Nation
Прочла Nation. Интересно, как переведут название, но все же "Нация", наверное, а не "Народ".
Пратчетт -- гений. :) Нет, это я не в смысле обострения фанатских настроений, а просто. Вот человек же уже нашел свою золотую жилу, построил собственный мир (и не один), может обживать его дальше, не скудея идеями, героями, сюжетами и шутками -- до упора, так ведь нет -- у него хватает фантазии, ума и идей, чтобы придумать новый. В Nation очень многое узнается, и это не подколка и не претензия, просто если в Плоском мире он порой что-то обыгрывает и пародирует, то здесь -- в открытую играет с знакомыми сюжетами. Обыгрывает старинную тему "благородного дикаря". Немного рассказывает об Англии (несложный подсчет с опорой на подсказку -- проблемы с Канадой -- указывает на Георга III, во времена которого опустила действие своих "Стрейнджа и Норелла" Сюзанна Кларк), о вечной Англии -- то есть, такой она останется и при Виктории и уж не знаю, может быть, где-нибудь сохранилась такой до сих пор. Гуляет по морям и волнам морских приключений и катастроф. Разглядывает со всех сторон тему острова в океане. И чего только он ни исследует изнутри -- и обряды инициации, и проблему "человек vs стихия", и со всех сторон все, что можно только придумать, и, главное, -- не придумать о смерти; и мальчиков, и девочек, и детей, и взрослых, и мужчин и женщин, и жрецов, и богов, и веру, и незряшность традиций и необходимость их уважать, и конфликт рационального и мифологического мышления, и отношения с предками, и ответственность лидера и даже альтернативную историю.
На все поднятые вопросы Пратчетт дает свои, пратчеттовские, ответы. То есть, они сыплются из него в его характерном ненавязчиво-шутливом стиле, простыми словами, в форме искрометных метафор или так, как он умеет: несколько слов прямо в лоб читателю, вроде и между делом, а вопрос отвечен насмерть и валяется, уже даже и не подергивая лапками, на песке острова Нации. Темп повествования показался мне иногда нехарактерно замедленным. Пратчетт не жалеет слов, усилий и книжного пространства, чтобы от души покопаться в голове главного героя -- мальчика Мау, уцелевшего после Волны и поднимающего новую Нацию.
Особые проблемы доставляют ему боги -- и те, в которых верила Нация до Волны, и, главное, еще один Смерть, новый, островной Смерть -- Локаха. То есть, Пратчетт придумал еще одну концепцию смерти, хотя и не прописал ее так четко, как в случае со Смертью. Там, собственно, прописывать нечего. Смерть Плоского мира -- отделитель, сущность, служащая процессу разделения души и тела. Локаха островов, где жила Нация и ее соседи, -- то, что бывает после этого разделения. Это просто смерть, хотя и жадная, норовящая при малейшей оплошности потянуть пловца в океане за ноги вниз и со злорадством ожидающая, пока к пятну крови в воде прибудут акулы. Приятно, что Мау на протяжении всей книги сражается с Локахой, хотя и думает о нем так же постоянно, как сражается.
Девочка Эрминтюд многим напомнит Гермиону Грейнджер, но она лучше. Во-первых, она не такая, как говорила моя бабушка, "наянная", и не является такой insufferable know-it-all по поведению, хотя Эрминтюд-Дафна -- и умница, и отличница, и настоящий английский survivor. И это опять новая девочка -- не Тиффани Эйкинг.
Пратчетт вообще, похоже, нежно любит английскую аристократию, это читалось и в Дискворлде, вот и в Нации Эрминтюд и ее семья напомнят о Сибил Рэмкин и ее предках-рыцарях. Любит Пратчетт и многие аспекты монархического правления, и в очередной раз описывает монаршьи права-обязанности со вкусом. И со вкусом в смысле смака, и со вкусом, в плане отстутствия безвкусицы, причем эта проблема зеркалится в "Нации" и на Мау и его маленький остров.
