Запоздалое раскаяние цареборцев.
Click to viewИ.Ф. Наживин (автор многочисленных романов, в которых клеймил Самодержавие): «В дни моей молодости хороший тон непременно требовал от молодого человека роли "сознательной личности" и "борьбы за народ". В ряды этих - увы!.. малосознательных личностей становились тогда не только представители буржуазии, как я - (мы все знаем имена Рябушинских, Третьяковых, Коноваловых, Саввы Морозова и пр.), но и аристократы, как кн. П.А. Кропоткин, гр. Л. Толстой, князья Шаховские, кн. Хилков, Чертков, Чичерин и пр. Потом к ним примкнули даже и Великие Князья... Красная одурь росла как на дрожжах; русский человек непременно требовал себе "неба в алмазах"... Заболел этой общественной оспой и я. Неба в республиканских и социалистических алмазах хотел и я. Войдя в общественную жизнь в качестве писателя, я не замедлил, понятно, устроить России "вселенскую смазь": только мы - "передовики", можем устроить её дела, а всё, что не с нами, подлежит анафеме и должно быть брошено на историческую свалку. Первая революция 1905 г. очень охладила мои революционные устремления, а вторая 1917 г. и совсем подсекла их в корне навсегда. Но разбег всё же владел ещё мною и я смотрел на деятелей "старого режима" с неприязнью. К великому моему сожалению, в их число попал и Государь Николай II. Но, исследуя для своих романов наше прошлое, я всё более и более убеждался, что Он совсем не был ни глупым, ни безвольным; "глуп" Он был только потому, что не разделял наших заблуждений, а безвольным представляли мы Его потому, что Он не только ни в малейшей степени не обладал нашим основным и тяжким пороком - самоуверенностью ("мы всё знаем"), но наоборот, был беспредельно скромен... Частые беседы с Л.Д. Корсаковым, которому случалось близко видеть жизнь Царскую, окончательно убедили меня в том, что мы, "общественники", были непроходимыми ослами (один Милюков с его подлой "глупостью или изменой" чего стоит!), и что на нас лежит ответственность за гибель несчастной, затравленной нами Царской Семьи... Я посвятил этой страшной трагедии нашей целый том "Уставшая Царевна". Но когда-то он в наше смутное время ещё выйдет! А смерть не ждет: мне уже 65; и потому, не откладывая дела, я считаю долгом своей совести теперь же покаяться в своей грубой и жестокой общественной ошибке: не Царь был виноват перед нами, а мы перед Ним, за нас пострадавшим. За нашу ошибку мы пострадали очень строго, но все же нет тех страданий, которыми мы могли бы до конца искупить наше преступное легкомыслие и смыть с наших рук и душ кровь наших жертв, бедного Государя и Его близких. Я очень прошу моих читателей, если они встретят в моих томах суровые отзывы о погибшем Государе, Государыне и их близких, истолковывать эти мои грехи в свете этого письма "всем": я виноват в этой ужасной ошибке и готов ещё и ещё искупать её, как мне укажет суровый рок» (25 апр. 1939 г. , цит. по: "Часовой". 1951. № 304; "Вестник Храма-Памятника". 1981. № 241).
И.И. Бунаков-Фондаминский (один из лидеров террористической организации социалистов-революционеров): «Московская государственность покоилась не на силе и не на покорении властью народа, а на преданности и любви народа к носителю власти. Западные республики покоятся на народном признании. Но ни одна республика в мире не была так безоговорочно признана своим народом, как Самодержавная Московская монархия... Левые партии изображали Царскую власть, как теперь изображают большевиков. Уверяли, что "деспотизм" привел Россию к упадку. Я, старый боевой террорист, говорю теперь, по прошествии времени - это была ложь. Никакая власть не может держаться столетиями, основываясь на страхе. Самодержавие - не насилие, основа его - любовь к Царям. Ведь Россия - государство Востока. Монархия была теократией. Царь - Помазанник Божий. И никогда не было восстаний против Царя. Не только в Московский период, но и в императорский - Царь был почти Бог» (Из речи на собрании социалистов-революционеров в Париже в январе 1929 г. - Цит. по: "Двуглавый Орел". 1929. № 25).
