Добрую треть обширного следственного дела Сергея Муравьева...
занимает разборка по "делу о пропаганде".
Признаюсь откровенно, что когда я это читала по молодости, я куски "о пропаганде" проглядывала в лучшем случае небрежно - мол, не так интересно.
Сейчас же я, как ни странно, прочла именно эти куски с живым интересом, если не сказать местами - с восторгом.
Потому что, во-первых, слегка отвлекает на время от слишком "тяжелого" фона самого следственного дела - особенно начальные, январские и февральские показания Сергея Муравьева написаны совершенно мертвым, непроницаемым тоном - без каких-либо эмоций, без какого-либо слышимого голоса, ровно, пусто, как в черную дыру - от этого становится очень страшно (потом, в апреле, когда у некоторых голос угасает, у Сергея Ивановича он неожиданно прорезается).
А во-вторых, "дело о пропаганде" существует в контексте целого комплекса следственных дел, поэтому теперь, когда я сначала прочла половину пятого тома - совершенно по-другому стала воспринимать подшитое здесь: ааа, ставшие уже родными узнаваемые персонажи (правда, "пятитомники" какие-то очень живые, активные и неугомонные оказались), знакомые сюжеты, наконец-то понятные подводные течения.
Вот, например, в дело подшит совершенно дивный распорт, который считаю необходимым привести целиком.
О нравственном состоянии Пензенского пехотного полка - и заметим, что раньше я прошла бы мимо этого прекрасного документа, потому что... ну Пензенский полк - один из полков Третьего пехотного корпуса, с несомненностью, и более о нем ничего вроде и не скажешь. Но теперь-то мы помним, что Пензенский пехотный - это именно тот, в котором чуть не вспыхнуло восстание, и откуда арестовано и осуждено сразу шесатеро офицеров (Спиридов, Тютчев, Громницкий, Лисовский, Фролов и Мазган). Поэтому все нижеизложенное приобретает дополнительные краски :))
Итак, копия с отношения Его Императорского Высочества Цесаревича к Г.Главнокомандующему Армиею (Первой Армией - РД) от 7-го Марта 1826 года
После отношения моего к Вашему Сиятельству минувшаго Февраля от 20-го числа за N 129-м вновь ныне дошло до сведения моего, что в Пензенском пехотном полку не видно истинного чувства службы и ГГ. Офицеры крайне сожалеют о взятых из сего полка Офицерах, а особенно о тех, которые поступили в оной из прежняго состав Лейб Гвардии Семеновского полка и превозносят их щедрость и воспитание; (бывший офицер Семеновского полка тут ровно один - уже прекрасно известный нам Тютчев, - и это именно у него, видимо, "щедрость и воспитание" - РД) о сем с похвалами отзываются и все нижние чины того полка; сверх сего известно, что 1-го числе сего месяца в Г.Староконстантинове в общем трактире за обедом, все находившиеся там сего полка Офицеры между разговором об открытом заговоре, жалуясь на притеснение по службе и на причинение безспрестанных неудовольствий, изъяснялись с заметным чувством сострадания о виновных нещастливцах в С.Петербурге, а один из них молодой человек, и имянно Порутчик Мисюрин, говоря с жаром о недавних происшествиях, явно объявил, что судящиеся виновники не были вредны и не искали возмущений и кровопролития, но требовали лучших учреждений к общему благу и улучшению, и потом когда коснулся разговор о напечатанном объявлении в ведомостях о заговоре на жизнь Всеавгустейшей Императорской фамилии, то все означенные Офицеры утверждали, что таковых намерений не было; а помянутый Порутчик Мисюрин старался уверять, что напечатанное о том объявление в ведомостях, есть несправедливо и выдумано Правительством для того, дабы увеличить наказание взятых в Петербурге.
О таковых дошедших до меня известиях, я долгом поставляю по нарочной эстафете довесть до сведения Вашего Сиятельства.
Верно: Дежурной Генерал Олдекоп.
Далее данный прекрасный документ пересылают командующему Третьим корпусом Л.О.Роту - на что следует не менее прекрасный ответ Рота, но это уже в следующий раз...