Пока не знаю, останется ли эта книга во мне таким куском восторга, какими стали некоторые вещи из Плоского мира. Как любая полупритча и, в общем, как любой текст, где количество -- пусть правильных -- но все-таки дидактических посылов, пожалуй, перекрывает количество чистых, не нагруженных апелляцией к моему моральному ядру, "приключений" (не обязательно приключений -- просто событий), Нация кажется мне тяжеловатой. Не знаю, может быть, это тоже книга для детей, которые все-таки будут находиться большей частью восприятия в приключениях, а дидактикой не станут заморачиваться -- она сама вползет в них попутно. Но мне показалось, что Пратчетт наконец-то "что-то хотел сказать этой книгой". Он всегда что-то говорит своими книгами, например, еще "Малыми богами" он наговорил столько, что тему, по сути, закрыл, но здесь он как будто хотел сказать, хотел, чтобы от него остался людям какой-то серьезный и окончательный завет. Может, это вовсе и не так. Может, он просто до этого дозрел. Или просто играл с теми темами, которые я тут попыталась перечислить, а уж сказал -- потому что нельзя было отыгрывать эти темы и не сказать. Но все-таки показалось, что пафоса чуть-чуть больше, чем было бы достаточно. И, в общем, то, чему он в этой книге учит, мы уже и сами знаем. Может, недостаточно чувствуем, но знаем.
Может быть, впрочем, что он не собирался никого ничему учить, а просто написал то, что мы все -- и он тоже -- прекрасно знаем и чувствуем. Но просто он это записал словами. Насколько новыми? А важно ли это?
В общем, надо хорошо переводить, надо читать, и спасибо Терри Пратчетту -- как всегда.
***
Несколько цитат -- без смысла, просто почему-то отмеченных
Imo took some of the night and rubbed it in his hands and made Locaha, the god of death.
Dogs would want to stay with the people, because they were people, too, in their way.
...they were called the trousermen, and were as pale as ghosts.
spark-maker
The word was 'Calenture'
It takes a lifetime to learn how to die
...her hand raised the pistol. Then her brain lowered it again.
Where his shadow fell, old friendships snapped and little wars broke out, milk soured, weevils fled from every stale ship's biscuit and rats queued to jump into the sea.
A certain extra touch of slightly mad realism was added by the parrot, who danced madly in the top of a coconut palm and shouted things like, 'What about Darwin, then? Waark!'
...had more tattoos than the Edinburgh festival...
'That was Charles the Second, sire,' Mr Black whispered. 'In fact he did indeed say that the Society deserved a mace "alike in bigness to our own" and I suppose we can only be grateful that he didn't say "biggittity".'
^ Тут я принялась смеяться в голос в пятом часу ночи, предвкушая радость переводчика
_____________________________
Ссылка по теме + Чернобыль
В Википедии
Еще аннотация
Пратчетт -- гений. :) Нет, это я не в смысле обострения фанатских настроений, а просто. Вот человек же уже нашел свою золотую жилу, построил собственный мир (и не один), может обживать его дальше, не скудея идеями, героями, сюжетами и шутками -- до упора, так ведь нет -- у него хватает фантазии, ума и идей, чтобы придумать новый. В Nation очень многое узнается, и это не подколка и не претензия, просто если в Плоском мире он порой что-то обыгрывает и пародирует, то здесь -- в открытую играет с знакомыми сюжетами. Обыгрывает старинную тему "благородного дикаря". Немного рассказывает об Англии (несложный подсчет с опорой на подсказку -- проблемы с Канадой -- указывает на Георга III, во времена которого опустила действие своих "Стрейнджа и Норелла" Сюзанна Кларк), о вечной Англии -- то есть, такой она останется и при Виктории и уж не знаю, может быть, где-нибудь сохранилась такой до сих пор. Гуляет по морям и волнам морских приключений и катастроф. Разглядывает со всех сторон тему острова в океане. И чего только он ни исследует изнутри -- и обряды инициации, и проблему "человек vs стихия", и со всех сторон все, что можно только придумать, и, главное, -- не придумать о смерти; и мальчиков, и девочек, и детей, и взрослых, и мужчин и женщин, и жрецов, и богов, и веру, и незряшность традиций и необходимость их уважать, и конфликт рационального и мифологического мышления, и отношения с предками, и ответственность лидера и даже альтернативную историю.
На все поднятые вопросы Пратчетт дает свои, пратчеттовские, ответы. То есть, они сыплются из него в его характерном ненавязчиво-шутливом стиле, простыми словами, в форме искрометных метафор или так, как он умеет: несколько слов прямо в лоб читателю, вроде и между делом, а вопрос отвечен насмерть и валяется, уже даже и не подергивая лапками, на песке острова Нации. Темп повествования показался мне иногда нехарактерно замедленным. Пратчетт не жалеет слов, усилий и книжного пространства, чтобы от души покопаться в голове главного героя -- мальчика Мау, уцелевшего после Волны и поднимающего новую Нацию.
