НЕМЕЦКИЙ БОГ ТОЖЕ ТРОИЦУ ЛЮБИТ

May 05, 2009 18:03

Вышла очередная книжка. Сегодня авторский экземпляр издатели прислали. Пухленькая такая. Аж на 400 страниц. Из них моих, правда, около 50. И среди авторов, в перечне по алфавиту, нахожусь в самой зад... заключительной части:-)))



Это уже третья, по германскому счету, "братская могила". Так у нас там дома мэтры от большой литературы разного рода сборники снисходительно кличут. А я таки горжусь: уж больно компании каждый раз хорошие попадаются.

Вот и теперь - Светлана Алексиевич. Пронзительные исповеди "У войны не женское лицо" закончила собирать еще в начале 80-х. Рукопись легла в стол, а на плечи журналистки взвалили ярмо "антисоветчицы" и "очернительницы".

Потом - перестройка, гласность, публикация, слава и "Цинковые мальчики" про погибших в Афгане. Опять проклятия, суды, преследования...

Политическое убежище в Германии получила и Клаудия Энтони из Сьерра-Леоне. Поразительного мужества женщина! Не каждый сохранит поэтический дар после того, как на твоих глазах партизаны отрубают руки отцу и бросают твоего малолетнего ребенка в чан с кипящим пальмовым маслом.

Прозаика Фарайю Саркоши шариатский суд Тегерана приговорил к смертной казни, но удалось сбежать.

Халиль Ростамхани, тоже иранец, за свои лирические новеллы, признанные "образчиком распутства", получил 8 лет тюрьмы. Все эти годы его жена из Германии рассылала петиции во международные гуманитарные организации. Однажды упала лицом на клавиатуру и умерла. Оказалось, рак мозга.

В ту пору нас с женой пытливые русские люди нашли в Любеке. И через домофон пообещали доделать то, что не получилось в Сочи.

Убежище было с записывающей аппаратурой. Но мужик оказался в маске. И после явно "психической" атаки успел скрыться.

В другой конец Германии уже на следующее утро нас переправляли в сопровождении броневика и автоматчиков с овчаркой. Чуть позже, под чужими фамилиями, поселили в ту самую "нехорошую", аж 120 кв. метровую квартиру.

Наводя порядок в кабинете, жена сдвинула монитор. Под ним оказалась запекшаяся кровь жены Халиля Ростамхани...

Когда он вышел из тюрьмы, немецкие писатели за свой счет поселили вдовца в это освобожденное нами жилище.
Халиль говорит, что иногда по ночам в пустынную, гулкую спальню наведывается призрак супруги...

Название новой книги, в Германии позитивный резонанс уже поимевшей, можно перевести как "И падет дождь из градин". Что-то схожее с нашим "Время собирать камни". Основная идея - "Каждое зло оборачивается еще большим злом"

Все притчи вашего автора, находящиеся среди прочих в таком от перечне,



пытаются поведать именно об этом.



Самая короткая из них, уже однажды здесь размещавшаяся, в русском варианте выглядит так

СЕДЬМОЕ ТЕЛО
(рассказ)

- Никак не привыкну, что все это добро завтра в землю уйдет! - Игнат Васильевич улыбается чуть сконфуженно, но дела своего сноровистого не приостанавливает ни на секундочку. Второе уже ведро, явно еще из дому на чужбину прихваченное, наполняется куда быстрее, моего пакетика.

Васильич широк в кости, жилист и смотрится моложе своих семидесяти пяти. В пятый раз сталкиваюсь я с этим стариком и его грузной, безмолвной старухой на одной и той же клубничной плантации. Переставшей представлять для местного бауэра коммерческий интерес: самую крупную ягоду с нее сезонные гастарбайтеры уже собрали, а остальное вот-вот запашут.

- Зачем вам столько, Игнат Васильевич?

- Так вареньице сварим, общине раздадим.

