ПЕСЕЦ ДЛЯ БАНДЫ
Полагаю, даже серые трудовые будни способны хоть раз в жизни ращедриться на «джек-пот».
Об удачах, запомнившихся навсегда, дорогие гости этого «кабачка», я думаю, поведают сами. Я же - про казус, аналогов в криминалистике почти не имевший. Даже старые сыскари потом признавали: случилось нечто невероятное.
В слабеньком ноутбуке, который мы прихватили с собой за границу, каким-то чудом сохранился такой вот снимок.
Перебросить его напрямую в Интернет у вашего малообученного юзера не получилось. Пришлось перефотографировать с экрана монитора. Но разглядеть, все таки, можно: тощенький лейтенантик, автор данных строк образца 1976 года, сгреб, скоко мог, песцовых шкурок и вытащил их из своего кабинета на крыльцо райотдела милиции.
Это был день окончания предварительного следствия по самому запомнившемуся для меня делу. И я был счастлив.
А ведь за несколько месяцев до того старший, он же единственный следователь Новошульбинского РОВД Семипалатинской, тогда еще, области, находился чуть ли не в депрессии.
Позором всей жизни казалось ему дело №15467, условно названное «песцовым».
Пушистых зверьков выращивали на окраине райцентра. Старое и не самое лучшее в области зверохозяйство превратилось в головную боль для всей местной милиции. Там был вечно сонный сторож Мартын с берданкой, заряженной крупной солью. И покосившийся забор с многочисленными дырами. Через которые и вытаскивали ворованное. Систематически, нагло, безнаказанно.
Первый раз я приехал на звероферму еще осенью 75-го. Задолго до официального забоя кто-то сильно постарался и опустошил целый ряд с клетками. Метода добычи песца была простая и эффективная. Пока сторожка сотрясалась от храпа, четверо вытаскивали зверьков, били о сваи, на которых стояли клетки, грузили в мешки и увозили непонятно куда. То ли к нам в Семипалатинск, то ли в Усть-Каменогорск. Где подпольное скорняцкое дело было развито еще лучше.
На третьей в течение пары месяцев краже ущерб перевалил за десять тысяч тогдашних рублей. Статья превратилась в расстрельную. 76-4, часть третья УК Каз.ССР. Тайное похищение социалистического имущества путем групповой кражи в особо крупных размерах.
Из улик у меня собрались: «соскобы бурого вещества, похожего на кровь», испачканный носовой платок, который, по всей видимости, прижимал к прокушенному пальцу преступник, да тугой резиновый мячик, потерянный явно кем-то из преступников между клеток.
С игрушки я и начал. Посчитав, что чадолюбивый взломщик готовил найденный мяч в подарок своему ребенку. Версия, конечно, еще та. Из серии «Купила Анка селедку и Петька понял, гулящая она женщина. Вот съест соленое, начнет пить, выпьет, пойдет по нужде... А раз так, значит имеется у Анки…». Ну, в общем, понятно, что там было дальше.
Только вот ухватиться за нечто более серьезное при всем рвении не получалось ни у меня, ни у взмыленного начальника угро Тарасенко.
Район, конечно, небольшой. Все друг друга знают. Но в этом-то, как раз, и проблема. Наверняка никто шкурки в Новой Шульбе сбывать не будет. Да и ранку такую пустяковую укушенная сволочь лечить в больнице не станет.
Хотя, на всякий случай, ориентировку медикам я все же выдал. И на группу крови карточки всех больных мужского пола в районе проверил.
Глупейшее и нудное это занятие, выбирать из кучи бумаг семейных с малолетними детьми. Обладающих первой группой, резус положительный.
Потом некоторых из них мы с оперативнком все же вызывали в райотдел. Присаживались с Тарасенко на краешек стола, глядели пристально, с недобрым прищуром в недоумевающие глаза напротив и задушевно так требовали: «Ну, выкладывай про песцов сам, по-хорошему! А то мы про тебя и так все знаем!».
При этом ощущали себя полнейшими идиотами. И все более наполнялись безнадегой.
Сыскарь со своей бесхитростной деревенской агентурой уже выжрал весь имевшийся на явочных квартирах самогон. Но результат оставался нулевым. Мужики исправно накушивались за казенный счет и божились что «это не наши, можа залетные, можа с самого Новосибирску или даже Барнаулу».
