"Выбор Пензенского полка" (продолжение)
(продолжение)
Начало смотри здесь
Итак, мы выяснили, что в ночь на третье или на четвертое января Андрей Борисов приехал в Староконстантинов, где на одной квартире стоят офицеры Пензенского полка - Громницкий, Лисовский и Зарецкий.
Последний акт Южной трагедии.
Действие первое: Борисов, Громницкий, Лисовский, Зарецкий...
В феврале на первых допросах Громницкий и Лисовский показали примерно одинаковую информацию о приезде Андрея и о своей реакции (вообще есть подозрение, что пензенцы - арестованные все примерно в одно время - 25-26 января и с неизбежностью уже ожидавшие ареста - успели хотя бы частично договориться о показаниях; их первоначальные версии тех или иных совместных событий очень сильно похожи, и показания начинают существенно расходиться только в мае под давлением Чернышева)
Итак, вот что примерно говорит Андрей: «9-я, 7-я дивизии и много полков 2-й армии уже соединились и будут действовать против правительства. Гусары нашего корпуса с своей артиллерий тронулись с места и идут форсированным маршем к тем полкам на подкрепления, она дожидает вас, непременно поспешите, если умирать, то лучше с оружием в руках, нежели гнить в цепях вечно» (показания Лисовского)
«Прибыл к нам Борисов… с уведомлением, что 9-я и гусарская дивизии нашего корпуса уже выступили в поход, что 2-я армия должна скоро начать действия, что он прислан с извещение к нам, дабы мы с своими частями выступили в Новоград-Волынск, где соединясь с артиллериею, должны вместе следовать на Житомир, потом на Киев и наконец в Бобруйск, где ожидать дальнейших распоряжений. Чей это был план, мне неизвестно» (показания Громницкого)
Обратите внимание на войска, которые фигурируют в этих показаниях. Вон сколько войска уже бунтует! Мы уже видели в статье «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», сколько легко заговорщики порой выдавали желаемое за действительное, и как несколько артиллерийских офицеров легко превратились в 60 тысяч штыков. Что же, Андрей сознательно врет, обманывая соратников, или обманывается сам, не имея достаточной информации? План, который излагает Андрей (идти на Житомир, потом на Киев и Бобруйск) - это план его брата, Петр показывал аналогично на следствии, поэтому мы можем быть уверены в том, что Громницкий запомнил правильно. Однако важна интенция - о поражении восстания в Петербурге все уже давно знают. И поэтому не могут в той или иной степени не догадываться, что восстание на юге обречено - сколько бы войск в нем не участвовало. Отсюда «лучше умереть с оружием в руках».
«9-я дивизия» - в нее входит, собственно, Черниговский полк (и его участие в мятеже, как мы видели, не подвергается сомнению). Слухи о том, что «2-я армия готова» - это, скорее всего, именно слухи, основанные на общей обстановке (слух об аресте Пестеля достиг 3 корпуса примерно одновременно со слухами о разгроме восстания 14 декабря; а общую информацию о тайном обществе во 2-й армии славяне получили во время Лещинских лагерей, а Андрей, соответственно, от брата и других артиллеристов). Самое существенное же здесь - гусарская дивизия. Мы уже предположили, что Андрей выехал из Новоград-Волынска до того, как получил известие об аресте Артамона Муравьева. По дороге он видит перемещение гусарских и конноартиллерийских частей и естественным образом принимает эти перемещения за концентрацию сил мятежников, идущих на соединение! А на самом деле? А на самом деле, как мы знаем, конная артиллерия как раз 3 января участвует в подавлении мятежников, и туда же, наперерез предполагаемому движению Черниговского полка, стягиваются гусарские полки. Вот чем обернулись надежды тайного общества на Ахтырских гусар.
Что отвечают Громницкий и Лисовский в ответ на речи Андрея?
