Романтизм: лицо жопы
Я тут подумала, что, рассказав о "темной стороне силы" барокко, поступлю несправедливо, если промолчу о том же самом в романтизме. Вообще, все эти литературные направления - в конечном счете вербализация человечских проявлений, людских реакций на изменяющийся мир - а в людских реакциях не может быть только хорошее, там обязательно есть какая-то засада.
Если барочное мироощущение проистекает из подспудного страха перед хаосом, в том числе и хаосом человеческого сознания и бессознательного, то романтизм - из столь же глубинного ужаса перед организацией.
И если самые барочные барочники у нас в Испании, где этот самый человеческий хаос приобретает такие формы, что только держись - то самые романтические романтики у нас были где? Где в Европе среда и общество давили человека так, что тому было даже пукнуть трудно?
Правильно, в Германии. Да, конечно, в Англии был Байрон, ставший вторым после Наполеона романтическим идолом, но именно немцы создали _школу_, их романтизм был философским, они отчетливо сформулировали мировоззрение и мироощущение романтика.
Мироощущение это наилучшим образом передается словами "чужак в чужой стране". Причем не только в чужой, а скрыто-враждебной. Законы этой страны не просто странны и нелепы - они подчас жестоки и унизительны. Если человек и будет пытаться исполнять их, мимикрировать под среду - ему это дастся лишь ценой полноо отказа от себя, подчинения себя механизму. Перечитайте сказки Гофмана - и вы поймете, о чем я. Гофман - непревзойденный мастер создания атмосферы душного филистерства, в которой процветают мастера заводных кукол и крошки Цахесы.
Это мироощущение в той или иной степени присуще всем юным - потому что законы мира им и в самом деле еще толком неизвестны, и во многом взрослые условности, статусные танцы и прочее кажется им уродливой пляской заводной куклы. Но настоящий романтик живет с этим ощущением всю жизнь, а не только в юности.
Вы все наверняка читали или по телеку видели мучительные исповеди транссексуалов - как фигово человеку жить с ощущением, что у него должно быть другое тело. Так вот представьте себе человека, живущего с ощущением, что у него должно быть другое ВСЕ. Лицо, имя, профессия, место и время жительства и... да, иногда пол тоже. ВСЕ. "Мне нужен для дыханья другой газ". Вот это романтик и вот этот разрыв между тем, чего хотелось бы и тем, что есть - топливо романтизма. Да, в мягкой форме это может принимать вид тоски интеллигента по алым/белым парусам, но я сознательно беру жесткач, чтобы прийти к топику и объяснить, в какие моменты романтизм может быть по-настоящему страшным.
О чем думает человек с больной мозолью? Он своей боли. Даже если он изо всех сил отвлекается, ударяется в работу, мечания или там молитвы - все равно как только нужно будет встать и идти, боль напомнить о себе.
Человек, у которого больной мозолью является "я", будет либо постоянно помнить об этой больной мозоли, либо через отвлечение и отречение от нее - все равно помнить. Романтик - эгоист ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ. Он может быть сколь угодно искрен в своих попытках альтруизма, но это - всего лишь попытки "не думать о белой обезьяне". Романтик может избегать романтического бунта, изо всех сил пытаться встроиться - и ломать, ломать, ломать себя... Кончится это в лучшем случае неврозом, в худшем - запоем или наркотиками.
Александр Сергеевич очень точно и с истинно романтической иронией подметил, что "лорд Байрон прихотью удачной облек в унылый романтизм и безнадежный эгоизм". Да, эгоцентрику удобно мимикрировать под романтика - но и ханже удобно мимикрировать под барочника. Но, как в самом барокко заложено зерно ханжества и мании приличия - так и в самом романтизме заложено зерно эгоцентризма. Инае и быть не может - у человека без этого зерна нужного мироощущения не сложится.
А дальше - уже последствия. Уже "ягодки". Например, романтики нередко жестоки. Барочники тоже жестоки, но это другая жестокость. С чем бы сравнить... Вот есть два диких восточных обычая, успешно искорененных в наше время: китайское бинтование ног и харакири. Так вот, первый - это барочная жестокость, второй - романтическая. В первом случае - миллионы женщин были фактически искалечены, годами страдали от непрерывной боли, у них гнили и отваливались куски плоти, ногти, пальцы - но зато снаружи, под слоем шелковых бинтов, лапка представляла собой что-то крохотное и похожее на "лепесток лотоса". Если бинты размотать - вытошнит с непривычки, а снаружи все чинно-благопристойно и как бы даже эстетишно. А во втором случае все откровенно до рвоты: вот меч, вот живот, кишки наружу - нате, смотрите, дорогие товарищи, я от общественности ничего не скрываю, чем жить замараному, мне лучше сдохнуть, причем помучительней, чтобы последнему ослу было ясно: я не из слабости от жизни бегу, а просто мне низ-зя иначе, не могу я. Вот это вот романтическая жестокость. Нет, вы не думайте, что она - только по отношению к себе. Калигула у Камю - прекрасный пример крайней романтической жестокости.