Дела копились, «висели» и превращали меня в полное ничтожество. Новогодний вызов добил окончательно. Весь народ из райотдела был уже готов. А я, желторотый новичок, напиваться еще не научился. За что, в силу «отсутствия наличия» штатной дежурной части, все праздники был привязан к пульту связи «с 9 утра текущего дня до 9 утра следующих суток».
Плохо жить в который уж раз не хотелось. А хорошо не получалось. В силу напряженной оперативной обстановки, вызванной тревожным звонком старшего зоотехника зверофермы Кужакеева.
Единственным способом уцелеть оставалось движение через не могу. Наперекор самым мрачным желаниям. Вот я и двигался сквозь новогоднюю ночь, очень ветреную и морозную.
Незадолго до происшествия снегу навалило столько, что для расчистки дорог пустили грейдеры.
- И зря! - опрометчиво подумалось мне, - Тогда бы эти козлы хоть в этот раз не доехали бы.
Брести по пояс в снегу вдоль заметаемых поземкой следов было особенно тягостно. Праздничная воровская вахта получилась стахановской: 57 самых породистых и отборных песцов.
Ко второму часу осмотра места происшествия я замерз настолько, что почти ничего уже не соображал. У клеток, как обычно, никаких серьезных улик оставлено не было. Натоптано, конечно, брызги песцовой крови повсюду, надо бы все это заснять, но затвор фотоаппарата на морозе заедает, вспышка не работает, жрать хочется, спать хочется, при дневном свете необходим будет повторный осмотр, к старому Новому году наверняка влепят «строгача», а то и неполное служебное соответствие…
Приемник «ВЭФ» был включен на полную громкость. В салоне кужакеевского «ГАЗика» грелись понятые, работницы все той же злополучной фермы. Послышался бой курантов. Бухгалтерша, ее молодящаяся подруга из отдела снабжения и сам зоотехник закричали «Ура! Поздравляем!».
С чем поздравлять-то? С чего год начнешь, того вдоволь и наглотаешься…
Лишь махнул безнадежно рукой в ответ на приглашение присоединиться и распить «Советское шампанское». Захваченное на вызов предусмотрительными дамочками. Обогнул автомобиль. Чтобы хоть с малой свой нуждой перед женщинами опозоренный следователь в свете фар не маячил.
Замерзшие руки подчинялись плохо. Долго возился с пуговицами на полушубке и галифе. Меланхолично принялся выводить вензели на сугробе. Поднимался и тут же оседал инеем на краях полушубка парок. Казалось, струйка замерзает на лету. Иногда я включал китайский фонарик с почти посаженными батарейками. Ветер переменчивый, коварный, забросит кое-что пахучее на обмундирование оперативного дежурного. Добавит конфуза ничтожеству, и без того законченному.
Вдруг тусклый кружок света выхватил на крутом снежном откосе странные, геометрически выверенные, неровности. Господи, неужели? Перехватило дыхание. Замолотило бешено сердце. Сразу вспомнилась толстенная книга из раннего детства. Называлась она то ли «Дело пестрых», то ли «Дело рыжих». Но создавалась, конечно же, не великим Конан Дойлем. Скучный детектив сочинил кто-то из членов Союза писателей СССР. Мне и запала-то в память только одна, как мне представлялось, совершенно надуманная и неправдоподобная деталь. Как хитроумная, неуловимая банда вдруг взяла, да и оставила сыщикам свою «визитную карточку». В виде отпечатка автомобильного номера на снегу.
Теперь же следователь-«неудачник», забыв о забрызганных мочой сапогах и полушубке, стоял на коленях. Заслоняя от ветра телом заветное местечко. И восторженно орал: «Блин, мать вашу так, товарищи понятые, женщины, гражданин Кужакеев, зеркало, зеркало тащите! Да откуда я знаю, где взять! С машины снимайте»!
Но и так было видно все очень даже отчетливо. Особенно в косопадающем свете фар. Девятнадцать? Совершенно точно, девятнадцать! А это шестьдесят шесть? Нет, какой шестьдесят шесть! Девяносто девять! 19-99 СПБ! Или - СПВ? Ну, зассанец, задел таки последнюю букву…
Но и в полуметре левее обнаружились следы, способные приятно изумить даже самого Шерлока Холмса. Дорога узкая, машина преступников - преступников, преступников, кому еще здесь разворачиваться под Новый год? - аккуратно и целых три раза вдавливала передний бампер в плотный сугроб.