Основная их версия примерно такая же, как была у Горбачевского - мы ему для вида пообещали содействие, чтобы отослать его побыстрее и подальше, а на самом деле восставать мы не хотели и исполнить свое обещание вовсе не собирались. «Я возражал сначала, что нельзя действовать столь поспешно, наконец исполнил его желание, обещав решительно действовать» (показания Громницкого). Лисовский (он особенно активно изображает из себя невинную овечку на следствии, которая только и мечтает, как бы удалиться из адского заговора) указывает еще жестче: «Мы сказали ему, что действовать не будем, но видев усиленные его требования, решились обмануть, сказав, что мы будем, но с тем, чтобы до нашего прихода они бы со своей артиллерией ни под каким видом не трогались бы с места…»
Далее мы узнаем, что заодно Громницкий и Лисовский отговаривают Андрея ехать с письмами в соседний Троицкий полк, где имеются якобы два ротных командира Киселевич и Ярошевич - члены тайного общества, принятые Ивановым. И уверяют его, что время дорого и поэтому ехать в Троицкий полк ему совсем не нужно - когда они со своими ротами выступят в поход, то как раз заодно Троицкий полк стоит по дороге, и они сами свяжутся с незнакомыми им доселе Киселевичем и Ярошевичем и увлекут их общим движением.
Отметим, что когда Громницкий и Лисовский дают свои первые показания, Андрей Борисов еще даже не арестован - его схватят только в конце февраля и привезут в Петербург в середине марта (найти отставного с простой распространенной фамилией Борисов - задачка для бюрократической машины Российской империи примерно того же масштаба, что и «Х класса Иванов»)
Когда же Андрея допрашивают, наконец, в марте, он показывает вроде бы сходно с показаниями Громницкого и Лисовского: «Громницкой и Лисовский обещались идти по смене с караула их рот и снабдении их патронами; поезд же мой в Троицкой полк к капитанам Ярошевичу и Киселевичу с тем же предложением они мне отговорили, сказав что когда они сами пойдут, то и роты сих офицеров присоединят к себе»
Итак, у нас есть первая версия - очень стройная. Громницкий и Лисовский обманывают Андрея, Андрей верит - и уезжает в ожидании действий артиллеристов. Разумеется, первый же вопрос, который возникает в данной связи: правду ли говорят Громницкий и Лисовский на следствии насчет того, что они обманули Андрея и действительно действовать не собирались? Или, может быть, они все-таки в тот первый момент были настроены поддержать восстание - и передумали позже? Отметим, что следствие после этой первой серии допросов больше событиями в Пензенском полку не интересуется: Чернышева гораздо больше занимают крестики-нолики, до середины мая он трясет участников Лещинских лагерей на тему о том, кто какой крестик поставил (а также сколько членов императорской фамилии собирались замочить) и все остальные сюжеты потихоньку сливаются. К тому же, заметим еще раз, следствию вряд ли выгодно до конца расследовать боковые истории о «неслучившихся восстаниях» - хватит с них и имеющихся, тем более что начальство 1-й армии и Третьего корпуса скомпрометировано по самые уши и наверняка заинтересовано в том, чтобы под шумок не всплыло еще чего-нибудь лишнего. Так бы, вероятно, этот сюжет и не возник заново, если бы Лисовский внезапно не перестарался… а перестарался он по вроде бы случайному поводу. 29 марта ему задали вполне обычный вопрос - принадлежал ли к тайному обществу поручик Пензенского полка Зарецкий и какое принимал участие в действиях? Вот тут я выкладывала целиком этот продукт удивительного следственного творчества Лисовского, здесь процитирую еще раз частично:
«Но когда приехал Борисов… приглашать нас к возмущению, то я, вызвав Зарецкого, сказал ему, что так как ты увлечен в сие общество невинно и я тоже по несчастному случаю, то пойдем к полковому командиру и объявим о Борисове, пусть его схватят; и тем уничтожим пагубные их намерения, прибавив, что ты видишь теперь ясно несчастие, в которое мы попали. Но вместо ответа и согласия он сказал, чтобы я не смел об этом и думать, называя сие малодушием».
Зарецкий находится под следствием военно-судной комиссии в Могилеве: пока показание Лисовского пересылают в Могилев, пока ответные показания Зарецкого возвращаются в Петербург - дело происходит уже 18 мая. Отметим, что к этому времени следствие в Петербурге фактически закончено, так называемые «записки о силе вины» участников уже подписаны - поэтому вся последующая разборка между «пензенской четверкой» (и примкнувшим к ним Зарецким) продолжается до 30 мая (!), но итоги расследования, похоже, уже никому даже в обвинения не попадают.
