ОБРАТНЫЙ ПЕРЕВОД
Начиналось все достаточно невинно: один автор предложил редакции текст рассказа. Называлось произведение «Савелий Ладогин». Хороший рассказ, только у нас у всех сложилось мнение, что мы его где-то уже все читали. Начиналось произведение так:
«Родной брат моего отца, известный праведностью своих помыслов и чистотой принципов, умер в деревне неподалеку от Гуаньжоу. Узнав об этом, я нанял рикшу и отправился вступать в права наследства…»
- А дальше что? - спросил редактор. - Далеко он на этом рикше уехал?
- Да, да, - засуетился автор. - Тут вот смотрите… так, ну это про его детство…
- И про детство тоже? - спросил редактор.
- Да, - сказал автор, - ну, вот, например… «Сперва Синь Цзы на ним ходила, потом Хун Ли ее сменил…» Или вот… «Обучение строилось таким образом, чтобы все понемногу овладевали различными знаниями…»
- А в деревне он что делал? - осторожно спросил редактор, начавший о чем-то догадываться. - Поди, «лет сорок с буддами бранился, в Янцзы смотрел и мух давил»? Скажите, а там не жили рядом две девушки? Ну, допустим, Оль Га и Тать Ян?
- А вы откуда знаете? - насторожился автор. - На самом деле жили. - Тут вот еще такое замечательное место есть, сейчас найду. А, вот! - «и пальцем на стекле писала иероглиф Инь, иероглиф Янь…»
- Хватит! - рявкнул редактор. - Довольно! Не то вы еще договоритесь до того, что одна из них вышла замуж за какого-нибудь китайского генерала…
- За манчжурского… - вкрадчиво поправил автор.
- Угу, - поддакнул редактор, - а там нету у вас такого «а это кто в малиновом берете с послом испанским говорит?»
- Не совсем как вы сказали, - мягко ответил автор. - Где же это… Вот оно: «за кимоно с драконом красным ее держал какой-то мандарин…»
- Слушайте, - спросил вдруг ответственный секретарь. - А почему его зовут Савелий Ладогин?
- Он эмигрант… - тихо сказал автор и покраснел.
- Знаете, Юра, - попросил редактор секретаря. - Вызовите ему, пожалуйста, по телефону какого-нибудь рикшу и пусть тот его куда-нибудь увезет, хоть в Харбин, а то я за себя не отвечаю…
Автор непонятного произведения исчез, и все вздохнули с облегчением. Но, оказалось, что зараза уже проникла в редакцию.
Сначала не получилось устроить разнос корректорше. На все претензии редактора она тихо промолвила: «Я вам пишу и пишу. Чего же вы хотите дополнительно от бедной китайской девушки, которую вы вправе наказать своим презрением?» Редактор остолбенел.
- Юра, - позвал он секретаря, - это что у нас такое?
- Ничего, - меланхолично ответил Юра и добавил, - а вообще, чем меньше ли до Шао-Линя, тем все страннее наш Фэн-Шуй…
- Прекратите! - заорал редактор, а в дверь постучали.
- Юра, кого там еще черти принесли? - испугался редактор.
Юра открыл дверь и осторожно вышел. Редакция забеспокоилась. Из-за двери доносилось какое-то невнятное шушуканье и шорох бумажных листов.
- Вот, - сказал Юра, - я не хотел, я его предупреждал, но он рвется…
И в комнату вошел все тот же автор.
- Что вам, милый мальчик? - прошипел редактор как гадюка. - Какой рикша вас сюда снова занес? Что вы там еще насочиняли из китайской народной жизни времен династии Минь?
- Вот, - краснея и пугаясь, автор протянул редактору пачку листов.
- Юра! - растерянно сказал редактор. - Он опять…
Вся редакция кинулась к столу главного.
- «Беды, Происходящие От Множественности Разума» - озадаченно прочел заглавие Юра. - Про что это, интересно?…
Редактор посмотрел на последний лист и сказал «мама!».
- Ну, ну! - сказал ему Юра. - Что нас тут так напугало?
- Вот! - показал редактор. - Прочти вслух!
Юра заинтересованно вперил взор в листок и прочел:
- «Прочь из Шанхая… Больше не приеду… Изыщу место в форме угла… Немедленно хочу паланкин…»
Корректорша сказала:
- По-моему, неплохо…
- Что значит «неплохо»?! - заорал главный. - Вы соображаете, что вы говорите?! Как я это буду печатать?! Под видом чего?
- Под видом моего произведения, - робко предложил автор, - неплохой китайский сюжет времен императрицы Цы Си…
- А знаете что, - оживился Юра, - а пускай у вас Чацкий будет хунвэйбин, а? И, например, в Шанхай в этот ваш он с полуострова Даманский приехал?
- Идите вы все знаете куда… - разозлился редактор, - и вы, Юра, в том числе… Я сейчас лично напишу на двери дацзыбао, чтоб вот этого (он ткнул пальцем в автора) ни под каким видом к нам не пускали. Вызовите кто-нибудь ему паланкин и пусть проваливает. У нас тут не кружок по изучению китайского, а нормальная русская редакция!