Как же я был счастлив тогда! Как мне было легко и хорошо! Какая же красивая эта стокилограммовая главбухша, с трудом выбирающаяся из машины!
- Лидия Федоровна, родненькая, где там ваше шампанское? Пробку заело? Отобьем щас горлышко, на хрен! Вот так! Ну, с большущей нас всех радостью, товарищи! Дедушка Мороз такой нам подарочек принес!
Толик Тарасенко от услышанного протрезвел мгновенно и побежал за наручниками. Яшку Шарыгина окатили из ведра. Он помычал и тоже вскочил. Замполит Блажко в подвыпитом состоянии работал куда вдохновеннее, чем в трезвом. А дежурный областного ГАИ по нашим возбужденным голосам сразу понял: мы в Семипалатинск не на ёлку собираемся. «Пробили» нам номер. Оказался служебный ГАЗ-69 цементного завода. Водитель Кузнецов. Брать будете? Еще как будем! Заверните!
Рассказывать о намеченной операции областным мы не стали. Щазз! Тут же перехватят инициативу. И загребут себе все сладкие пряники.
Узнали на вахте завода: снабженческий «Газик» 19-99 СПВ ночует во дворе у водителя Кузнецова на улице Сакко и Ванцетти, 47 «бис». К семи утра перелезли через забор.
В ответ на сиплый лай кобеля, рвущегося с цепи, загремела дверная щеколда, Толик применил коронный прием: своим чугунным лбом - по лбу. Мужик, как потом оказалось, Кузнецова отец, беззвучно рухнул в сенцах. Теснясь и толкаясь, ввалились в просторную рубленную избу-пятистенку.
Кузнецов-младший, Гилев, Шмаргин по кличке Шмара и год назад как сбежавший из колонии Запятко храпели там, где и обмывали новогоднюю удачу.
Шмара, по закону подлости, достался самому худосочному из группы захвата. По тому, каким молниеносным левым хуком он успел дотянуться до моей скулы, пока я пытался взять «на рычаг» правую руку, сразу стало понятно - боксер. Глаз стремительно заплывал. Из носа не то что потекло, хлынуло. Тут ничего не оставалось делать, как вцепиться Шмаре... в промежность. Хоть не зубами, и то хорошо.
Задерживаемый взвыл и нащупал мою шею. Было ощущение, что воздух перекрыли железными клещами. Поплыли разноцветные круги, звон в ушах пошел колокольный. Но тут Блажко схватил со стола большую чугунную сковородку с остатками яишенки на сале. И приложил к задерживаемому так бережно и умело, как может только политический работник, кровно заинтересованный в сохранении безупречной репутации офицера советской милиции.
Опыт товарища майора не подвел. Инвалидности у Шмаргина не получилось. Только нокаут. Правда, глубокий, с сотрясением мозга.
Из кармана шмариных брюк выкатился мячик. Точь в точь такой же, какой был изъят в качестве вещдока с места еще первой кражи. Боксер, как ему и положено, использовал игрушку в качестве тренажера для кулаков.
Перепуганный кузнецовский папаша быстро пришел в себя. И теперь пытался угодить. Для моего разбитого носа, он еще до обыска вытащил из комода целую пачку платков. Как потом экспертиза установила - аналогичной промышленной партии с тем, что уже был приобщен к делу.
Песцовый укус на большом пальце у Гилева оказался глубоким. Характерный след сохранился навсегда.
О своем табельном оружии, как это не конфузно признавать, оперативно-следственная группа, такая хмельная и от водки, и от радости, вспомнила только после того, как лихую четверку мы сковали «браслетами» и уложили в снег рядышком с машиной.
Она была забита мертвыми тушками доверху. В погребе нашлось еще 270 отлично выделанных шкурок.
- Знаешь, чего я не могу тебе простить до сих пор? - уже через десятилетия, уже в наши дни призналась однажды бывшая моя первая супруга, - Ведь так и не принес ты мне в Новой Шульбе хотя бы на воротничок, помнишь?
Как не помнить. У меня кабинетик тогда почти доверху был завален мехом. Можно сказать, я купался в «мягком золоте». Иногда, не имея сил и времени переночевать дома, даже отсыпался на вещественных доказательствах. Ведь дело складывалось долгое, многотомное, многоэпизодное. С выявлением аналогичных преступлений прошлых лет в трех соседних областях.