Для начала Зарецкий, разумеется, решительно отрицает, что Лисовский предлагал вместе с ним донести полковому командиру о приезде Борисова (и да, я уверена в том, что Лисовский выдумал эту деталь для лишнего доказательства собственной благонамеренности - возможно, в надежде на то, что Зарецкий далеко и опровергнуть его показания не сможет. С другой стороны, мы уже знаем, что Лисовский - помните письмо о сокрытии бумаг Спиридова - перед прямым доносом не останавливается; да и нынешние его показания написаны таким хитрым образом, чтобы одновременно и нашим и вашим). Вместо этого Зарецкий сам показывает, что уговаривал Громницкого и Лисовского не слушать Борисова и не восставать и собирался донести в случае их согласия на восстание, однако «но они втайне от Борисова мне сказали, что они никогда к тому не приступят, а скажут ему, чтобы он ехал к майору Спиридову… по выезде же Борисова я опять уговаривал Лисовского и Громницкого, в противном же случае я располагал так, что ежели они согласны будут выводить командуемые ими роты, то в то время хотел дать знать полковому командиру, но они мне говорили, что никогда этого не сделают и майора Спиридова не послушаются, ежели бы он и согласен был на то, и раскаивались, что они завлечены в такое общество».
Итак, мы не знаем, кто на кого собирался первым донести (скорее всего, эти угрозы доносов произносятся только для следствия). Но - если исключить версию о том, что Зарецкий в свою очередь успел сговориться с Громницким и Лисовским - кажется, мы имеем подтверждение того, что Громницкий и Лисовский не врут. Они действительно обманули Борисова, сами же действовать не хотели и не собирались. Или, по крайней мере, оставили мысль о восстании вскоре после его отъезда. Отметим здесь еще, что Зарецкий - не слишком информированный член тайного общества, в Лещине его не было - и ему, возможно, не говорят ВСЕГО - так как мотивы, по которым Громницкий и Лисовский отказываются от восстания - как мы увидим дальше, возможно, далеки от верноподданных.
«Но что его отправили к Спиридову - это точно» - подтверждает Лисовский. Однако еще ранее Громницкий показывал по-другому: «желания же его быть у Тютчева, квартировавшего в 10 верстах от города, мы отклонить не могли». Здесь есть некоторая загадка, потому что далее мы знаем, что Андрей действительно не поехал к Спиридову, а поехал к Тютчеву. Так куда же его отправили, и куда же он действительно собирался ехать?
Из фразы Зарецкого «никогда этого не сделают и майора Спиридова не послушаются, ежели бы он и согласен был на то» - следует скорее, что Громницкий и Лисовский панически боятся, что Спиридов может быть согласен - и, похоже, подозревают именно то, что он будет согласен. А стало быть, они заинтересованы скорее не допустить, чтобы Борисов ехал к Спиридову (как не допустили они, чтобы он ехал в Троицкий полк). Сам Андрей показал, что он поехал к Тютчеву - у него, как мы помним, исходно были письма и к тому, и к другому - может быть, он поехал к Тютчеву просто потому, что Тютчев квартирует ближе? Кроме того, не вполне понятно - если Борисов поверил Громницкому и Лисовскому, что они вот-вот выступят (а время дорого), то зачем он вообще еще куда-то едет, вместо того, чтобы быстрее вернуться и информировать артиллеристов? Может быть, все-таки Громницкий и Лисовский сыграли свои роли недостаточно убедительно?