Вторая половинка жопы - это тот же романтический индивидуализм, распространенный на группу. Романтизм открыл миру не только человеческую индивидуальность во всех ее противоречиях - но и индивидуальность больших групп, а именно - наций. С одной стороны, это было прекрасно и здорово. Именно во времена романтизма люди кинулись исследовать свое прошлое и орать - "У меня есть отечество!". Романтизм _историчен_. Именно в романтическую эпоху появились первые подлинно исторические романы - в которых прошлое было не условным, а как можно более подлинным (романтизм вообще тяготеет к всякой подлинности). Вернемся к Кальдерону: он мог избирать любое место и время действия, от античной Сирии до Испании 12-14 вв; его герои все равно вели себя как испанцы 17 в. Мольер, оставив героям "Дона Жуана" испанские имена, превращает их в французов. В "Бургонском Отеле" Горации и Куриации носят кружевные рубахи, камзолы и панталоны. В театре романтизма актеры начинают появляться на сцене в костюмах, соответствующих времени действия, а не актуальной эпохе постановки.
В эпоху романтизма начинается исследование фольклора. Народные сказки и песни перестают быть "низкими", входят в моду. Серьезные ученые берутся за народные обычаи, пословицы, поговорки; народный диалект уже не воспринимается как испорченный, грязный язык:диалектные особенности словоупотребления и произношения уже не баг, а фича. В Европе начинается череда "географических открытий" - оказывается, существуют какие-то ирландцы, бретонцы, черногорцы, украинцы, белорусы; оказывается, и шотландцев с валлийцами не до конца обангличанили, и пруссаки с баварцами не одно и то же... Очень благородным делом по такому случаю становится национально-освободительная борьба. А кто не может бороться - тот, по крайней мере, пишет о борцах и борениях.
Но это еще не жопа. Это, в принципе, нормально и за это человечество романтикам должно сказать "боольшое спасибо". Жопа начинается, когда романтический национализм накладывается на романтическую жестокость, при чем и то и другое - в крайних проявлениях.
С грустью должна признать, что нацизм по своему вектору - явление насквозь романтическое. И не зря его породил именно тот сумеречный немецкий гений, который взрастил и романтизм. Прежде чем охать "Как это могло вылупиться на родине Гете и Шиллера", нужно перечитать Гете и Шиллера - и немедлено станет ясно, что этот ядовитый гриб растет только на романтическом перегное.
Если барочное мироощущение проистекает из подспудного страха перед хаосом, в том числе и хаосом человеческого сознания и бессознательного, то романтизм - из столь же глубинного ужаса перед организацией.
И если самые барочные барочники у нас в Испании, где этот самый человеческий хаос приобретает такие формы, что только держись - то самые романтические романтики у нас были где? Где в Европе среда и общество давили человека так, что тому было даже пукнуть трудно?
Правильно, в Германии. Да, конечно, в Англии был Байрон, ставший вторым после Наполеона романтическим идолом, но именно немцы создали _школу_, их романтизм был философским, они отчетливо сформулировали мировоззрение и мироощущение романтика.
Мироощущение это наилучшим образом передается словами "чужак в чужой стране". Причем не только в чужой, а скрыто-враждебной. Законы этой страны не просто странны и нелепы - они подчас жестоки и унизительны. Если человек и будет пытаться исполнять их, мимикрировать под среду - ему это дастся лишь ценой полноо отказа от себя, подчинения себя механизму. Перечитайте сказки Гофмана - и вы поймете, о чем я. Гофман - непревзойденный мастер создания атмосферы душного филистерства, в которой процветают мастера заводных кукол и крошки Цахесы.
Это мироощущение в той или иной степени присуще всем юным - потому что законы мира им и в самом деле еще толком неизвестны, и во многом взрослые условности, статусные танцы и прочее кажется им уродливой пляской заводной куклы. Но настоящий романтик живет с этим ощущением всю жизнь, а не только в юности.
Вы все наверняка читали или по телеку видели мучительные исповеди транссексуалов - как фигово человеку жить с ощущением, что у него должно быть другое тело. Так вот представьте себе человека, живущего с ощущением, что у него должно быть другое ВСЕ. Лицо, имя, профессия, место и время жительства и... да, иногда пол тоже. ВСЕ. "Мне нужен для дыханья другой газ". Вот это романтик и вот этот разрыв между тем, чего хотелось бы и тем, что есть - топливо романтизма. Да, в мягкой форме это может принимать вид тоски интеллигента по алым/белым парусам, но я сознательно беру жесткач, чтобы прийти к топику и объяснить, в какие моменты романтизм может быть по-настоящему страшным.