- Ты только попроси прокурора, пусть они с судьей разрешат нам купить штучек несколько по остаточной стоимости! - капала на мозги жена, заканчивавшая к тому времени товароведческий техникум, - Я там себе уже отложила. У тебя в столе рабочем лежат...
...Я же тебя воровать не прошу! Но с твоими 90 рэ оклада нам в универмаге делать нечего. Ну, как человека умоляю, употреби служебное положение!
-Это будет не употребление, а злоупотребление! - каждый раз чеканил я. Ощущая прилив тоски от такого несовершенства мироздания. Уж если самый близкий мне человек подталкивает к грехопадению…
- Дурак ты и уши у тебя оттопыренные, - заплакала однажды Татьяна, - Вот увидишь, суд и всякое другое начальство эти твои вещественные доказательства забесплатно по своим домам разнесут!
Областная Фемида, лишь к поздней осени 1976-го объявившая выездное заседание в нашем райцентре, влепила всем четверым по «пятнашке». Уже через месяц после приговора не только райкомовские, прокурорские и судейские жены красовались в пышных новых шубах. Даже начальнику нашего райотдела ко дню милиции дружки из райкома подарили мужскую песцовую шапку.
Из участников процесса ничего материально ценного не досталось только мне. И - начинающему защитнику одного из подсудимых. Этот раздосадованный паренек, поднявшийся впоследствии до крупного политика в суверенном постсоциалистическом Казахстане, накатал жалобу прямо в республиканский КГБ. Так мол и так, за бесценок ушло в частные руки валютное сырье, имеющее на международном рынке стратегическое для СССР значение.
Нагрянула комиссия. Начальственные жены получили от перепуганных мужей по первое число, обновки свои попрятали и, обливаясь слезами, понесли в казну возмещение ущерба. А насчитали им за шубы и шапки побольше, чем то же стоило в «Березках».
Пораженный таким поворотом, обэхэсник выставил бутылку столь неведомого для меня напитка с романтичным и манящим названием «Ром ямайский». Мы заперлись с Мужиковским у меня в кабинете. Где впервые в жизни я назюзюкался до блаженного изумления. Сделалось так же счастливо, звонко и невесомо, как на той промерзлой дороге у зверофермы. А тут еще звездочка старшего лейтенанта на погонах. И привинчен к моему кителю знак «Отличник милиции»...
Глядишь, присвоят еще звание «Лучший следователь Казахской ССР». Представление в Алма-Ату уже отправлено. Греет обещанное областным начальством повышение. С переводом в самый крупный районный центр области.
Измятый жизнью, всегда понурый и перманентно пьяненький капитан казался мне в те сладкие мгновения самым надежным и сердечным другом в мире. Мужиковский притягивал мою голову к своей. Мы упирались через казенный стол лбами, покачивались и оперативник, опасливо косясь на дверь и окно, нашептывал: «Дурак ты, Серега, ох, и дурак законченный! Клинический, можно сказать, дурак. Но… какой же хитрожопый, какой умный! Как все точно просчитал, а! Как выгодно прокоцал с этими песцами! Ни одной шкурки себе не взял.
Ты мне как другу, только честно… Как узнал, что будет комиссия? Ты ведь только поэтому шкурки брать побоялся? Так? Зато теперь на весь район один только чистеньким ходишь. Далеко, брателло, пойдешь! Ох, далеко! Если милиция не остановит. Молодец!
Мало чего улавливая из этого бормотания, я продолжал согласно кивать и заливаться счастливым смехом: «Молодец, конечно! Все мы большие молодцы, Петрович! Представляешь, ссыканул бы я чуть-чуть левее, не против ветра! Ха-ха! И тогда бы у нас был еще один «висяк». Ха-ха-ха! Не повернулся бы к бабам задницей и… были бы сейчас в такой глубокой жопе… И-ик…
Есть в жизни справедливость, ведь правда есть! Как думаешь? Вот нам с Тарасенко по 25 рублей премии выписали. Четверть оклада, представляешь, Петрович!
Бывалый «опер» посмотрел на меня с жалостью. Как на безнадежно больного. Потом тщательно протер носовым платком стаканы. Не забыл прихватить с собой опустошенную бутыль из под рома. Оставив на месте банку из-под самогонки, добытой уже мной.
