Мэри Поппинс, ты кто такой, давай, до свидания!
Начало - здесь
«Книжная» Мэри Поппинс приходит к читателю в трех ипостасях - как строгая воспитательница английской дисциплинарной традиции, как примордиальная Великая богиня и как Магический наставник и духовный учитель.
*
Мэри Поппинс высаживается на Вишневой улице посреди шторма и бури, стремительно, как отважный десантник (это разительно отличает ее от беспечно парящих на зонтиках над европейскими достопримечательностями праздных туристов с популярных на рубеже веков почтовых открыток), достает из бездонного солдатского вещмешка старую походную раскладушку, укладывается на нее, укрывается с головой и наполняет детскую комнату Бэнксов оглушительным храпом (в переводе Леонида Яхнина, к которому еще будет повод вернуться, названным «ровным дыханием») и запахами карболки и скипидара.
Ее любимые сорта мыла - "Санлайт" и "Винолиа" - прочно ассоциируются с бременем белого человека и чистоплотностью британского солдата Томми (одной из составляющих секрета его героизма), а свою единственную пару туфель она всегда сама начищает до блеска армейским гуталином.
«Вы верн-нулись, н-наконец-то, - запинался от волнения Майкл, обхватив ее тщательно обутую ногу - теплую, крепкую, самую что ни на есть настоящую,пахнущую черной ваксой». П.Л. Трэверс выстраивает мизансцену так, что читатель сразу попадает в атмосферу английской публичной школы с парамилитарной дисциплиной, непререкаемым авторитетом наставников и мазохистской преданностью и повиновением «фагов» - младших школьников, безропотно принимающих словесные унижения и телесные наказания (автор «русской» сказки о трех медведях Роберт Саути, учась в Вестминстерской школе, описывал свои отроческие впечатления от практик, получивших на континенте название vice anglais, в ученическом журнале «Флагеллянт»).
Каждый выход в Парк становится для Джейн и Майкла марш-броском с полной выкладкой: «В Парк походным шагом марш! Держать строй! Выкладываться по полной и не отставать!»- свирепо глядя через плечо, командует обладательница эффектной армейской выправки Мэри Поппинс. «Жесткую прямую спину» Мэри Поппинс унаследовала у своего прототипа, неоднократно упомянутого П.Л. Трэверс - голландской куклы из книжки Флоренс Кейт Аптон «Приключения двух Голландских Кукол и Голливога». Михаил и Раиса Горбачевы во время своего посещения в 1984 году резиденции Чекерс-Корт не могли не обратить внимания на оригинальные фигурки деревянных шарнирных кукол и тряпичного арапчонка, которые провели в застекленной витрине Длинной Галереи почти сто лет, прежде чем переехать в Музей детства в лондонском Бетнал-Грин.
Отрывистые команды, пинки и тычки, сопровождающие даже отход ко сну («Мэри Поппинс туго спеленывала каждого из них, заталкивая простыни и покрывала под матрас резкими, свирепыми, колющими ударами»), дополняет отборная ругань в адрес воспитанников. В свое время Маргарет Тэтчер приняла решение убрать Голливога из загородной резиденции премьер-министра Великобритании, поскольку обидчивые визитеры из бывших доминионов могли усмотреть в черной фигурке расистский подтекст. Мэри Поппинс использует в своей брани исключительно расистскую палитру, выступая классическим носителем британского колониального сознания. «Парочка голливогов, вот вы кто!» «Людоеды!» - сказала она свирепо и стала пихать их перед собой вниз по лестнице». «Зулус и то бы вел себя приличнее!» «Вы выглядите как мавры». «Ты не будешь вести себя как краснокожий, Майкл!» «Ты ведешь себя как готтентот!» Впрочем, презрительными расистскими кличками пользуются все жители Вишневой улицы, независимо от классовой и кастовой принадлежности - «уличные арабы» в прямой речи снобистской Люсинды Эмили Ларк такое же обычное обращение, как «индус», «черный язычник» и «готтентот» у кухарки Клары Брилл.