Сам Спиридов еще в феврале показывал (и как увидим далее, совершенно откровенно врал): «Борисов хотя имел поручение ехать ко мне, но на вопрос Громницкого почему не едет, он ответствовал, что майор наверное на сие не согласится. Сие потому, что артиллерийские офицеры очень знали противность моих мыслей насчет злодейств и междуусобий…»
Однако есть одна загадка: специальные агенты по 1-й армии, постфактум тайно собиравшие информацию по войскам Третьего корпуса, донесли, что «к Спиридову от Муравьева-Апостола был прислан какой-то артиллерийский офицер с уведомлением о начале возмущения; но Спиридов был тогда в нетрезвом виде и сей офицер, не могши его разбудить, уехал обратно к Муравьеву». Спиридов на следствии решительно отрицал приезд незнакомого артиллерийского офицера: «сие очень странно, ибо я никогда не упивался до такой степени без памятства… ибо если бы я знал сие, то конечно сказал бы кому из офицеров со мною одного полка, которые принадлежали Обществу, а то никто сие от меня не слыхал…» - утверждение о том, что «никогда не упивался до такой степени», оставим на совести Михаила Матвеевича. Однако он, конечно, проговорился - только что он изображал из себя покаянную верноподданную овцу, которая только и мечтает, как бы удалиться из тайного общества и донести по возможности, и вдруг «конечно сказал бы членам тайного общества» (вот на таких-то проколах и приходится их ловить). Тем не менее я склонна думать, что если такой офицер, доехавший до Спиридова, существовал, то это был не Андрей Борисов - он же штатский, в партикулярном платье, так что вряд ли его бы опознали как «артиллерийского офицера». Тогда кто? Гонцов, как мы помним, было трое (и все они действовали независимо и не знали друг про друга) - Борисов, Бечаснов и Андреевич. Бечаснов после поездки в Любар вернулся в свою роту, ехать в Красилов ему - в противоположную сторону, к тому же у Бечасного есть очень заметная внешняя примета, по которой его опознают в любых донесениях - он очень маленького роста, здесь же в донесении по 1-й армии никаких выделяющихся особенностей внешнего вида артиллерийского офицера не указано. Я склонна думать (доказательств у нас, разумеется, нет), что до Спиридова еще раньше доехал Андреевич - его разъезды плохо документированы; и на следствии, на первом этапе, он не был из числа откровенных (а потом его уже не спросили). И в таком случае мы, возможно, имеем еще одну трагическую случайность - поезд Х, идущий из точки А в точку Б разминулся с поездом Y в точке С…
Прервемся в этой точке. Громницкий и Лисовский с вероятностью решились не выступать. Андрей Борисов едет за поддержкой к Тютчеву.
(Продолжение следует. Действие второе: те же и Тютчев)
Начало смотри здесь
Итак, мы выяснили, что в ночь на третье или на четвертое января Андрей Борисов приехал в Староконстантинов, где на одной квартире стоят офицеры Пензенского полка - Громницкий, Лисовский и Зарецкий.
Последний акт Южной трагедии.
Действие первое: Борисов, Громницкий, Лисовский, Зарецкий...
В феврале на первых допросах Громницкий и Лисовский показали примерно одинаковую информацию о приезде Андрея и о своей реакции (вообще есть подозрение, что пензенцы - арестованные все примерно в одно время - 25-26 января и с неизбежностью уже ожидавшие ареста - успели хотя бы частично договориться о показаниях; их первоначальные версии тех или иных совместных событий очень сильно похожи, и показания начинают существенно расходиться только в мае под давлением Чернышева)
Итак, вот что примерно говорит Андрей: «9-я, 7-я дивизии и много полков 2-й армии уже соединились и будут действовать против правительства. Гусары нашего корпуса с своей артиллерий тронулись с места и идут форсированным маршем к тем полкам на подкрепления, она дожидает вас, непременно поспешите, если умирать, то лучше с оружием в руках, нежели гнить в цепях вечно» (показания Лисовского)
«Прибыл к нам Борисов… с уведомлением, что 9-я и гусарская дивизии нашего корпуса уже выступили в поход, что 2-я армия должна скоро начать действия, что он прислан с извещение к нам, дабы мы с своими частями выступили в Новоград-Волынск, где соединясь с артиллериею, должны вместе следовать на Житомир, потом на Киев и наконец в Бобруйск, где ожидать дальнейших распоряжений. Чей это был план, мне неизвестно» (показания Громницкого)
Обратите внимание на войска, которые фигурируют в этих показаниях. Вон сколько войска уже бунтует! Мы уже видели в статье «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», сколько легко заговорщики порой выдавали желаемое за действительное, и как несколько артиллерийских офицеров легко превратились в 60 тысяч штыков. Что же, Андрей сознательно врет, обманывая соратников, или обманывается сам, не имея достаточной информации? План, который излагает Андрей (идти на Житомир, потом на Киев и Бобруйск) - это план его брата, Петр показывал аналогично на следствии, поэтому мы можем быть уверены в том, что Громницкий запомнил правильно. Однако важна интенция - о поражении восстания в Петербурге все уже давно знают. И поэтому не могут в той или иной степени не догадываться, что восстание на юге обречено - сколько бы войск в нем не участвовало. Отсюда «лучше умереть с оружием в руках».