И тихонько притворил за собой дверь…
Об удачах, запомнившихся навсегда, дорогие гости этого «кабачка», я думаю, поведают сами. Я же - про казус, аналогов в криминалистике почти не имевший. Даже старые сыскари потом признавали: случилось нечто невероятное.
В слабеньком ноутбуке, который мы прихватили с собой за границу, каким-то чудом сохранился такой вот снимок.
Перебросить его напрямую в Интернет у вашего малообученного юзера не получилось. Пришлось перефотографировать с экрана монитора. Но разглядеть, все таки, можно: тощенький лейтенантик, автор данных строк образца 1976 года, сгреб, скоко мог, песцовых шкурок и вытащил их из своего кабинета на крыльцо райотдела милиции.
Это был день окончания предварительного следствия по самому запомнившемуся для меня делу. И я был счастлив.
А ведь за несколько месяцев до того старший, он же единственный следователь Новошульбинского РОВД Семипалатинской, тогда еще, области, находился чуть ли не в депрессии.
Позором всей жизни казалось ему дело №15467, условно названное «песцовым».
Пушистых зверьков выращивали на окраине райцентра. Старое и не самое лучшее в области зверохозяйство превратилось в головную боль для всей местной милиции. Там был вечно сонный сторож Мартын с берданкой, заряженной крупной солью. И покосившийся забор с многочисленными дырами. Через которые и вытаскивали ворованное. Систематически, нагло, безнаказанно.
Первый раз я приехал на звероферму еще осенью 75-го. Задолго до официального забоя кто-то сильно постарался и опустошил целый ряд с клетками. Метода добычи песца была простая и эффективная. Пока сторожка сотрясалась от храпа, четверо вытаскивали зверьков, били о сваи, на которых стояли клетки, грузили в мешки и увозили непонятно куда. То ли к нам в Семипалатинск, то ли в Усть-Каменогорск. Где подпольное скорняцкое дело было развито еще лучше.
На третьей в течение пары месяцев краже ущерб перевалил за десять тысяч тогдашних рублей. Статья превратилась в расстрельную. 76-4, часть третья УК Каз.ССР. Тайное похищение социалистического имущества путем групповой кражи в особо крупных размерах.
Из улик у меня собрались: «соскобы бурого вещества, похожего на кровь», испачканный носовой платок, который, по всей видимости, прижимал к прокушенному пальцу преступник, да тугой резиновый мячик, потерянный явно кем-то из преступников между клеток.
С игрушки я и начал. Посчитав, что чадолюбивый взломщик готовил найденный мяч в подарок своему ребенку. Версия, конечно, еще та. Из серии «Купила Анка селедку и Петька понял, гулящая она женщина. Вот съест соленое, начнет пить, выпьет, пойдет по нужде... А раз так, значит имеется у Анки…». Ну, в общем, понятно, что там было дальше.
Только вот ухватиться за нечто более серьезное при всем рвении не получалось ни у меня, ни у взмыленного начальника угро Тарасенко.
Район, конечно, небольшой. Все друг друга знают. Но в этом-то, как раз, и проблема. Наверняка никто шкурки в Новой Шульбе сбывать не будет. Да и ранку такую пустяковую укушенная сволочь лечить в больнице не станет.
Хотя, на всякий случай, ориентировку медикам я все же выдал. И на группу крови карточки всех больных мужского пола в районе проверил.
Глупейшее и нудное это занятие, выбирать из кучи бумаг семейных с малолетними детьми. Обладающих первой группой, резус положительный.
Потом некоторых из них мы с оперативнком все же вызывали в райотдел. Присаживались с Тарасенко на краешек стола, глядели пристально, с недобрым прищуром в недоумевающие глаза напротив и задушевно так требовали: «Ну, выкладывай про песцов сам, по-хорошему! А то мы про тебя и так все знаем!».
При этом ощущали себя полнейшими идиотами. И все более наполнялись безнадегой.
Сыскарь со своей бесхитростной деревенской агентурой уже выжрал весь имевшийся на явочных квартирах самогон. Но результат оставался нулевым. Мужики исправно накушивались за казенный счет и божились что «это не наши, можа залетные, можа с самого Новосибирску или даже Барнаулу».
