R. Meir’s euphemism treadmill.
Цвет небесный, синий цвет.
Бараташвили-Пастернак.
Бегунок эвфемизмов (euphemism treadmill) возникает в языке, когда слово, связанное с малоприличным понятием/явлением/референтом, заменяется и прикрывается более приличным - эвфемизмом. Изначально при этом новое слово лишь указывает на старое, и может его вытеснить; но поскольку их референт остается тем же проблемным, ранее приемлемое выражение перестает быть таковым, и в свою очередь становиться неприличным и вытесняется. Так, мы говорим African-Americans, потому что они похожи на blacks, и blacks (были) похожи на negroes, и negroes (были) похожи на niggers. (Afr.-Amer. - black - negro - nigger). В этом процессе вытеснения проявляется то, что “concepts, not words, are in charge” (Pinker); важно и то, что на практике референт этой цепочки интуитивно понятен, и пока иметь черную кожу будет по-прежнему англоязычно социально неприлично, будут появляться новые эвфемизмы. В еврейском контексте, откуда с греческой помощью этот подход и вышел, базовый сокрываемый референт отнюдь не неприличен, наоборот - он свят, а как правило и вовсе неизвестен читателю; эвфемизм между тем используется для сокрытия смысла от непосвященных.
Выглядит это так: (о цицит) «But what [is the blessing bestowed on account] of the thread of blue? - It has been taught: R. Meir says. Why is blue singled out from all the varieties of colours? Because blue resembles the colour of the sea, and the sea resembles the colour of the sky, and the sky resembles the colour of a sapphire, and a sapphire resembles the colour of the Throne of Glory...» (Хуллин 89а).
Для буквалиста-амхаареца тут сказано «синяя нитка», значит синяя нитка. Кстати, цепочка р. Меира, возможно, попутно указывает, что небо неидентично с небесами, путем включения сапфира по пути от неба к Трону. Для символиста сам синий цвет своим видом вызывает эту цепочку ассоциаций. Так, «Синий Цвет» Бараташвили-Лифшица (но не романтическая знакомая версия Пастернака в эпиграфе) читается как поэтическая иллюстрация этой барайты. Для нас речь идет о «нити» «синевы»; т.е. напоминанает нам не цвет, а слово-понятие. Тут уместно также вспомнить напоминание по Рыжинеру.
Т.о. вполне простое слово синий оказывается по цепочке намеков-напоминаний-схожестей эвфемизмом Трона; причем понятно (хотя бы из Рамбама/МН), что и трон лишь похож на Трон, т.е. конечный референт лингвистически сокрыт. (синий - море - небо - сапфир - Трон - ...) В этом смысле ранее обсуждаемые омонимы можно считать лишь частным коротким случаем такой цепочки, где обычное-буквальное слово лишь намекает на сокрытый референт (условно, синий напоминает о Троне). Там, где другого синонимичного слова-названия для этого референта у нас нет, это де-факто становится его обозначением-ярлыком (см. Поле).
Аналогично обошлись хазаль и с самим р. Меиром. One taught: His name was not R. Meir but R. Nehorai. Then why was he called ‘R. Meir’? Because he enlightened the Sages in the halachah. His name in fact was not even Nehorai but R. Nehemiah or, as others say: R. Eleazar b. Arak. Then why was he called ‘Nehorai’? Because he enlightened the Sages in the halachah. (Ерувин 13б, и Шабат 147б), ... Более того, R. Meir was designated ‘others’. (Хорайот 13б; см. также Происхождение Талмуда, п2). (Другие - р. Меир - р. Нехорай - р. Нехемия - р. Элеэзер б. Арах - ... ).
Еще сложность тут в том, что при реконструкции этого понятийного ряда читателем снизу вверх, можно застрять на промежуточном уровне. Например: и море напоминает о воде, и вода напоминает о Торе; или: и небо напоминает о небесах. Иными словами, по мере продвижения, за одними сокрытыми словами понятиями могут оказаться еще и другие.