«Община», это фильтрационная «общага» на окраине Кронцбаха. Немцы-переселенцы из всего бывшего Союза маются в ней от безделия и ожидания. Довольно таки, по местным меркам, долгого.
Мужики, в основном, попивают. А бабы собираются на общей кухне. И вполголоса, с оглядкой, поругивают местные иммиграционные службы:

- Прошлый заезд по квартирам всего за месяц расселили! А мы тут восьмую неделю добиваем.

«Деда», как все здесь Игната Васильевича прозвали, не обращает внимания ни на тех, ни на других. Места вокруг живописные, плодов «ничейных» - полно.

- Мы тут ранеточки у пруда приглядели. Дозревают. Не такие, конешно, как у нас в садике остались. Но тоже ничего... Ты заглядывай к нам, Леша, через недельку! Только баночку побольше прихвати! Чай с ранетошным вареньем похлебаем. И с собой дадим.

- А чего ж это вы сад свой знатный и Волгу на старости лет оставили?

- Ох, парниша, долгая история...

Помогаю донести ведерки до хайма. Хотя нет, это у нас, «контингентных беженцев», хайм. Евреев, все же, послевоенные немцы побаиваются больше, чем своих, единокровных. Вот у каждого из наших - отдельная комнатка с кухонькой и ванной. Да и квартиры бесплатные почти сразу выдают.

А тут - как в одесской моей «коммуналке». Ребятня по длинным коридорам визжит и топочет. В душевую - очередь. Койки - двухъярусные, солдатские.

Пожилых, правда, наверх не загоняют. В уголке и рядышком укладывается на ночь эта запавшая мне в душу пара. У изголовья «Деды» - пожелтевший групповой фотопортрет в обшарпанной рамке. Вытянулся во фрунт высоченный бородач в косоворотке. Дородная баба с вытаращенными глазами и юбке колоколом. Пацаненок босой и стриженый под «нуль». Какая-то мелкота на руках у взрослых...

- Сестренки мои, Анастасия, Вера, Любушка... Не живые с тридцать третьего.

Батя, Василий Игнатьевич, когда закопали их, сердешных, понял, видать, что скоро и наша очередь. Добрел до председателя колхоза: «Выпиши бумагу, Митрич, отпусти в Нижний. Там у меня брательник на мукомольном. Не даст сгинуть с голодухи.».

- Да как же я тебя, Игнатьич? Кузнец же единственный.

- Ну, тогда подохнем...

В общем, дал им председатель согласие. Но под условие. Хотя бы пятерых из соседской немчуры земле предать. Повымирала к тому часу почти вся Веремеевка. У колонистов-то даже пуще, чем в русской Мордовке подметали. Никакого зерна вообще не оставили.

- Отец мне и говорит: вставай хотиь через "не могу!" Бери лопату! - косясь на вздремнувшую жену, шепотком продолжил Игнат Васильевич. И подлил чайку. - А ведь и батю самого от косяка дверного было не оторвать. До того ослаб.

- Марья, подымайсь! Пойдем для себя новую жизню откапывать...

Выволокли мы пятерых Венделей из хаты, свалили на телегу. Впряглись сами, какие уж тут лошади в голодомор. Потащили на общий для двух деревень погост...

На штык всего могилу осилили, как зашуршало что-то в крапиве. Выползают еще двое из ихнего рода. Старший брат усопшего плотника. Сам - кожа да кости. И Ванюшка, лет тогда десяти. Единственный, кроме сестренки, из семьи той пока не вымерший.

- Отдышитесь, - просят, - дайте и нам последнюю почесть родне оказать.

Ковырялся, ковырялся плотник Питер. Всхлипнул жалобно, по-щенячьи. Уткнулся лицом в свежий холмик. Не поднялся уже больше.

Прикопали мы тогда с батей уже всех шестерых. Добрались до Нижнего Новгорода. Выжили. Батя - на заводе. Матушка - прачкой. Меня - в кузню пароходства, учеником...

Только к двадцати трем годам стал я свою тугую мышцу на костяке всерьез ощущать. Жениться надумал. Девку ладную присмотрел. А тут - война.