Дела копились, «висели» и превращали меня в полное ничтожество. Новогодний вызов добил окончательно. Весь народ из райотдела был уже готов. А я, желторотый новичок, напиваться еще не научился. За что, в силу «отсутствия наличия» штатной дежурной части, все праздники был привязан к пульту связи «с 9 утра текущего дня до 9 утра следующих суток».
Плохо жить в который уж раз не хотелось. А хорошо не получалось. В силу напряженной оперативной обстановки, вызванной тревожным звонком старшего зоотехника зверофермы Кужакеева.
Единственным способом уцелеть оставалось движение через не могу. Наперекор самым мрачным желаниям. Вот я и двигался сквозь новогоднюю ночь, очень ветреную и морозную.
Незадолго до происшествия снегу навалило столько, что для расчистки дорог пустили грейдеры.
- И зря! - опрометчиво подумалось мне, - Тогда бы эти козлы хоть в этот раз не доехали бы.
Брести по пояс в снегу вдоль заметаемых поземкой следов было особенно тягостно. Праздничная воровская вахта получилась стахановской: 57 самых породистых и отборных песцов.
Ко второму часу осмотра места происшествия я замерз настолько, что почти ничего уже не соображал. У клеток, как обычно, никаких серьезных улик оставлено не было. Натоптано, конечно, брызги песцовой крови повсюду, надо бы все это заснять, но затвор фотоаппарата на морозе заедает, вспышка не работает, жрать хочется, спать хочется, при дневном свете необходим будет повторный осмотр, к старому Новому году наверняка влепят «строгача», а то и неполное служебное соответствие…
Приемник «ВЭФ» был включен на полную громкость. В салоне кужакеевского «ГАЗика» грелись понятые, работницы все той же злополучной фермы. Послышался бой курантов. Бухгалтерша, ее молодящаяся подруга из отдела снабжения и сам зоотехник закричали «Ура! Поздравляем!».
С чем поздравлять-то? С чего год начнешь, того вдоволь и наглотаешься…
Лишь махнул безнадежно рукой в ответ на приглашение присоединиться и распить «Советское шампанское». Захваченное на вызов предусмотрительными дамочками. Обогнул автомобиль. Чтобы хоть с малой свой нуждой перед женщинами опозоренный следователь в свете фар не маячил.
Замерзшие руки подчинялись плохо. Долго возился с пуговицами на полушубке и галифе. Меланхолично принялся выводить вензели на сугробе. Поднимался и тут же оседал инеем на краях полушубка парок. Казалось, струйка замерзает на лету. Иногда я включал китайский фонарик с почти посаженными батарейками. Ветер переменчивый, коварный, забросит кое-что пахучее на обмундирование оперативного дежурного. Добавит конфуза ничтожеству, и без того законченному.
Вдруг тусклый кружок света выхватил на крутом снежном откосе странные, геометрически выверенные, неровности. Господи, неужели? Перехватило дыхание. Замолотило бешено сердце. Сразу вспомнилась толстенная книга из раннего детства. Называлась она то ли «Дело пестрых», то ли «Дело рыжих». Но создавалась, конечно же, не великим Конан Дойлем. Скучный детектив сочинил кто-то из членов Союза писателей СССР. Мне и запала-то в память только одна, как мне представлялось, совершенно надуманная и неправдоподобная деталь. Как хитроумная, неуловимая банда вдруг взяла, да и оставила сыщикам свою «визитную карточку». В виде отпечатка автомобильного номера на снегу.
Теперь же следователь-«неудачник», забыв о забрызганных мочой сапогах и полушубке, стоял на коленях. Заслоняя от ветра телом заветное местечко. И восторженно орал: «Блин, мать вашу так, товарищи понятые, женщины, гражданин Кужакеев, зеркало, зеркало тащите! Да откуда я знаю, где взять! С машины снимайте»!
Но и так было видно все очень даже отчетливо. Особенно в косопадающем свете фар. Девятнадцать? Совершенно точно, девятнадцать! А это шестьдесят шесть? Нет, какой шестьдесят шесть! Девяносто девять! 19-99 СПБ! Или - СПВ? Ну, зассанец, задел таки последнюю букву…
Но и в полуметре левее обнаружились следы, способные приятно изумить даже самого Шерлока Холмса. Дорога узкая, машина преступников - преступников, преступников, кому еще здесь разворачиваться под Новый год? - аккуратно и целых три раза вдавливала передний бампер в плотный сугроб.