О чем думает человек с больной мозолью? Он своей боли. Даже если он изо всех сил отвлекается, ударяется в работу, мечания или там молитвы - все равно как только нужно будет встать и идти, боль напомнить о себе.
Человек, у которого больной мозолью является "я", будет либо постоянно помнить об этой больной мозоли, либо через отвлечение и отречение от нее - все равно помнить. Романтик - эгоист ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ. Он может быть сколь угодно искрен в своих попытках альтруизма, но это - всего лишь попытки "не думать о белой обезьяне". Романтик может избегать романтического бунта, изо всех сил пытаться встроиться - и ломать, ломать, ломать себя... Кончится это в лучшем случае неврозом, в худшем - запоем или наркотиками.
Александр Сергеевич очень точно и с истинно романтической иронией подметил, что "лорд Байрон прихотью удачной облек в унылый романтизм и безнадежный эгоизм". Да, эгоцентрику удобно мимикрировать под романтика - но и ханже удобно мимикрировать под барочника. Но, как в самом барокко заложено зерно ханжества и мании приличия - так и в самом романтизме заложено зерно эгоцентризма. Инае и быть не может - у человека без этого зерна нужного мироощущения не сложится.
А дальше - уже последствия. Уже "ягодки". Например, романтики нередко жестоки. Барочники тоже жестоки, но это другая жестокость. С чем бы сравнить... Вот есть два диких восточных обычая, успешно искорененных в наше время: китайское бинтование ног и харакири. Так вот, первый - это барочная жестокость, второй - романтическая. В первом случае - миллионы женщин были фактически искалечены, годами страдали от непрерывной боли, у них гнили и отваливались куски плоти, ногти, пальцы - но зато снаружи, под слоем шелковых бинтов, лапка представляла собой что-то крохотное и похожее на "лепесток лотоса". Если бинты размотать - вытошнит с непривычки, а снаружи все чинно-благопристойно и как бы даже эстетишно. А во втором случае все откровенно до рвоты: вот меч, вот живот, кишки наружу - нате, смотрите, дорогие товарищи, я от общественности ничего не скрываю, чем жить замараному, мне лучше сдохнуть, причем помучительней, чтобы последнему ослу было ясно: я не из слабости от жизни бегу, а просто мне низ-зя иначе, не могу я. Вот это вот романтическая жестокость. Нет, вы не думайте, что она - только по отношению к себе. Калигула у Камю - прекрасный пример крайней романтической жестокости.
Вторая половинка жопы - это тот же романтический индивидуализм, распространенный на группу. Романтизм открыл миру не только человеческую индивидуальность во всех ее противоречиях - но и индивидуальность больших групп, а именно - наций. С одной стороны, это было прекрасно и здорово. Именно во времена романтизма люди кинулись исследовать свое прошлое и орать - "У меня есть отечество!". Романтизм _историчен_. Именно в романтическую эпоху появились первые подлинно исторические романы - в которых прошлое было не условным, а как можно более подлинным (романтизм вообще тяготеет к всякой подлинности). Вернемся к Кальдерону: он мог избирать любое место и время действия, от античной Сирии до Испании 12-14 вв; его герои все равно вели себя как испанцы 17 в. Мольер, оставив героям "Дона Жуана" испанские имена, превращает их в французов. В "Бургонском Отеле" Горации и Куриации носят кружевные рубахи, камзолы и панталоны. В театре романтизма актеры начинают появляться на сцене в костюмах, соответствующих времени действия, а не актуальной эпохе постановки.
В эпоху романтизма начинается исследование фольклора. Народные сказки и песни перестают быть "низкими", входят в моду. Серьезные ученые берутся за народные обычаи, пословицы, поговорки; народный диалект уже не воспринимается как испорченный, грязный язык:диалектные особенности словоупотребления и произношения уже не баг, а фича. В Европе начинается череда "географических открытий" - оказывается, существуют какие-то ирландцы, бретонцы, черногорцы, украинцы, белорусы; оказывается, и шотландцев с валлийцами не до конца обангличанили, и пруссаки с баварцами не одно и то же... Очень благородным делом по такому случаю становится национально-освободительная борьба. А кто не может бороться - тот, по крайней мере, пишет о борцах и борениях.
Но это еще не жопа. Это, в принципе, нормально и за это человечество романтикам должно сказать "боольшое спасибо". Жопа начинается, когда романтический национализм накладывается на романтическую жестокость, при чем и то и другое - в крайних проявлениях.
С грустью должна признать, что нацизм по своему вектору - явление насквозь романтическое. И не зря его породил именно тот сумеречный немецкий гений, который взрастил и романтизм. Прежде чем охать "Как это могло вылупиться на родине Гете и Шиллера", нужно перечитать Гете и Шиллера - и немедлено станет ясно, что этот ядовитый гриб растет только на романтическом перегное.