважно, честное слово. Нам важно, вам важно, его маме важно - но мы, вы и его мама тоже с точки зрения вечности особого значения не имеем. Даже учитывая возложенный на каждого человека потенциал и уникальную роль некоторых из нас, всё равно неважно. Если потенциал важно возложить именно на эту душу, она своё возьмет, не в этой жизни, так в другой. А если важен потенциал как таковой, а не душа, так душ много, и любой потенциал возлагается на достаточное количество душ, чтобы не рисковать. Кого-нибудь, да не убьют.
Поэтому смысл недопустимости убийства лежит в другом. В том, что выпроваживая человека из жизни насильственным путем, ты создаешь в нем дыру таких масштабов, что ему будет очень трудно (а до какого-то момента - и невозможно) расти с ней дальше. В варианте "жизни после смерти нет" убитый человек - это человек, который вообще не вырос. Потому что всё, докуда он дорос, отменилось тем, что его убили. Убийство - не окончание жизни, как простая смерть, а отмена, низведение до уровня несуществования. В варианте же "жизнь бесконечна, а душа бессмертна" дыра, оставленная убийством - клеймо на плече графини Де ла Фер. Наполовину стертое мазями и притираниями, оно всё равно всегда при ней. Можно сделать пересадку кожи, можно загореть до черноты, но сквозь загар и швы от пересадки под прямыми солнечными лучами все равно будут проступать очертания лилии. Если меня убили, все мои дальнейшие жизни будут основаны на той энергетической дыре, которая во мне осталась. Да, её можно зарастить. Но на её заращивание уйдёт куда больше жизней, чем я изначально могла предполагать провести в ипостаси живущего на земле человека. И до тех пор, пока я её не закрою как-нибудь, не заращу, совершив рядовое чудо перехода из одной личности в другую (мы же помним идею перехода в другое существо в случае одного оставшегося года жизни - чтобы в результате не умереть), пока я, условно говоря, не перестану быть - в любой из моих личностей и жизней - собой, и не стану тем, кто выше, больше, старше меня, убитой - меня никуда не отпустят и я никуда не денусь, я буду возить и возить по своим следам грузовичок с надписью "смерть", разрезая руки веревочкой и не имея сил отвлечься на что-то другое.
Смешно, что если я - не убитый, а убийца, ситуация остается ровно той же самой. Потому что дыру от насильственной смерти участники действа делят пополам. Тот же грузовичок, та же дыра. Та же необходимость пережить внутри своей души то, что по определению невозможно пережить - и только тогда можно переходить на следующий уровень. Я не говорю, что это невозможно. Просто очень долго, очень мучительно, и абсолютно неизбежно. То есть выход есть. А вот возможности без него обойтись - нет.
Это всё, конечно, не к тому, что "надо", а чего "не надо" делать. Это просто мысли вокруг того, что
* * *
Временное, временное, всё временное, всё когда-то закончится, у всего будет конец и непонятно, если задуматься, о чем тогда так переживать. Любит, не любит, какая разница, все равно через десять лет ты его забудешь, а не забудешь, так выйдешь замуж, а не выйдешь, так тоже неважно, потому что и это временно тоже, потом он умрет, а ты останешься, или тоже умрешь и он будет переживать, или не будет, вы выращиваете детей, ты беспокоишься "плачет ночами, зубки", а это временное, это проходит, и вот уже где эти зубки, да ты и не помнишь, теперь тебе важно, чтоб хорошо учился, зачем, почему, временно, временно это всё, ну получит хорошую специальность, ну будет счастлив тридцать лет и три года, а потом переедет в другую страну, и его диссертацию там не признают, и будет полы мыть в местном университете, или не будет, или выйдет на пенсию, временно всё, ты сто лет как умрешь до того момента, какая разница, порвалось ли платье, какая разница, счастливы ли дети, какая разница, кем быть, если всё равно пенсионный возраст, как ты рыдала, когда вы тогда поругались, а теперь ты смеешься "какая дура", как ты будешь рыдать, когда вы опять поругаетесь, а потом помиритесь, а потом разойдетесь, или сойдетесь снова, или сойдетесь еще с кем-нибудь, в мире два с половиной миллиарда мужчин и столько же женщин, половина бедны, половина не умеют читать, половина несчастливы в личной жизни, временно всё, твои родители поседели, твои дети тебя не узнают, потому что ты давно родился в другом обличьи, "сыночек, сыночек, меня не будет", да никого не будет, обычный шарик с мельчайшими искорками сознания, а потом и искорки эти погаснут, и шарик взорвется, и будет новый, и новая мама будет переживать, что у её сына не выросли зубки, или плавники, или клыки, временно, временно, эта раса уступит место другой и исчезнет, или такой же, или не расе, или не уступит, что тоже в конечном итоге одно и то же, шарик шевелится, прыгает между планет, шарик, шарик, куда ты прыгаешь, зачем, почему, если всё временно, то какая разница, неужели нет чего-нибудь одного, что являлось бы постоянным, что было бы тем, куда можно вернуться из любого ухода, неужели - всё временно, временно - нет?
И вот этот стержень. Вот этот проходящий сквозь все твои жизни стержень. На сколько ты вырос, такой и стержень. И с каждым новым опытом, новой жизнью, новым пространством всё более и более устойчивый и эффективный рабочий стержень, неизменный, неуходящий, не ломающийся (разве что - проседающий, но это, как и всё, поправимо), уходящий из самого центра создания - в самый центр сознания. Вот он, пожалуй.