Про несчастных африканских готтентотов, в переводе Игоря Родина загадочным образом превратившихся в гугенотов («Сынок, ты гугенот?»), П.Л. Трэверс, которую в редакционной аннотации к первому изданию «Мэри Поппинс» представили как «молодую ирландку, выросшую в Австралии», вспомнила не случайно. Ирландцы - один из колонизированных народов Британской Империи - в глазах жителей метрополии выглядели, по замечанию видных деятелей Фабианского общества Сиднея и Беатрисы Уэбб (по странной случайности посетивших СССР в том же 1932 году, что и П.Л. Трэверс), таким же отвратительным племенем как готтентоты (знаменитый анатом Роберт Нокс, выведенный Р.Л. Стивенсоном как «Похититель трупов», добавлял в эту компанию и русских: «Кельтская и русская расы, презирающие труд и порядок, стоят на низшей ступени человечества»). Решение «ирландской проблемы» Сидней Уэбб видел в стерилизации представителей «низшей кельтской расы»; подобные евгенические законы предлагалось ввести и в «белой Австралии» времен детства П.Л. Трэверс, всегда стыдившейся своего провинциального происхождения и - после удавшегося побега из этой «интеллектуальной пустыни» - предпочитавшей говорить: «Я родилась в Британской Империи». Этот двойной гандикап П.Л. Трэверс, ее невольная оптика этнического и культурного аутсайдера, взгляд «извне» на английскую действительность и создали феномен «английской няни Мэри Поппинс», признанной всеми, кроме самих англичан. Канонической няней для жителя Британских островов является, скорее, старушка Хокинс, добрая подружка бедной - оплакиваемой, безвозвратно утраченной, как «старая добрая Англия» - юности Себастьяна Флайта из «Возвращения в Брайдсхед» Ивлина Во. Именно поэтому книги о Мэри Поппинс никогда не пользовались особой популярностью в Великобритании - об этом можно судить по отсутствию попыток их драматизации (единственным исключением стали несколько пластинок, начитанных драматическими актерами на студии грамзаписи «Фонтана» в 1969 году - уже после омерзительной «диснеизации»).
**
Сержантская муштра Мэри Поппинс быстро стала для детей Бэнксов повседневностью, и все же иногда привычные окрики и брань вызывают у них первобытный, животный страх. «Джейн и Майкл привыкли к угрозам Мэри Поппинс, но сегодня в её голосе были ноты, которых они никогда прежде не слыхали». «Мэри Поппинс была в такой ярости, что казалось, стала вдвое выше ростом. Она нависла над ним в своей ночной рубашке, огромная и сердитая, в ожидании ответа». «Он съежился от ужаса под ее диким молниеносным взглядом». «Затаив дыхание, они с Майклом смотрели, как лицо Мэри Поппинс медленно багровеет от бешенства». «Ее лицо было темным и ужасным».
Страх перед воспитателем сменяется ужасом перед божеством. Да и как не ужаснуться, когда в полумраке детской над твоей кроватью нависает темная и яростная Богиня Кали. О том, что под личиной Мэри Поппинс с прямыми черными волосами, голубыми глазами, румяными щеками и вздернутым носом скрывается многоликая Кали - темный лик Шакти, ужасная разрушительница невежества, заключенного в темницу времени, и освободительница тех, кто стремится к познанию вечности, первым дал понять в разговоре с П.Л. Трэверс ее проводник в мир Мистического Возрождения Джордж “Æ” Расселл: «Если бы Мэри Поппинс жила в другое время, в древности, к которой она, конечно же, принадлежит, у нее, без сомнения, были бы длинные золотые локоны, венок из цветов в одной руке и копье в другой, глаза как море, нос совершенной формы и крылатые сандалии на ногах. Но поскольку мы живем в Кали-юге, она приходит в соответствующих эпохе обличии и облачении».