Как же я был счастлив тогда! Как мне было легко и хорошо! Какая же красивая эта стокилограммовая главбухша, с трудом выбирающаяся из машины!
- Лидия Федоровна, родненькая, где там ваше шампанское? Пробку заело? Отобьем щас горлышко, на хрен! Вот так! Ну, с большущей нас всех радостью, товарищи! Дедушка Мороз такой нам подарочек принес!
Толик Тарасенко от услышанного протрезвел мгновенно и побежал за наручниками. Яшку Шарыгина окатили из ведра. Он помычал и тоже вскочил. Замполит Блажко в подвыпитом состоянии работал куда вдохновеннее, чем в трезвом. А дежурный областного ГАИ по нашим возбужденным голосам сразу понял: мы в Семипалатинск не на ёлку собираемся. «Пробили» нам номер. Оказался служебный ГАЗ-69 цементного завода. Водитель Кузнецов. Брать будете? Еще как будем! Заверните!
Рассказывать о намеченной операции областным мы не стали. Щазз! Тут же перехватят инициативу. И загребут себе все сладкие пряники.
Узнали на вахте завода: снабженческий «Газик» 19-99 СПВ ночует во дворе у водителя Кузнецова на улице Сакко и Ванцетти, 47 «бис». К семи утра перелезли через забор.
В ответ на сиплый лай кобеля, рвущегося с цепи, загремела дверная щеколда, Толик применил коронный прием: своим чугунным лбом - по лбу. Мужик, как потом оказалось, Кузнецова отец, беззвучно рухнул в сенцах. Теснясь и толкаясь, ввалились в просторную рубленную избу-пятистенку.
Кузнецов-младший, Гилев, Шмаргин по кличке Шмара и год назад как сбежавший из колонии Запятко храпели там, где и обмывали новогоднюю удачу.
Шмара, по закону подлости, достался самому худосочному из группы захвата. По тому, каким молниеносным левым хуком он успел дотянуться до моей скулы, пока я пытался взять «на рычаг» правую руку, сразу стало понятно - боксер. Глаз стремительно заплывал. Из носа не то что потекло, хлынуло. Тут ничего не оставалось делать, как вцепиться Шмаре... в промежность. Хоть не зубами, и то хорошо.
Задерживаемый взвыл и нащупал мою шею. Было ощущение, что воздух перекрыли железными клещами. Поплыли разноцветные круги, звон в ушах пошел колокольный. Но тут Блажко схватил со стола большую чугунную сковородку с остатками яишенки на сале. И приложил к задерживаемому так бережно и умело, как может только политический работник, кровно заинтересованный в сохранении безупречной репутации офицера советской милиции.
Опыт товарища майора не подвел. Инвалидности у Шмаргина не получилось. Только нокаут. Правда, глубокий, с сотрясением мозга.
Из кармана шмариных брюк выкатился мячик. Точь в точь такой же, какой был изъят в качестве вещдока с места еще первой кражи. Боксер, как ему и положено, использовал игрушку в качестве тренажера для кулаков.
Перепуганный кузнецовский папаша быстро пришел в себя. И теперь пытался угодить. Для моего разбитого носа, он еще до обыска вытащил из комода целую пачку платков. Как потом экспертиза установила - аналогичной промышленной партии с тем, что уже был приобщен к делу.
Песцовый укус на большом пальце у Гилева оказался глубоким. Характерный след сохранился навсегда.
О своем табельном оружии, как это не конфузно признавать, оперативно-следственная группа, такая хмельная и от водки, и от радости, вспомнила только после того, как лихую четверку мы сковали «браслетами» и уложили в снег рядышком с машиной.
Она была забита мертвыми тушками доверху. В погребе нашлось еще 270 отлично выделанных шкурок.
- Знаешь, чего я не могу тебе простить до сих пор? - уже через десятилетия, уже в наши дни призналась однажды бывшая моя первая супруга, - Ведь так и не принес ты мне в Новой Шульбе хотя бы на воротничок, помнишь?
Как не помнить. У меня кабинетик тогда почти доверху был завален мехом. Можно сказать, я купался в «мягком золоте». Иногда, не имея сил и времени переночевать дома, даже отсыпался на вещественных доказательствах. Ведь дело складывалось долгое, многотомное, многоэпизодное. С выявлением аналогичных преступлений прошлых лет в трех соседних областях.