«9-я дивизия» - в нее входит, собственно, Черниговский полк (и его участие в мятеже, как мы видели, не подвергается сомнению). Слухи о том, что «2-я армия готова» - это, скорее всего, именно слухи, основанные на общей обстановке (слух об аресте Пестеля достиг 3 корпуса примерно одновременно со слухами о разгроме восстания 14 декабря; а общую информацию о тайном обществе во 2-й армии славяне получили во время Лещинских лагерей, а Андрей, соответственно, от брата и других артиллеристов). Самое существенное же здесь - гусарская дивизия. Мы уже предположили, что Андрей выехал из Новоград-Волынска до того, как получил известие об аресте Артамона Муравьева. По дороге он видит перемещение гусарских и конноартиллерийских частей и естественным образом принимает эти перемещения за концентрацию сил мятежников, идущих на соединение! А на самом деле? А на самом деле, как мы знаем, конная артиллерия как раз 3 января участвует в подавлении мятежников, и туда же, наперерез предполагаемому движению Черниговского полка, стягиваются гусарские полки. Вот чем обернулись надежды тайного общества на Ахтырских гусар.
Что отвечают Громницкий и Лисовский в ответ на речи Андрея?
Основная их версия примерно такая же, как была у Горбачевского - мы ему для вида пообещали содействие, чтобы отослать его побыстрее и подальше, а на самом деле восставать мы не хотели и исполнить свое обещание вовсе не собирались. «Я возражал сначала, что нельзя действовать столь поспешно, наконец исполнил его желание, обещав решительно действовать» (показания Громницкого). Лисовский (он особенно активно изображает из себя невинную овечку на следствии, которая только и мечтает, как бы удалиться из адского заговора) указывает еще жестче: «Мы сказали ему, что действовать не будем, но видев усиленные его требования, решились обмануть, сказав, что мы будем, но с тем, чтобы до нашего прихода они бы со своей артиллерией ни под каким видом не трогались бы с места…»
Далее мы узнаем, что заодно Громницкий и Лисовский отговаривают Андрея ехать с письмами в соседний Троицкий полк, где имеются якобы два ротных командира Киселевич и Ярошевич - члены тайного общества, принятые Ивановым. И уверяют его, что время дорого и поэтому ехать в Троицкий полк ему совсем не нужно - когда они со своими ротами выступят в поход, то как раз заодно Троицкий полк стоит по дороге, и они сами свяжутся с незнакомыми им доселе Киселевичем и Ярошевичем и увлекут их общим движением.