Мэри Поппинс укоренена в Кали-юге. Она является «младшей родственницей» Террапина - «древнейшего и мудрейшего из земных существ», той самой Черепахи, на панцире которой стоят четыре слона, на спинах которых покоится земной диск вместе с горой Меру. Как известно, вся эта конструкция, в основании которой - свернутое в кольцо тело Исполинской Кобры, будет стоять, пока длится Кали-юга, и низверзнется в Бездну в конце этого космического цикла, когда Вишну явится в аватаре Калки верхом на белом крылатом коне.
С Исполинской Коброй - Гамадриадом - Мэри Поппинс также связана родственными узами: она приходится «двоюродной племянницей по материнской линии» этому «Князю мира сего - мудрейшему и ужаснейшему из всех нас», как почтительно называют своего властелина звери, собравшиеся на чествование Мэри Поппинс. Родство с самим Змеем - Сатаной, люциферианская природа Мэри Поппинс считывается и в ее движениях («Мэри Поппинс со скоростью змеи проскользнула в дверной проем и тащила детей вверх по лестнице»), и в «секретном» имени, по которому к ней обращается индейский вождь Полуденное-Солнце: «Утренняя-звезда-Мэри», т.е. Денница, Люцифер, носитель света и просвещения. П.Л. Трэверс четко разделяет люциферианский свет Утренней звезды Мэри Поппинс, освещающий путь к свободе и божественной власти по ту сторону границ творения, и венерианский свет Вечерней звезды, ведущий вспять, в царство материи, в материнскую утробу. Не случайно на представлении Звездного цирка, устроенном аполлоническим Солнцем - Властелином Звезд в честь Мэри Поппинс, Венера, представленная гостям Орионом как Вечерняя звезда, говорит о себе: «Я звезда, указывающая путь домой. Я возвращаю ягненка в стойло, а ребенка - его Матери».
«Я есть на каждой странице Библии», - утверждает Мэри Поппинс в романе Алана Мура и Кевина О’Нила «Лига выдающихся джентльменов». Мэри Поппинс вправе сделать такое заявление не только благодаря родственным связям с Сатаной; она также является племянницей Иареда, в повести «Мэри Поппинс открывает дверь» выведенного под именем Фреда Твигли, - шестого патриарха (начиная от Адама), отца Еноха, деда Мафусаила, прадеда Ламеха и прапрадеда Ноя. Таким образом, Мэри Поппинс состоит в родстве и с Нелли-Рубиной Ной, «Старшей Дочерью и Прямым Потомком» Ноя, которая в книге «Мэри Поппинс возвращается» предстает перед читателями богиней рассвета Остарой.
Самая древняя, докосмическая родственница Мэри Поппинс, абсолютный рекордсмен примордиальности и нуминозности - миссис Клара Корри (кузина Самуила Мо, приходящегося двоюродным братом Мэри Поппинс), «казавшаяся детям более старой, чем что-либо в этом мире», что не удивительно, ведь, по ее собственным словам, она «присутствовала при сотворении мира и была в те времена уже далеко не девочкой». Это даже не героиня книги Бытия, а одна из первичных мирообразующих потенций, Нюкта - оператор небесного свода, и именно она - совместно с Мэри Поппинс - открывает Майклу, Джейн, Джону и Барбаре таинство Евхаристии. В первый же свой рабочий день в доме № 17 Мэри Поппинс наливает из большой бутыли в ложку «темно-багровую жидкость» (цвет, несомненно ассоциирующийся с цветом крови) и поит ею детей, поочередно превращая ее в клубничное мороженое, лимонад, молоко (и пунш с ромом для себя). Чуть позже Мэри Поппинс приводит своих подопечных в лавку миссис Корри, которая, отломив у себя два пальца, протягивает их Джону и Барбаре. На месте отломленных пальцев немедленно вырастают новые, а в руках у близнецов оказываются ячменные леденцы. Так дети знакомятся с концепцией транссубстанциации, согласно которой субстанция хлеба и вина пресуществляется в сущность божественных Тела и Крови, в то время как доступные для органов чувств акциденции хлеба и вина остаются неизменными.