Особые проблемы доставляют ему боги -- и те, в которых верила Нация до Волны, и, главное, еще один Смерть, новый, островной Смерть -- Локаха. То есть, Пратчетт придумал еще одну концепцию смерти, хотя и не прописал ее так четко, как в случае со Смертью. Там, собственно, прописывать нечего. Смерть Плоского мира -- отделитель, сущность, служащая процессу разделения души и тела. Локаха островов, где жила Нация и ее соседи, -- то, что бывает после этого разделения. Это просто смерть, хотя и жадная, норовящая при малейшей оплошности потянуть пловца в океане за ноги вниз и со злорадством ожидающая, пока к пятну крови в воде прибудут акулы. Приятно, что Мау на протяжении всей книги сражается с Локахой, хотя и думает о нем так же постоянно, как сражается.
Девочка Эрминтюд многим напомнит Гермиону Грейнджер, но она лучше. Во-первых, она не такая, как говорила моя бабушка, "наянная", и не является такой insufferable know-it-all по поведению, хотя Эрминтюд-Дафна -- и умница, и отличница, и настоящий английский survivor. И это опять новая девочка -- не Тиффани Эйкинг.
Пратчетт вообще, похоже, нежно любит английскую аристократию, это читалось и в Дискворлде, вот и в Нации Эрминтюд и ее семья напомнят о Сибил Рэмкин и ее предках-рыцарях. Любит Пратчетт и многие аспекты монархического правления, и в очередной раз описывает монаршьи права-обязанности со вкусом. И со вкусом в смысле смака, и со вкусом, в плане отстутствия безвкусицы, причем эта проблема зеркалится в "Нации" и на Мау и его маленький остров.
Пока не знаю, останется ли эта книга во мне таким куском восторга, какими стали некоторые вещи из Плоского мира. Как любая полупритча и, в общем, как любой текст, где количество -- пусть правильных -- но все-таки дидактических посылов, пожалуй, перекрывает количество чистых, не нагруженных апелляцией к моему моральному ядру, "приключений" (не обязательно приключений -- просто событий), Нация кажется мне тяжеловатой. Не знаю, может быть, это тоже книга для детей, которые все-таки будут находиться большей частью восприятия в приключениях, а дидактикой не станут заморачиваться -- она сама вползет в них попутно. Но мне показалось, что Пратчетт наконец-то "что-то хотел сказать этой книгой". Он всегда что-то говорит своими книгами, например, еще "Малыми богами" он наговорил столько, что тему, по сути, закрыл, но здесь он как будто хотел сказать, хотел, чтобы от него остался людям какой-то серьезный и окончательный завет. Может, это вовсе и не так. Может, он просто до этого дозрел. Или просто играл с теми темами, которые я тут попыталась перечислить, а уж сказал -- потому что нельзя было отыгрывать эти темы и не сказать. Но все-таки показалось, что пафоса чуть-чуть больше, чем было бы достаточно. И, в общем, то, чему он в этой книге учит, мы уже и сами знаем. Может, недостаточно чувствуем, но знаем.
Может быть, впрочем, что он не собирался никого ничему учить, а просто написал то, что мы все -- и он тоже -- прекрасно знаем и чувствуем. Но просто он это записал словами. Насколько новыми? А важно ли это?
В общем, надо хорошо переводить, надо читать, и спасибо Терри Пратчетту -- как всегда.
***
Несколько цитат -- без смысла, просто почему-то отмеченных
Imo took some of the night and rubbed it in his hands and made Locaha, the god of death.
Dogs would want to stay with the people, because they were people, too, in their way.
...they were called the trousermen, and were as pale as ghosts.
spark-maker
The word was 'Calenture'
It takes a lifetime to learn how to die
...her hand raised the pistol. Then her brain lowered it again.
Where his shadow fell, old friendships snapped and little wars broke out, milk soured, weevils fled from every stale ship's biscuit and rats queued to jump into the sea.
A certain extra touch of slightly mad realism was added by the parrot, who danced madly in the top of a coconut palm and shouted things like, 'What about Darwin, then? Waark!'
...had more tattoos than the Edinburgh festival...
'That was Charles the Second, sire,' Mr Black whispered. 'In fact he did indeed say that the Society deserved a mace "alike in bigness to our own" and I suppose we can only be grateful that he didn't say "biggittity".'
^ Тут я принялась смеяться в голос в пятом часу ночи, предвкушая радость переводчика
_____________________________
Ссылка по теме + Чернобыль
В Википедии
Еще аннотация