- Ты только попроси прокурора, пусть они с судьей разрешат нам купить штучек несколько по остаточной стоимости! - капала на мозги жена, заканчивавшая к тому времени товароведческий техникум, - Я там себе уже отложила. У тебя в столе рабочем лежат...
...Я же тебя воровать не прошу! Но с твоими 90 рэ оклада нам в универмаге делать нечего. Ну, как человека умоляю, употреби служебное положение!
-Это будет не употребление, а злоупотребление! - каждый раз чеканил я. Ощущая прилив тоски от такого несовершенства мироздания. Уж если самый близкий мне человек подталкивает к грехопадению…
- Дурак ты и уши у тебя оттопыренные, - заплакала однажды Татьяна, - Вот увидишь, суд и всякое другое начальство эти твои вещественные доказательства забесплатно по своим домам разнесут!
Областная Фемида, лишь к поздней осени 1976-го объявившая выездное заседание в нашем райцентре, влепила всем четверым по «пятнашке». Уже через месяц после приговора не только райкомовские, прокурорские и судейские жены красовались в пышных новых шубах. Даже начальнику нашего райотдела ко дню милиции дружки из райкома подарили мужскую песцовую шапку.
Из участников процесса ничего материально ценного не досталось только мне. И - начинающему защитнику одного из подсудимых. Этот раздосадованный паренек, поднявшийся впоследствии до крупного политика в суверенном постсоциалистическом Казахстане, накатал жалобу прямо в республиканский КГБ. Так мол и так, за бесценок ушло в частные руки валютное сырье, имеющее на международном рынке стратегическое для СССР значение.
Нагрянула комиссия. Начальственные жены получили от перепуганных мужей по первое число, обновки свои попрятали и, обливаясь слезами, понесли в казну возмещение ущерба. А насчитали им за шубы и шапки побольше, чем то же стоило в «Березках».
Пораженный таким поворотом, обэхэсник выставил бутылку столь неведомого для меня напитка с романтичным и манящим названием «Ром ямайский». Мы заперлись с Мужиковским у меня в кабинете. Где впервые в жизни я назюзюкался до блаженного изумления. Сделалось так же счастливо, звонко и невесомо, как на той промерзлой дороге у зверофермы. А тут еще звездочка старшего лейтенанта на погонах. И привинчен к моему кителю знак «Отличник милиции»...
Глядишь, присвоят еще звание «Лучший следователь Казахской ССР». Представление в Алма-Ату уже отправлено. Греет обещанное областным начальством повышение. С переводом в самый крупный районный центр области.
Измятый жизнью, всегда понурый и перманентно пьяненький капитан казался мне в те сладкие мгновения самым надежным и сердечным другом в мире. Мужиковский притягивал мою голову к своей. Мы упирались через казенный стол лбами, покачивались и оперативник, опасливо косясь на дверь и окно, нашептывал: «Дурак ты, Серега, ох, и дурак законченный! Клинический, можно сказать, дурак. Но… какой же хитрожопый, какой умный! Как все точно просчитал, а! Как выгодно прокоцал с этими песцами! Ни одной шкурки себе не взял.
Ты мне как другу, только честно… Как узнал, что будет комиссия? Ты ведь только поэтому шкурки брать побоялся? Так? Зато теперь на весь район один только чистеньким ходишь. Далеко, брателло, пойдешь! Ох, далеко! Если милиция не остановит. Молодец!
Мало чего улавливая из этого бормотания, я продолжал согласно кивать и заливаться счастливым смехом: «Молодец, конечно! Все мы большие молодцы, Петрович! Представляешь, ссыканул бы я чуть-чуть левее, не против ветра! Ха-ха! И тогда бы у нас был еще один «висяк». Ха-ха-ха! Не повернулся бы к бабам задницей и… были бы сейчас в такой глубокой жопе… И-ик…
Есть в жизни справедливость, ведь правда есть! Как думаешь? Вот нам с Тарасенко по 25 рублей премии выписали. Четверть оклада, представляешь, Петрович!
Бывалый «опер» посмотрел на меня с жалостью. Как на безнадежно больного. Потом тщательно протер носовым платком стаканы. Не забыл прихватить с собой опустошенную бутыль из под рома. Оставив на месте банку из-под самогонки, добытой уже мной.
И тихонько притворил за собой дверь…