***
Чудо Мессы - магико-теургическая практика, евхаристический ритуал, «Операция Звезд», как называл ее Пико делла Мирандола в своей «Апологии» (не случайно эпизод «Мэри Поппинс», посвященный транссубстанциации, заканчивается возвращением Звезд на небесный свод), является лишь одной из множества disciplina arcani, в которые Мэри Поппинс в своей третьей ипостаси - как Магический наставник и духовный учитель - посвящает учеников. Благодаря Мэри Поппинс Джейн и Майкл встают на мистический путь, призванный помочь им решить две важнейших жизненных задачи: познать свою уникальную истинную волю и достичь единства бытия.
Урок недвойственности, божественного единства всего бытия Мэри Поппинс преподносит своим воспитанникам трижды. Три - очень важное число для П.Л. Трэверс: в каждой из книг трилогии о Мэри Поппинс двенадцать глав-историй, и каждая из них рассказывается трижды с незначительными вариациями. Полным «классическим» каноном «Мэри Поппинс» читатели обязаны Питеру Ллюэлину Дэвису, который на свой страх и риск в 1952 году, когда довоенная известность Мэри Поппинс сошла на нет, а П.Л. Трэверс, не думавшая возвращаться к писательскому труду, преподавала в Лондоне гурджиевские танцы, издал сборник «Мэри Поппинс в Парке», включающий недостающие две главы из книги «Мэри Поппинс возвращается» и четыре - из повести «Мэри Поппинс открывает дверь». В предисловии к сборнику П. Л. Трэверс предупреждает: «Следует понимать, что любые события, описанные в этой книге, случились во время одного из трех визитов Мэри Поппинс в семью Бэнксов. Это - слово предостережения всем тем, кто предвкушает четвертый визит. И, кроме того, следует помнить, что три - счастливое число».
Через несколько лет после этого издательского подвига Питер Дэвис, уставший быть «тем самым Питером Пэном», вышел из своего номера отеля «Слоан-Сквер», бывшего его последним лондонским пристанищем, и бросился под поезд метро на ближайшей станции. По странному стечению обстоятельств все в том же 1984 году, когда была впервые показана музыкальная фантазия «Мэри Поппинс, до свидания», более 35 миллионов советских зрителей увидели гостиницу «Слоан-Сквер» на «полуподпольных» кадрах, сделанных корреспондентом Гостелерадио в Лондоне и вошедших в фильм «Тайна “Черных дроздов”» (занявший в прокате почетное четвертое место за «Танцором диско», «Любовью и голубями» и «Белыми Росами») вместе с другими необязательными кинозарисовками - романтической парой на Бейсуотер-роуд, последними идейными панками на Кингс-роуд (П.Л. Трэверс, жившая неподалеку, находила их «милыми») и афишными стендами на традиционно безлюдной станции метро «Милл Хилл Ист», зазывающими на новый фильм Хосе Рамона Ларраса «Сексуальные ритуалы Дьявола».