Когда автора вытолкали, Юра сказал главному:
- Пал Палыч, а что мы в нашей нормальной русской редакции печатать собираемся? У нас же ни черта нет. Я уже замучился писать про Багамы и Сейшелы. При этом я даже в Турции не был. Может, напечатаем этого? Все-таки, у нас не Москва, может, пройдет?…
Главный задумался. У нас, конечно, не Москва и даже не Калуга. Число подписчиков не то, чтобы тает, но не растет. Писать про Багамы можно, но недолго: Багамы одни, а у нас еженедельник. Программу телепередач печатает Москва, а местные новости поступают, в основном, из отделения милиции и если печатать только их, то читателю не то, чтоб нас покупать, а вообще жить не захочется. Стоило подумать…
...Автор не появлялся с месяц, так что мы уже начали беспокоиться, что он вообще больше не придет. Юра тем временем попытался выяснить что-нибудь о жизни самого автора. Но тут нас ждало разочарование. Приехал он откуда-то из Киргизии, местных никого не знал, устроился работать трактористом. Через месяц он опять появился в редакции.
- Чем порадуете? - приветливо спросил главный.
- Да вот, роман пишу, - признался автор.
- И о чем, позвольте полюбопытствовать? - снова спросил главный.
- Ну, как вам сказать… - поежился автор, - …ну, в общем, про то, как девушка полюбила офицера, а того убили на войне.
- «Война и Мир», - кивнул редактор.
- Откуда вы все знаете? - поразился автор. - Я все время приношу что-то новое, а вы все время, оказывается, все уже знаете… Прямо обидно!
- Послушайте, - задушевно произнес Юра, выходя из-за своего стола, - где вы берете ваши книги? Покажите нам хоть одну из них… Ну, хотя бы вот эту, про девушку и военного…
Автор порылся в портфеле и вытащил потрепанную книгу:
- Вот… Только я еще не до конца перевел.
- Иероглифы какие-то странные, - заметил Юра, разглядывая книгу, - разные, по-моему…
- А, вы тоже обратили внимание! - обрадовался автор. - Тут, действительно, две первых страницы на японском, а остальное по-китайски. Интересно, правда?
- Зачем по-японски-то? - не понял Юра.
- Затем, что это - «Война и Мир», - догадался редактор, - там у Толстого первые две страницы по-французски…
- Так где ж вы это взяли, все-таки? - спросил Юра.
- А у нас в Киргизии китайцы жили. Я их с детства знал. А один из них даже в школе у нас преподавал. А потом, когда мы уезжали, он мне книги свои подарил. Вот я и перевожу… Просто мне хотелось, чтоб вы думали, что это все я написал, а вы как-то обо всем догадались…
- Понятно! - сказал главный. - Теперь все понятно! Это - обратные переводы с китайского. Только хотел бы я знать, кто это все на китайский-то переводил…
- Скажите, - спросил Юра. - А русскую литературу у вас в Киргизии не преподают?
Автор пожал плечами:
- Может, в столице и преподают, а у нас учителя не было.
- А что вы еще… ну это… написали? - поинтересовался главный.
Автор оживился, поднял глаза к потолку и начал перечислять:
- Вообще, много чего… «Шизофреника»,
- «Идиот»… - сам для себя негромко перевел редактор.
- «Негромкую Янцзы», «Фэн-шуй манчжура»,- продолжал автор.
- «Тихий Дон» и «Судьба человека»! - догадался Юра.
- …«Кимоно», «Ноздрю»...
- Идет! - хлопнул по столу редактор. - Вся наша китайская литература вышла из «Кимоно». Или из «Ноздри». Давайте чего-нибудь повеселее и мы начинаем вас печатать. Хватит болтать, пора дело делать!
… С февраля по ноябрь мы печатали отрывки из веселого китайского романа «Дюжина циновок». Там рассказывалось о том, как во времена Мао Цзе Дуна одна тетка спрятала в циновке драгоценности, а потом три китайца их искали по всей Поднебесной, при этом один оказался сумасшедшим даосским священником.
С ноября по январь жители нашего городка прямо-таки рвали из рук друг у друга свежие номера нашего издания с главами книги «Бедные китайцы». Потом подошел черед маленького рассказа «Тибетский пленник». И, наконец, мы разразились ошеломляющим по своему успеху киносценарием «Я блужу по Пекину», повествующего об одном дне из жизни трех молодых симпатичных хунвэйбинов.
Тираж вырос до небес. Нас уже покупали в Калуге. Мы перестали публиковать сводки, предоставляемые вытрезвителем. Местная администрация печатала у нас свои распоряжения только за наличный расчет. И наконец, однажды мы получили два гранта на развитие издания: один от минкультуры за публикацию русской классики, а второй - от посольства Китайской Народной Республики. За активную пропаганду китайского образа жизни.