Батя в первый же месяц - без вести. А наша дивизия в окружение уже под Киевом угодила. Меня - в разведку. За «языком». Смотрю, выскочил один из колонны, нырнул в кусты, присел... Глушанул гранатой по башке, натянул ему штаны, оттащил поглубже в лесок...

Оказалось, совсем пацана дохленького прихватил! Лет 18 тому гренадеру пехотному было. А рожа запыленная страшно до чего знакома.

Тот застонал, глаза приоткрыл:

- Игнаша, ты откуда здесь?

- Это ты откуда, Вань!?

- Меня-то еще в тридцать седьмом австрийская родня за большие деньги из Веремеевки выдернула. А ты чего? В плен меня взял, что ли? Сам лучше сдайся, Игнаш! Видишь, как наша прет?!

- Это сегодня. Завтра - еще посмотрим...

- Игнаша, не дури! Отпусти лучше! А то фельдфебель спохватится, весь взвод в цепь развернет.

- Вот потому, Ванятка, топай давай поживее! А нет - на месте порешу!

Оторвался тогда Васильич с «языком» от погони. Привел к своим. Но там ничего толком от немца вызнать не сумели, определили его в предатели русского народа и приказали разведчику покончить с добычей немедля и тихо.

- Убивать, значит, ведешь? - только и уточнил рядовой Иоганн Вендель, - Может, отпустишь, Игнат?

- А вы что ответили, Деда?

- Что можно было ответить? Отпустил бы, меня свои и порешили бы... Сказал только: «Не могу, приказ».

- А он?

- Вздохнул, помолчал. Потом: «Марту, сестренку мою, помнишь? Она в деревне нашей совсем одна осталась. Сошлют куда, поди. А то и заарестуют».

- Если вернусь, позабочусь... Ты бы лучше спиной повернулся. Стой ровно, не дергайся. Тогда все быстрее выйдет. Даже закопать по-людски успею.

- И что, Васильич, зарезали односельчанина?!

- Штыком заколол... Да ты бери еще вареньице, угощайся! Лучше моей старухи в нашей Вереемевке никто не делает...

- Вендель! Марта и Игнатий Вендель! - зазвучало в коридоре, - Быстренько к коменданту, распределение на жилье получать!

- Так жена ваша, это и есть...

- Тс-с, Леха! Ничего сестра Ванькина не знает. И знать не должна. Молчок, понял? Смотри у меня!

Кулак у потомственного кузнеца еще тот. Здоровенный кулачище. Не дай никому под такой попасть.

КОНЕЦ

Все свои байки, в этот сборник включенные, я как "умная Маша" самостоятельно переводил на немецкий. Поминутно заглядывая с словари и учебники. Как мне казалось, на седьмом то году жизни в Германии все должно получиться "тип-топ". Но если воробышка разобрать по перышку, разложить по волоконцу и косточкам, а потом старательно все вернуть на прежние места, птичка не оживет и не полетит.

Мои немецкие тексты, при всей внешней правильности, все равно оказались мертвыми. Если верить местным критикам, они взлетели только после перевода Томаса Решке, открывшего когда-то Германии Юза Алешковского.

Такие специалисты стоят здесь очень дорого. Германский ПЕН, тем не менее, заплатил. И не за меня одного.

Через неделю начинается международный писательский конгресс в древнем городке, поделенном напополам между Германией и Польшей. Мечтаю там взять для "Новой" интервью у Гюнтера Грасса. Наверное, не удержусь от примерно такого вопроса: "Почему, ну почему ваша страна тратит столько денег налогоплательщиков на каких-то там иностранцев? Попавших в беду у себя дома и пострадавших от своих соотечественников. Вам что, больше всех надо?"

ИНТЕРЕСНО, А ЧТО БЫ ВЫ ХОТЕЛИ УЗНАТЬ ОТ ЛАУРЕАТА НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ, КЛАССИКА МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ПРОСТО, ОЧЕНЬ МУДРОГО ЧЕЛОВЕКА?

Германские новеллы

Previous post Next post
Up