Дьявол-Гамадриад первым читает Джейн и Майклу проповедь об отсутствии фундаментального различия между субъектом и объектом, сознанием и материей, Атманом и Брахманом. Слова Королевской Кобры, Князя мира сего - «Возможно, что есть и быть съеденным - в конце концов, одно и то же. Помни: все мы - и вы в городах, и мы в джунглях - сделаны из одного и того же вещества. Из того же материала - и дерево над нами, и камень под нами; зверь, птица, звезда - все мы одно, и все идем к одному концу» - повторяют слова Иисуса из гностического гимна в апокрифических «Деяниях Иоанна»: «Хочу быть освобожденным и освободить хочу. Аминь. Хочу быть уязвленным и уязвить хочу. Аминь. Пожрать хочу и хочу быть пожранным. Аминь». И - как Иисус велел своим ученикам «взять друг друга за руки и таким образом составить круг, а Сам, будучи в середине [круга], начал петь гимн», так и Сатана призывает всех зверей образовать круг, в центр которого встает Мэри Поппинс, и пуститься в ритуальный танец под названием «Великая Цепь», несомненно отсылающим к понятию «Великой Цепи Бытия» как единства всей вселенской иерархии. «Звери и птицы раскачивались взад и вперед все вместе, как единое целое, тесно окружив Мэри Поппинс, которая тоже покачивалась из стороны в сторону». Этот суфийский хоровод ордена Мавлавия, медитативный зикр дервишей - один из ритуалов церемониальной магии, помогающих соискателям в обретении Адвайты - повторяется в трилогии еще два раза: как Танец Вращающегося Неба в Звездном цирке, где зверям из «Великой Цепи» соответствуют анималистические созвездия небосвода (в гурджиевском танце ученики движутся вокруг гуру подобно планетам, обращающимся относительно светила, расположенного в центре), и Танец Высокого Прилива на дне мирового океана, где, по словам Гигантской черепахи Террапина, «каждая земная тварь имеет своего брата - морского льва, собаку, зайца, слона, где морское дно усеяно драгоценными камнями, как и суша, и морскими звездами как небо».
«То, что внизу, аналогично тому, что вверху. И то, что вверху, аналогично тому, что внизу, чтобы осуществить чудеса единой вещи». Мэри Поппинс приоткрывает для своих воспитанников Вуаль, скрывающую реальность единства бытия. «Джейн протянула руку. К своему удивлению она обнаружила, что то, что казалось ей беззвездным небесным пространством, на самом деле было плотным темным занавесом. Она нажала на него и почувствала, как он подался; она сосборила часть его, и, потянув Майкла за собой, отодвинула занавес».
Эдит Несбит - любимая писательница П.Л. Трэверс, одна из основателей Фабианского общества и член Герметического ордена «Золотой Зари» - писала в 1907 году: «Занавес - тонкий, как шелк, прозрачный, словно стекло, и прочный, как железо, занавес отделяет волшебный мир от того мира, который мы считаем нашим. Но когда людям в руки попадает нечто, способное найти «слабое место» в этом занавесе - будь то колдовской перстень или амулет, - тогда может произойти все, что угодно». Воспитанники Мэри Поппинс - как и герои «Зачарованного Замка» Несбит - используют сигилы, энтеогены и экстатические техники для развития сверхспособностей (сиддхи) и тренировки своего тонкого тела (Тела Света). Визуальная концентрация желания позволяет Майклу и Джейн проникать в иллюстрации к любимым книгам и в собственноручно изготовленные инсталляции, а вдыхание «веселящего газа» (закиси азота) развивает способность к левитации. Но как бы ни были многочисленные путешествия воспитанников Мэри Поппинс по просторам астрального плана увлекательны сами по себе, их подлинная ценность состоит не в утверждении реальности «волшебного мира», а в том, насколько они споcобствуют обретению соискателями-визионерами истинной воли.
«Что реально, а что нереально? - рассуждает Солнце - Властелин Звезд, - Ни вы ни я не можем этого утверждать. То, что мы себе представляем, становится реальным. Большего нам знать не дано. Поэтому если Майкл считает, что держал в руках настоящую Луну, значит так оно и есть!». «Но тогда,- задумчиво проговорила Джейн,- находимся мы здесь на самом деле или только думаем, что мы здесь?» Солнце грустно улыбнулось: «Дитя, не ищи ответа на этот вопрос. С сотворения мира люди задают его себе. Даже я, Повелитель Небес, не знаю на него ответа. Я уверен только в одном - сегодня Выходной, Созвездия ярко сверкают - и это действительно так, если, конечно, ты в это веришь». Мэри Поппинс - вслед за Алистером Кроули, сказавшим: «Каждый маг обладает Астральной Вселенной, присущей лишь ему одному», - формулирует этот магический постулат еще короче: «У каждого своя собственная Волшебная страна».