Отметим, что когда Громницкий и Лисовский дают свои первые показания, Андрей Борисов еще даже не арестован - его схватят только в конце февраля и привезут в Петербург в середине марта (найти отставного с простой распространенной фамилией Борисов - задачка для бюрократической машины Российской империи примерно того же масштаба, что и «Х класса Иванов»)
Когда же Андрея допрашивают, наконец, в марте, он показывает вроде бы сходно с показаниями Громницкого и Лисовского: «Громницкой и Лисовский обещались идти по смене с караула их рот и снабдении их патронами; поезд же мой в Троицкой полк к капитанам Ярошевичу и Киселевичу с тем же предложением они мне отговорили, сказав что когда они сами пойдут, то и роты сих офицеров присоединят к себе»
Итак, у нас есть первая версия - очень стройная. Громницкий и Лисовский обманывают Андрея, Андрей верит - и уезжает в ожидании действий артиллеристов. Разумеется, первый же вопрос, который возникает в данной связи: правду ли говорят Громницкий и Лисовский на следствии насчет того, что они обманули Андрея и действительно действовать не собирались? Или, может быть, они все-таки в тот первый момент были настроены поддержать восстание - и передумали позже? Отметим, что следствие после этой первой серии допросов больше событиями в Пензенском полку не интересуется: Чернышева гораздо больше занимают крестики-нолики, до середины мая он трясет участников Лещинских лагерей на тему о том, кто какой крестик поставил (а также сколько членов императорской фамилии собирались замочить) и все остальные сюжеты потихоньку сливаются. К тому же, заметим еще раз, следствию вряд ли выгодно до конца расследовать боковые истории о «неслучившихся восстаниях» - хватит с них и имеющихся, тем более что начальство 1-й армии и Третьего корпуса скомпрометировано по самые уши и наверняка заинтересовано в том, чтобы под шумок не всплыло еще чего-нибудь лишнего. Так бы, вероятно, этот сюжет и не возник заново, если бы Лисовский внезапно не перестарался… а перестарался он по вроде бы случайному поводу. 29 марта ему задали вполне обычный вопрос - принадлежал ли к тайному обществу поручик Пензенского полка Зарецкий и какое принимал участие в действиях? Вот тут я выкладывала целиком этот продукт удивительного следственного творчества Лисовского, здесь процитирую еще раз частично:
«Но когда приехал Борисов… приглашать нас к возмущению, то я, вызвав Зарецкого, сказал ему, что так как ты увлечен в сие общество невинно и я тоже по несчастному случаю, то пойдем к полковому командиру и объявим о Борисове, пусть его схватят; и тем уничтожим пагубные их намерения, прибавив, что ты видишь теперь ясно несчастие, в которое мы попали. Но вместо ответа и согласия он сказал, чтобы я не смел об этом и думать, называя сие малодушием».
Зарецкий находится под следствием военно-судной комиссии в Могилеве: пока показание Лисовского пересылают в Могилев, пока ответные показания Зарецкого возвращаются в Петербург - дело происходит уже 18 мая. Отметим, что к этому времени следствие в Петербурге фактически закончено, так называемые «записки о силе вины» участников уже подписаны - поэтому вся последующая разборка между «пензенской четверкой» (и примкнувшим к ним Зарецким) продолжается до 30 мая (!), но итоги расследования, похоже, уже никому даже в обвинения не попадают.
Для начала Зарецкий, разумеется, решительно отрицает, что Лисовский предлагал вместе с ним донести полковому командиру о приезде Борисова (и да, я уверена в том, что Лисовский выдумал эту деталь для лишнего доказательства собственной благонамеренности - возможно, в надежде на то, что Зарецкий далеко и опровергнуть его показания не сможет. С другой стороны, мы уже знаем, что Лисовский - помните письмо о сокрытии бумаг Спиридова - перед прямым доносом не останавливается; да и нынешние его показания написаны таким хитрым образом, чтобы одновременно и нашим и вашим). Вместо этого Зарецкий сам показывает, что уговаривал Громницкого и Лисовского не слушать Борисова и не восставать и собирался донести в случае их согласия на восстание, однако «но они втайне от Борисова мне сказали, что они никогда к тому не приступят, а скажут ему, чтобы он ехал к майору Спиридову… по выезде же Борисова я опять уговаривал Лисовского и Громницкого, в противном же случае я располагал так, что ежели они согласны будут выводить командуемые ими роты, то в то время хотел дать знать полковому командиру, но они мне говорили, что никогда этого не сделают и майора Спиридова не послушаются, ежели бы он и согласен был на то, и раскаивались, что они завлечены в такое общество».
Итак, мы не знаем, кто на кого собирался первым донести (скорее всего, эти угрозы доносов произносятся только для следствия). Но - если исключить версию о том, что Зарецкий в свою очередь успел сговориться с Громницким и Лисовским - кажется, мы имеем подтверждение того, что Громницкий и Лисовский не врут. Они действительно обманули Борисова, сами же действовать не хотели и не собирались. Или, по крайней мере, оставили мысль о восстании вскоре после его отъезда. Отметим здесь еще, что Зарецкий - не слишком информированный член тайного общества, в Лещине его не было - и ему, возможно, не говорят ВСЕГО - так как мотивы, по которым Громницкий и Лисовский отказываются от восстания - как мы увидим дальше, возможно, далеки от верноподданных.
