Два в одном: Моррас и Фюстель де Куланж
Читаю сборник статей дедушки Морраса "Когда французы не любили себя", а в нем много цитат из Фюстеля де Куланжа. Мне показалась интересной подборка его высказываний о германской (и частично французской) историографии XIX века. Насколько он прав, судить не берусь, но информация к размышлению на общие темы довольно любопытная. (Перевод сыроватый - делал для себя, по ходу чтения). Но сначала - отличная фраза:
«Первейший долг великого народа, как и сильной семьи, - любить себя, любить свое прошлое и чтить своих мертвецов»
«Все наши историки на стороне Фридриха II против Людовика XV. Нарисованная ими картина XVIII века - сплошное восхваление Пруссии и Англии и сплошное осуждение Франции».
«Наш патриотизм чаще всего сводится к тому, чтобы стыдиться наших королей, презирать нашу аристократию, злословить по поводу наших институтов. В основе этой разновидности патриотизма лежит ничто иное, как ненависть ко всему французскому... Подлинный патриотизм - это не любовь к почве, но любовь к прошлому, уважение к предшествующим поколениям».
«Немец практичен во всем: он хочет, чтобы его знания служили какой-то цели и приносили пользу. … Во Франции знания либеральны, в Германии - патриотичны».
«Ее наука шагает в ногу с национальными устремлениями, желаниями и антипатиями немецкого народа».
«Во Франции мы утверждаем, что наука не имеет отечества; немцы, безусловно, придерживаются противоположных взглядов. … У немцев есть культ родины и они понимают это слово в самом прямом смысле: Vaterland, terra patrum, земля предков; это страна, где их предки жили и которую они создали. Они любят это прошлое или, по меньшей мере, чтут его. Они говорят о нем как о чем-то священном. В противоположность нам, добрoвольно смотрящим на свое прошлое с гримасой стыда, они восхищаются всем немецким и славят его. … Их историческая критика, столь суровая ко всему не-немецкому, только здесь становится робкой и дрожащей».
«Глаза немецких историков устроены таким образом, что они замечают только то, что выгодно с точки зрения интересов их страны: это их способ понимать историю, и другого они не знают. … История, используемая таким образом, стала одновременно орудием правительства и оружием войны. … Немецкие историки составляют организованную армию, в которой видны командиры и солдаты. Они умеют повиноваться и быть учениками. … В этом сила немецкой науки. Она работает, как армия, достигая больших результатов и выигрывая битвы благодаря порядку, единому направлению удара, постоянству коллективных усилий, превосходной организации масс. В ней безукоризненная дисциплина. Они идут в ногу, поротно и побатальонно. У каждого взвода своя задача, свой приказ, своя миссия, своя цель. … Здесь очень мало инициативы и личных заслуг, но никакое усилие не пропадает даром».
«Первейший долг великого народа, как и сильной семьи, - любить себя, любить свое прошлое и чтить своих мертвецов»
«Все наши историки на стороне Фридриха II против Людовика XV. Нарисованная ими картина XVIII века - сплошное восхваление Пруссии и Англии и сплошное осуждение Франции».
«Наш патриотизм чаще всего сводится к тому, чтобы стыдиться наших королей, презирать нашу аристократию, злословить по поводу наших институтов. В основе этой разновидности патриотизма лежит ничто иное, как ненависть ко всему французскому... Подлинный патриотизм - это не любовь к почве, но любовь к прошлому, уважение к предшествующим поколениям».
«Немец практичен во всем: он хочет, чтобы его знания служили какой-то цели и приносили пользу. … Во Франции знания либеральны, в Германии - патриотичны».
«Ее наука шагает в ногу с национальными устремлениями, желаниями и антипатиями немецкого народа».
«Во Франции мы утверждаем, что наука не имеет отечества; немцы, безусловно, придерживаются противоположных взглядов. … У немцев есть культ родины и они понимают это слово в самом прямом смысле: Vaterland, terra patrum, земля предков; это страна, где их предки жили и которую они создали. Они любят это прошлое или, по меньшей мере, чтут его. Они говорят о нем как о чем-то священном. В противоположность нам, добрoвольно смотрящим на свое прошлое с гримасой стыда, они восхищаются всем немецким и славят его. … Их историческая критика, столь суровая ко всему не-немецкому, только здесь становится робкой и дрожащей».
«Глаза немецких историков устроены таким образом, что они замечают только то, что выгодно с точки зрения интересов их страны: это их способ понимать историю, и другого они не знают. … История, используемая таким образом, стала одновременно орудием правительства и оружием войны. … Немецкие историки составляют организованную армию, в которой видны командиры и солдаты. Они умеют повиноваться и быть учениками. … В этом сила немецкой науки. Она работает, как армия, достигая больших результатов и выигрывая битвы благодаря порядку, единому направлению удара, постоянству коллективных усилий, превосходной организации масс. В ней безукоризненная дисциплина. Они идут в ногу, поротно и побатальонно. У каждого взвода своя задача, свой приказ, своя миссия, своя цель. … Здесь очень мало инициативы и личных заслуг, но никакое усилие не пропадает даром».