Следование одному единственному вектору истинной воли подразумевает противостояние мириадам импульсивных желаний, порождаемых умом, и их проверку на соответствие воле. Неспособность контролировать желания раз за разом приводит Джейн и Майкла в западню. «Вы пожелали того, чего не хотели? Вам бы следовало быть аккуратнее, - наставляет Майкла Король Кошачей звезды: - Желания довольно опасная штука - желайте только того, что вам действительно нужно, иначе неизвестно, куда они могут вас завести». А Форель на приеме у Террапина спрашивает у Джейн, удивившейся исполнению своего желания: «Какой же смысл желать впустую? Это просто трата времени». И только Мэри Поппинс - по словам ее дяди Артура Терви, заложника своих желаний - «всегда получает то, что хочет, и так, как она этого хочет».
Укрощения желаний соискатель достигает, когда обучается способности концентрироваться и останавливать мысли. « Некоторые люди,- одергивает Мэри Поппинс выбравшуюся из бэд-трипа Джейн, - что-то уж чересчур много думают. Вот в этом я уверена». Мэри Поппинс учит «не задавать вопросов, чтобы не получать ложных ответов», и не отделять знания от действия и воли. «Если Воля останавливается и восклицает: «Почему?» - призывая «Потому что», то Воля останавливается и не свершает ничего», - говорит «Книга Закона».
Магическая свобода открывается через самодисциплину (навыки, полученные в ходе того, что некоторые читатели ошибочно принимают за «сержантскую муштру»), самонаблюдение, интуицию и понимание себя как арены противостояния личности и
сущности. «Кто-то еще есть внутри меня, - говорит Джейн, - Я знаю. Я все время это чувствую». Выработка собственного «Я», то есть воли, и установление непосредственной связи между «Я» и Вселенной, то есть осознание всеединства - и есть финал магической работы Мэри Поппинс с Джейн и Майклом. Если вуаль Волшебного мира, которую приоткрыла перед детьми их няня, была завесой Парокет - занавесом Иллюзии, по ту сторону которого Майклу и Джейн открылись проблески Тиферет, то оставляет она их в конце трилогии на пороге Открытой Двери, то есть у Высшей Завесы - Бездны Даат.
«Как будто услышав их, она на минуту застыла, одной ногой на пороге», - пишет П.Л. Трэверс. Но переводчик Яхнин, стыдливо закрывавший глаза на храп Мэри Поппинс, на этот раз не оставляет у читателей никаких сомнений: «Она уже занесла ногу над порогом бездны, но, словно услышав их страстный вопль, замерла на мгновение и обернулась. В следующий миг она раскрыла над головой свой зонтик и шагнула в ночь».
Познание и собеседование Джейн и Майкла со своим Святым Ангелом-Хранителем - Мэри Поппинс - состоялось. Здесь заканчивается рассказанная П.Л. Трэверс история посвящения в Западную Эзотерическую Традицию, и начинается совсем другая. Если бы авторам фильма «Мэри Поппинс, до свидания» пришлось адаптировать книгу исключительно для советской телеаудитории, то единственной приемлемой локализацией была бы история о бравом сержанте-сверхсрочнике, который днем на плацу истязает духов и черпаков строевой муштрой, вечером в Ленинской комнате рассказывает им о ратных подвигах древних богов Фрунзе и Ворошилова, а после отбоя показывает удивительные фокусы под одеялом в казарме. Но поскольку вторым - воображаемым - адресатом «англоманского» усилия Валуцкого и Квинихидзе было заморское начальство, неспособное даже признать в Петьке с Василием Ивановичем локализованных Дживса и Вустера, требовалось более прямое высказывание - и им стала история злоключений советского горе-телемита Робертсона Эя.