«Но что его отправили к Спиридову - это точно» - подтверждает Лисовский. Однако еще ранее Громницкий показывал по-другому: «желания же его быть у Тютчева, квартировавшего в 10 верстах от города, мы отклонить не могли». Здесь есть некоторая загадка, потому что далее мы знаем, что Андрей действительно не поехал к Спиридову, а поехал к Тютчеву. Так куда же его отправили, и куда же он действительно собирался ехать?
Из фразы Зарецкого «никогда этого не сделают и майора Спиридова не послушаются, ежели бы он и согласен был на то» - следует скорее, что Громницкий и Лисовский панически боятся, что Спиридов может быть согласен - и, похоже, подозревают именно то, что он будет согласен. А стало быть, они заинтересованы скорее не допустить, чтобы Борисов ехал к Спиридову (как не допустили они, чтобы он ехал в Троицкий полк). Сам Андрей показал, что он поехал к Тютчеву - у него, как мы помним, исходно были письма и к тому, и к другому - может быть, он поехал к Тютчеву просто потому, что Тютчев квартирует ближе? Кроме того, не вполне понятно - если Борисов поверил Громницкому и Лисовскому, что они вот-вот выступят (а время дорого), то зачем он вообще еще куда-то едет, вместо того, чтобы быстрее вернуться и информировать артиллеристов? Может быть, все-таки Громницкий и Лисовский сыграли свои роли недостаточно убедительно?
Сам Спиридов еще в феврале показывал (и как увидим далее, совершенно откровенно врал): «Борисов хотя имел поручение ехать ко мне, но на вопрос Громницкого почему не едет, он ответствовал, что майор наверное на сие не согласится. Сие потому, что артиллерийские офицеры очень знали противность моих мыслей насчет злодейств и междуусобий…»
Однако есть одна загадка: специальные агенты по 1-й армии, постфактум тайно собиравшие информацию по войскам Третьего корпуса, донесли, что «к Спиридову от Муравьева-Апостола был прислан какой-то артиллерийский офицер с уведомлением о начале возмущения; но Спиридов был тогда в нетрезвом виде и сей офицер, не могши его разбудить, уехал обратно к Муравьеву». Спиридов на следствии решительно отрицал приезд незнакомого артиллерийского офицера: «сие очень странно, ибо я никогда не упивался до такой степени без памятства… ибо если бы я знал сие, то конечно сказал бы кому из офицеров со мною одного полка, которые принадлежали Обществу, а то никто сие от меня не слыхал…» - утверждение о том, что «никогда не упивался до такой степени», оставим на совести Михаила Матвеевича. Однако он, конечно, проговорился - только что он изображал из себя покаянную верноподданную овцу, которая только и мечтает, как бы удалиться из тайного общества и донести по возможности, и вдруг «конечно сказал бы членам тайного общества» (вот на таких-то проколах и приходится их ловить). Тем не менее я склонна думать, что если такой офицер, доехавший до Спиридова, существовал, то это был не Андрей Борисов - он же штатский, в партикулярном платье, так что вряд ли его бы опознали как «артиллерийского офицера». Тогда кто? Гонцов, как мы помним, было трое (и все они действовали независимо и не знали друг про друга) - Борисов, Бечаснов и Андреевич. Бечаснов после поездки в Любар вернулся в свою роту, ехать в Красилов ему - в противоположную сторону, к тому же у Бечасного есть очень заметная внешняя примета, по которой его опознают в любых донесениях - он очень маленького роста, здесь же в донесении по 1-й армии никаких выделяющихся особенностей внешнего вида артиллерийского офицера не указано. Я склонна думать (доказательств у нас, разумеется, нет), что до Спиридова еще раньше доехал Андреевич - его разъезды плохо документированы; и на следствии, на первом этапе, он не был из числа откровенных (а потом его уже не спросили). И в таком случае мы, возможно, имеем еще одну трагическую случайность - поезд Х, идущий из точки А в точку Б разминулся с поездом Y в точке С…
Прервемся в этой точке. Громницкий и Лисовский с вероятностью решились не выступать. Андрей Борисов едет за поддержкой к Тютчеву.
(Продолжение следует. Действие второе: те же и Тютчев)