Признаюсь откровенно, что когда я это читала по молодости, я куски "о пропаганде" проглядывала в лучшем случае небрежно - мол, не так интересно.
Сейчас же я, как ни странно, прочла именно эти куски с живым интересом, если не сказать местами - с восторгом.
Потому что, во-первых, слегка отвлекает на время от слишком "тяжелого" фона самого следственного дела - особенно начальные, январские и февральские показания Сергея Муравьева написаны совершенно мертвым, непроницаемым тоном - без каких-либо эмоций, без какого-либо слышимого голоса, ровно, пусто, как в черную дыру - от этого становится очень страшно (потом, в апреле, когда у некоторых голос угасает, у Сергея Ивановича он неожиданно прорезается).
А во-вторых, "дело о пропаганде" существует в контексте целого комплекса следственных дел, поэтому теперь, когда я сначала прочла половину пятого тома - совершенно по-другому стала воспринимать подшитое здесь: ааа, ставшие уже родными узнаваемые персонажи (правда, "пятитомники" какие-то очень живые, активные и неугомонные оказались), знакомые сюжеты, наконец-то понятные подводные течения.
Вот, например, в дело подшит совершенно дивный распорт, который считаю необходимым привести целиком.
О нравственном состоянии Пензенского пехотного полка - и заметим, что раньше я прошла бы мимо этого прекрасного документа, потому что... ну Пензенский полк - один из полков Третьего пехотного корпуса, с несомненностью, и более о нем ничего вроде и не скажешь. Но теперь-то мы помним, что Пензенский пехотный - это именно тот, в котором чуть не вспыхнуло восстание, и откуда арестовано и осуждено сразу шесатеро офицеров (Спиридов, Тютчев, Громницкий, Лисовский, Фролов и Мазган). Поэтому все нижеизложенное приобретает дополнительные краски :))
Итак, копия с отношения Его Императорского Высочества Цесаревича к Г.Главнокомандующему Армиею (Первой Армией - РД) от 7-го Марта 1826 года
После отношения моего к Вашему Сиятельству минувшаго Февраля от 20-го числа за N 129-м вновь ныне дошло до сведения моего, что в Пензенском пехотном полку не видно истинного чувства службы и ГГ. Офицеры крайне сожалеют о взятых из сего полка Офицерах, а особенно о тех, которые поступили в оной из прежняго состав Лейб Гвардии Семеновского полка и превозносят их щедрость и воспитание; (бывший офицер Семеновского полка тут ровно один - уже прекрасно известный нам Тютчев, - и это именно у него, видимо, "щедрость и воспитание" - РД) о сем с похвалами отзываются и все нижние чины того полка; сверх сего известно, что 1-го числе сего месяца в Г.Староконстантинове в общем трактире за обедом, все находившиеся там сего полка Офицеры между разговором об открытом заговоре, жалуясь на притеснение по службе и на причинение безспрестанных неудовольствий, изъяснялись с заметным чувством сострадания о виновных нещастливцах в С.Петербурге, а один из них молодой человек, и имянно Порутчик Мисюрин, говоря с жаром о недавних происшествиях, явно объявил, что судящиеся виновники не были вредны и не искали возмущений и кровопролития, но требовали лучших учреждений к общему благу и улучшению, и потом когда коснулся разговор о напечатанном объявлении в ведомостях о заговоре на жизнь Всеавгустейшей Императорской фамилии, то все означенные Офицеры утверждали, что таковых намерений не было; а помянутый Порутчик Мисюрин старался уверять, что напечатанное о том объявление в ведомостях, есть несправедливо и выдумано Правительством для того, дабы увеличить наказание взятых в Петербурге.
О таковых дошедших до меня известиях, я долгом поставляю по нарочной эстафете довесть до сведения Вашего Сиятельства.
Верно: Дежурной Генерал Олдекоп.
Далее данный прекрасный документ пересылают командующему Третьим корпусом Л.О.Роту - на что следует не менее прекрасный ответ Рота, но это уже в следующий раз...