В предыдущей серии речь шла об антитоталитаристской книжке Вирека, в сегодняшней - о книжке с оттенком искушения тоталитаризмом.
В 1940 г. в ежеквартальнике Оклахомского университета «Books Abroad» появилось эссе Вирека "Семеро против человека", год спустя выпущенное отдельным изданием. «Семь мятежных духов нанесли человеческому сознанию раны, которые могут оказаться смертельными: Галилей, Лютер, Руссо, Дарвин, Маркс, Фрейд, Эйнштейн», - заявил былой поборник анархизма, свободомыслия и психоанализа.
«Галилей лишил человека достоинства, Лютер - морального закона, Руссо - дисциплины, Дарвин - божественности. Маркс поставил под угрозу собственность. Фрейд убил любовь. Оставался один мост в бесконечность, один выход - абстрактная наука... Пришел Эйнштейн, и всё стало «относительно»», - суммировал Вирек, хотя сам Эйнштейн предупреждал его против подобной трактовки. Неожиданно выглядели проклятия Фрейду: «Если христианство, по выражению Ницше, добавило каплю яда в чашу Эроса, то Фрейд опустошил этот сосуд и наполнил его полынью и падалью. Психоанализ превратил девять муз в сублимированные неврозы, и на обломках наших мечтаний Эдип танцует жуткий венский вальс с Нарциссом».
Что делать? «Тоталитарная идея может спасти нас от крушения в бурю; в трудной ситуации она может послужить временным убежищем странам и людям». В отдельном издании далее шел текст, отсутствовавший в первой публикации: «Национал-социализм был единственным спасением Германии в конкретных обстоятельствах времени и истории. Новая энергия, которую высвободил у народа гений Гитлера, может вознаградить немцев за жертвы ради железной дисциплины, к которой нацистская вера принуждает индивидуум. Но национал-социализм - не всеобщая панацея. Это не конечная стадия эволюции, независимо от того, сколько просуществует Третий Рейх. Гитлер - человеческий феномен, не имеющий аналогов: наполовину мистик, наполовину реалист, наполовину Мухаммед, наполовину Наполеон. Германии особенно повезло, поскольку она выдвинула самого динамичного воина, государственного деятеля и законодателя нашего времени, если не всех времен».
В финале Вирек попытался «сдать назад»: «Коллективизм как конечная цель несовместим с человеческим достоинством. Коллективизм, если только он не примет неведомые сейчас формы, означает конец любого прогресса и навеки низводит человека до состоянии насекомого, которое платит за упорядоченную жизнь полной потерей индивидуальности... Лично я предпочитаю благородное прошлое и менее бесславное будущее».
Журнал разослал оттиски эссе известным людям с просьбой высказаться. Лауреат Нобелевской премии мира Николас Батлер увидел в нем «мощный вызов нашим представлениям о человеческом прогрессе». Эптон Синклер заметил: «Некоторое время назад Вирек поступил на службу к нацистам, и статья показывает, что эта служба не приносит счастья или удовлетворения умному человеку». Эйнштейн промолчал.
Примечательный отклик оставил на своем экземпляре некий - предположу, достаточно близкий - знакомый автора по имени Билл (пока я не смог точно установить, кто это):
«Я бы посоветовал назвать этот выпад «Восемь освободителей человека», разделавшись заодно с Иисусом. Дьявольщина такого сорта принадлежит к средневековой схоластике. Похоже, Сильвестр, ты думаешь, что опоздал родиться на 500 лет. Дорогой Сильвестр, с каких пор «человек» и «Вирек» стали синонимами? И откуда ты взял, что человек потерял веру. Ты имеешь в виду, что Вирек потерял веру, не так ли? С моей точки зрения, человек никогда не был так тверд в своей вере и в понимании ее важности - благодаря Гитлеру, который бросил ей вызов».
Отдельным изданием эссе вышло в 1941 г. в издательстве «Flanders Hall», которое тайно финансировал и контролировал Вирек (этот сюжет достоин отдельного рассказа). Директор издательства Зигфрид Хаук написал к ней восторженное предисловие.
Украшением моего собрания является корректура отдельного издания с другим вариантом обложки и пометой Вирека о том, что это оформление было отвергнуто. В него же вклеен оттиск с приведенным выше отзывом Билла, который, следовательно, был известен автору.
Несмотря на одиозность книжки, автор и после войны дарил ее (видимо, был запас) - например, своему бывшему однокашнику по Городскому колледжу Нью-Йорка Дэвиду Штейнману, известному инженеру-мостостроителю и поэту-любителю.