С.П. Мельгунов (член оргкомитета народно-социалистической партии, назначен временным правительством уполномоченным по обследованию архивов и разработке политических дел): «Представление о Николае II приходится сильно изменить после всего того, что теперь опубликовано. Несомненно сильно преувеличено и представление о совершенно исключительном политическом влиянии находящегося при дворе "Друга" [Распутина]... Правая общественность грозно внушала: пошатнётся власть Царская и погибнет Россия, разодранная партийными распрями. Увы! она пока в значительной степени оказалась правой, как прав был и тот народоволец [Л.А. Тихомиров], который сменил вехи и который записал в свой дневник: "Монархия идёт к гибели, а без Монархии у нас лет 10 неизбежная резня". Никакая стихия не может оправдать тех, кто в революционную бурю взялись вести государственный корабль. Они все на первых порах, сознательно или бессознательно, потакали стихии и курили фимиам великой бескровной революции. Переворот дезорганизовывал, а не организовывал победу» ("На путях к дворцовому перевороту").
П.Н. Милюков (лидер кадетской партии, министр первого временного правительства): «В ответ на поставленные вами вопросы, как я смотрю на совершенный нами переворот, я хочу сказать... того, что случилось, мы, конечно, не хотели. Мы полагали, что власть сосредоточится и останется в руках первого кабинета, что громадную разруху в армии остановим быстро, если не своими руками, то руками союзников добьемся победы над Германией, поплатимся за свержение Царя лишь некоторой отсрочкой этой победы. Надо сознаться, что некоторые, даже из нашей партии, указывали нам на возможность того, что произошло потом. Конечно, мы должны признать, что нравственная ответственность лежит на нас. Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота было принято нами вскоре после начала войны, вы знаете также, что наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования. Вы понимаете теперь, почему я в последнюю минуту колебался дать свое согласие на производство переворота, понимаете также, каково должно быть мое внутреннее состояние в настоящее время. История проклянет вождей так называемых пролетариев, но проклянет и нас, вызвавших бурю. Что же делать теперь, спросите вы. Не знаю, то есть внутри мы все знаем, что спасение России - в возвращении к монархии, знаем, что все события последних двух месяцев явно доказывают, что народ не способен был принять свободу, что масса населения, не участвующая в митингах и съездах, настроена монархически, что многие и многие, голосующие за республику, делают это из страха. Все это ясно, но признать этого мы не можем. Признание есть крах всего дела, всей нашей жизни, крах всего мировоззрения, которого мы являемся представителями» (Цит. по "Вече". 1983. № 11).
Ф.А. Степун (начальник политуправления военного министерства временного правительства): «Душе было смутно и нехорошо: пребывание в Царских покоях устыжало, словно я кого-то обокрал и не знаю, как бы спрятать краденое, чтобы забыть о краденом. Чья вина перед Россией тяжелее - наша ли, людей "февраля", или большевицкая - вопрос сложный» ("Бывшее и несбывшееся", 1948).
А.В. Тыркова-Вильямс (одна из организаторов кадетской партии, участник февральской революции): «Когда упала корона, многие с изумлением заметили, что ею заканчивался, на ней держался центральный свод Русской государственности. Заполнить опустошение оказалось не под силу кадетам» (Цит. по "Грани". 1980. № 130).
В. В. Шульгин вспоминал об одной лекции о февральской революции для членов НТС, на которой присутствовал П.Б. Струве. После лекции начались прения и Струве заявил, что у него была единственная причина для критики Николая II - что тот был излишне мягок с революционерами, которых, по словам Струве, нужно было «безжалостно уничтожать». Шульгин в шутку спросил, уж не считает ли Струве, что и он сам должен был быть уничтожен. Струве, чрезвычайно разволновавшись, воскликнул: «Да! И, встав со своего места, зашагал по зале, тряся седой бородой. Да, и меня первого! Именно так! Как только какой-нибудь революционер поднимал голову свою - бац! - прикладом по черепу!» В результате председательствующий, опасаясь за здоровье Струве, был вынужден прекратить обсуждение...